Шырав

Володя

Володя

Халӗ Володя час-часах ҫӗнӗ карап е мӗнле те пулин хӑй шухӑшласа кӑларнӑ япаласене тунӑ чух, сасӑпа вуласа пама амӑшне ыйтать.
Часто теперь, мастеря новый корабль или какую-нибудь другую хитроумную самоделку, Володя упрашивал мать почитать ему вслух.

Эпӗ вӑл вырӑна пӑхмасӑрах пӗлетӗп! — Володя сылтӑм аллипе сӗтел ҫинчи линейкӑна ҫавӑрса илчӗ те, сулахай аллине пукан ҫинче ларакан ҫаврака корзина хӑлӑпне чиксе, хӑй умӗнче шит пек тытса, Валентина патнелле утрӗ: — «Барра» — тесе ҫухӑрса ячӗ те, таврари сӑртсене янӑратса, хӑватлӑ Спартак хӑйӗн гладиаторӗсене римлянсен темиҫе пинлӗ легионӗсене хирӗҫ ячӗ…
А я прямо даже наизусть помню там! — И Володя, схватив линейку со стола в правую руку, а левую продев через ручку круглой корзины, стоявшей на стуле, выставив ее, как щит, перед собой, двинулся на Валентину: — «С громовым «барра«, которое потрясло окрестные холмы, могучий Спартак двинул своих гладиаторов против многотысячных легионов римлян…

— Мӗнех вара вӑл юратни? — парӑнмасть Володя.
— Ну и что ж, что полюбила? — не сдавался Володя.

Володя нумай вулать, анчах час-часах йӗркесӗр, тӗлли-паллисӗр.
Володя читал много и частенько без разбора.

Кӗскен каласан, пурте паллӑ: Володя халӗ ӗнтӗ татӑклӑнах пӗлет, ҫитӗнсен вӑл учитель пулать.
Словом, все было ясно: Володя знал теперь окончательно, что, когда он вырастет большой, он станет учителем.

Тата пӗр уйӑхран Володя ҫакнашкал шухӑшлама пуҫларӗ: пурнӑҫра чи интересли — класа журналпа, глобус е кайӑк катемпи йӑтса кӗни, класа кӗрсен пурте ура ҫине тӑрсан сана сасӑпа пӗр харӑс саламлани; эсӗ пур, сӗтел хушшине мӑнаҫлӑн кӗрсе ларатӑн, стена ҫине илемлӗ картина ҫакатӑн, пурне те пӗлетӗн, сана пурте сума сӑваҫҫӗ, пурте итлеҫҫӗ, тата кӑштах хӑраҫҫӗ те; эсӗ класс журналне мӗн ҫырнине пурне те вулама пултаратӑн, тӗрлӗ отметкӑсене пӑхса илетӗн, иртӗнме пуҫласан, кирек мӗнле вӑйлӑ ачана та класран кӑларса яратӑн, хулӑн хӗрлӗ кӑранташпа е унтан та ытларах, хӗп-хӗрлӗ чернилпа тетрадьри йӑнӑшсене туртатӑн та, аяла: «В. Дубинин пӑхса тухнӑ. 100 йӑнӑш. Пит япӑх» — тесе ҫыратӑн.
А еще через месяц Володя уже твердо решил, что самое интересное в жизни — это входить с журналом в класс, неся глобус или чучело какой-нибудь птицы, и чтобы все в классе сразу вставали, как только ты появишься, и громко хором здоровались с тобой; ты садишься важно за стол, вешаешь красивую картину на стену, и ты все знаешь, тебя все уважают, все слушаются и даже немного побаиваются; ты можешь читать все, что написано в классном журнале, и заглядывать в любые отметки; ты имеешь право вывести из класса любого силача, если он забалуется, и толстым красным карандашом или — даже более того — совершенно красными чернилами подчеркивать ошибки в тетрадях и подписываться внизу страницы: «Смотрел В. Дубинин, 100 ошибок. Очень плохо»…

— Атте, — терӗ Володя хӑюсӑр, анчах ҫапах та ашшӗне, яланхи пек, куҫӗнчен пӑхрӗ, — санӑн аллу ҫинче те якӑрпа ҫӑлтӑр та-туту… ировать, тунӑ-ҫке…
— Папа, — нерешительно, но глядя, как всегда, прямо в глаза отцу, сказал Володя, — а у тебя у самого на руке якорь и звезда нататута… ированы…

— Атте, ара эпӗ кивӗ режим палли мар-ҫке, якӑр тӑвасшӑнччӗ, — терӗ Володя.
— Папа, так ведь я же не старого режима значок хотел, а якорь, — возразил Володя.

Володя чӑтаймарӗ, трофейне ҫав каҫах ашшӗне кӑтартрӗ.
Володя не удержался, показал свой трофей отцу.

Ҫав кун Володя ашшӗ патне карап ҫине кайрӗ.
Володя в этот день отправился к отцу на корабль.

Володя компасне пӗчӗк замша енчӗке чиксе ҫӳрет, кирлӗ-и, кирлӗ мар-и, кашни утӑмрах кӑларса пӑхать, компасне вӑл нихҫан та хӑйӗнчен уйӑрман, уйӑрма та шухӑшламасть.
..» Володя носил компас в маленьком замшевом чехольчике, сверялся с ним на каждом шагу, надо не надо, вообще никогда не расставался с ним, да и не собирался расставаться.

Володя компаса адмиралтейски тесе ят панӑ.
Володя называл его адмиралтейским.

Хӑй енчен Володя, сикеймесен, кӗсьене чиксе ҫӳремелли ашшӗ илсе килнӗ ҫӗнӗ компаса пама пулчӗ.
Со своей стороны, Володя отвечал на спор новеньким карманным компасом, который ему привез из плавания отец.