Шырав

Володя

Володя

— Комиссар юлташ, — терӗ Володя, — пирӗн пирки эсир ахалех шикленетӗр.
— Товарищ комиссар, — сказал Володя, — вы совсем зря боитесь за нас.

Анчах кунта, ҫӗр айӗнчи тӗттӗмре, ҫӳлти пек, тӑшман киличчен пулнӑ, хӗвел ҫутатнӑ, ирӗклӗн сывлакан аслӑ пурнӑҫ йӗркисене тӗплӗ тытса пыма кирлине кайран Володя хӑй те ӑнланчӗ.
Потом Володя понял, как важно было здесь, под землей, в потемках, точно следовать всем правилам, которым подчинялась та большая, залитая солнцем, свободно дышавшая, просторная жизнь, что была наверху до прихода врага.

Володя тахҫанах ҫак тӗлӗнмелле, нимӗн майлӑ мар пек, ҫав вӑхӑтрах лере, ҫӳлте, вӑрҫӑччен хӑнӑхнӑ пек ҫирӗп йӗркеллӗ, ирӗк туйӑмлӑ пурнӑҫа вӗренсе ҫитрӗ.
Давно уже свыкся Володя с этой жизнью, удивительной, ни на что не похожей как будто, но в то же время во всем отвечающей тем большим, мудрым привычкам и законам, которым подчинялась его жизнь и там, наверху, до войны.

Ленин кӗтесӗнче Володя, ӗҫлемен вӑхӑтра, пионер сборӗ ирттерет.
В Ленинском уголке Володя проводил в свободное от работы время пионерские сборы.

Володя куҫне чарса пӑрахса ватӑ Ковалев ҫине пӑхать.
Володя во все глаза смотрел на старого Ковалева.

— Кала, Володя, кала.
— Давай, давай, Володя!

— Пӗррехинче, — пуҫларӗ Володя, — ку эпӗ пӗркун каласа пани хыҫҫӑн пулнӑ, римлянсем восстани тунӑ гладиаторсене тата чурасене пӗр хӗсӗк вырӑна хӑваласа кӗртнӗ.
— Вот однажды, — начал Володя, — это уж было после того, что я вам в прошлый раз рассказывал, — римляне загнали восставших гладиаторов и рабов в одно узкое место.

Хавхаланса каласа панӑ вӑхӑтра, ҫитӗннӗ партизансем галерея тӗттӗмлӗхӗнчен пырса, интересленсе итлесе тӑнине Володя сисмен…
Воодушевленно повествуя об этом, Володя и не заметил, как из темноты галереи подошли взрослые партизаны, остановились, заслушались…

Ҫакӑнтан пуҫланса кайрӗ вӑл: пӗрре Володя пионерсен сборӗнче челюскинцӑсене Пысӑк ҫӗртен чул мар, пӑр уйӑрни ҫинчен, вӗсем ҫурҫӗр тӗттӗмлӗхӗнче мӗнле пурӑнни ҫинчен, ҫутҫанталӑк хӑрушлӑхне парӑнманни ҫинчен каласа пачӗ.
Началось это с того, что как-то на пионерском сборе Володя рассказал про челюскинцев, которые тоже были если не камнем, то льдами отрезаны от Большой земли и жили также в темноте полярной ночи, но не сдались стихии.

Кунта, партизансем хушшинче Володя тахҫанах ҫав тери тӑнлӑ пултаруллӑ халапҫӑ тесе шутланнӑ.
Здесь же давно прослыл среди партизан на редкость памятливым и увлекательным рассказчиком Володя.

Пӗтӗм вӑя эпир хутӑмӑр, Нушаран чыслӑ хӑтӑлма: Володя, Ваня те Киля аппа Пушар сӳнтертӗмӗр тумламсӑр…
Мы приложили все усилья, Чтоб с честью выйти из беды: Володя, Ваня, тетя Киля Пожар тушили без воды…

— Эс лар, Володя, сывлӑш ҫавӑрса ил, — лӑплантарать вӑл ачана — Ну, мӗн эсӗ ҫавнашкалах хӑраса ӳкрӗн?
— Ты сядь, Володя, отдышись, — успокаивал он мальчика — Ну, чего ты так перепугался?

Володя, татах унталла-кунталла пӑхса, шӑтӑка вӗлт ҫех кӗрсе кайрӗ те — пачах ҫӗтре!
Володя еще раз огляделся, юркнул в расщелину и был таков!

Анчах Володя, фашистсем малалла мӗн тунине пӗлме интересленнӗ пулин те, вӑхӑта сая ярса тӑмарӗ.
Но Володя, хотя ему было и очень интересно узнать, что будут дальше делать гитлеровцы, не стал терять времени.