Шырав

Шырав ĕçĕ:

туйнӑ (тĕпĕ: туй) more information about the word form can be found here.

Аслӑ Артамонов, пуҫне чалӑштарса, корпуссем тӑрӑх, килхушши тӑрӑх вӑкӑр пек пӑхкаласа ҫӳренӗ, поселок урамӗ тӑрӑх ачасене хӑратса ҫӳренӗ, хӑй вара пур ҫӗрте те темле ҫӗнӗ, тӗлӗнмелле япала пуррине сиснӗ: ҫак пысӑк ӗҫре вӑл халь ытлашши ҫын пекех, аякран пӑхса тӑракан ҫын пекех туйнӑ.
Быком, наклоня голову, Артамонов старший ходил по корпусам, по двору, шагал по улице посёлка, пугая ребятишек, и всюду ощущал нечто новое, странное: в этом большом деле он являлся почти лишним, как бы зрителем.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Анчах та шӑллӗ тем пирки ҫав пысӑк ҫынсем евӗрлӗ пулман, вара, вӑхӑчӗ-вӑхӑчӗпе, ӑна юратман пулин те, Петр Алексей ыттисенчен ҫивӗчрех, ӑслӑрах тата хӑрушӑрах та пулнине туйнӑ.
Но брат был чем-то не похож на этих больших людей, и порою, несмотря на неприязнь к нему, Пётр чувствовал, что Алексей острее, умнее их и даже опаснее.

Анчах пуҫӗ мухмӑрпа пӑтранса тӑнине тата лӗнчӗркесе ҫитнӗ кӗлетки ывӑннине туйнӑ вӑхӑтрах, шӑллӗне сӑнаса, вӑл хӑйӗн ӑшӗнче тепӗр кӑткӑс туйӑм ӳссе пынине сисрӗ: вӑл шӑллӗне пӗр вӑхӑтрах ӑмсанать те хисеплет те; унран вӑрттӑн тӑрӑхлани те, ӑна курайманни те пур.
Но сквозь туман в голове и усталость отравленного, измотанного тела, он, присматриваясь к брату, испытывал всё более сложное чувство, смесь зависти и уважения, скрытой насмешливости и вражды.

Кӑпӑш юр тӑрӑх утса пырса, Артамонов, Никита ҫакӑнса вилме тӑнӑ каҫхинехи тата Павел Никонова вӗлернӗ сехетри пекех, халӗ те хӑйне такам лутӑркаса, лапчӑтса хунӑ пек туйнӑ.
Артамонов, шагая по рыхлому снегу, чувствовал себя так же смятым и раздавленным, как в ночь покушения Никиты на самоубийство и в час убийства Павла Никонова.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Амӑшӗ ывӑлӗнчен кулӑшла хӑранӑ евӗрлех, Петр хӑй те ун умӗнче именнине туйнӑ.
Нечто близкое смешному страху матери пред сыном ощущал пред ним и сам Пётр.

Кӗске вӑхӑтлӑха та пулин фабрикӑшӑн тӑрӑшассинчен, ун ҫинчен шухӑшлассинчен хӑтӑлма пултарсанах, Артамонов ҫӗнӗрен ҫынсене юратми пулса тӑнӑ, хӑйӗнпе кӑмӑлсӑрланнине туйнӑ, ҫак туйӑмсем ӑна ҫӑра тӗтре пек ҫавӑрса илнӗ.
Когда ему удавалось выскользнуть на краткое время, выломиться из ограниченного круга забот о фабрике, он снова чувствовал себя в густом тумане неприязни к людям, недовольства собою.

Артамонов ҫак ҫынсем чӑн-чӑн ҫынсем маррине хӑйӗн пӗтӗм ӑшчиккипе туйнӑ, ҫавӑнпа вӑл хӑйӗн шӑллӗне, пысӑк та кирлӗ ӗҫӗн ҫур хуҫи шутланакан ҫынна, — ҫавсем мӗн тума кирлӗ пулнине ӑнланайман.
Артамонов всем существом своим чувствовал, что это не настоящие люди, и не понимал, зачем они брату, хозяину половины большого, важного дела?

Вара вӑл хӑйне темле куҫа курӑнман, ҫав тери ҫирӗп алӑсем ярса тытса ҫавӑркаланине туйнӑ, кунӗ-кунӗпе кӗрлекен шав, пуҫа тулса, ӗҫ пирки шухӑшлассисӗр пуҫне, ытти нимӗнле шухӑш валли те вырӑн хӑварман, фабрика трубинчен мӑкӑрланакан кӑтра тӗтӗм тавралӑха салхулӑхпа кичемлӗх сарса тӗксӗмлетнӗ.
Тогда он чувствовал, что его схватили и вертят невидимые, цепкие руки, целодневный шум, наполняя голову, не оставлял в ней места никаким иным мыслям, кроме тех, которые внушались делом, курчавый дым фабричной трубы темнил всё вокруг унынием и скукой.

Вӑл час-часах ашшӗ унран хӑйӗнчен хӑранине те туйнӑ, акӑ халь те хӑрать вӑл.
Он нередко чувствовал, что отец и его боится, вот — сейчас боится.

Петр ывӑлне вӗрентме пӗлменнине, ывӑлӗ ҫавна ӑнланнине туйнӑ.
Пётр чувствовал, что не умеет учить сына и что сын понимает это.

Петр арӑмӗ ытлашши тӑрӑшнине, унӑн ачашлӑхӗ хӑйне хавшатса пынине ытларах та ытларах туйнӑ.
Пётр нередко и всё чаще чувствовал, что жена усердствует чрезмерно, ласки её опустошают его.

Ҫавӑн пек самантсенче Петр Артамонов хӑйне темле кичем тунсӑх пӑвса лартнине туйнӑ, ку тунсӑх ӑна Ватаракша шывӗнчи симӗс те ҫӑра лӗкӗ евӗрлӗ туйӑннӑ, ҫак шывра пӗртен-пӗр йышши пулӑ — мӑнтӑр та ухмах хура карас ҫеҫ пурӑнма пултарнӑ.
В такие минуты Пётр Артамонов чувствовал, что его душит скука, зеленоватая и густая, как тина реки Ватаракши, в которой жила только одна рыба — жирный, глупый линь.

Шӑллӗ патӗнче хӑнара ларнӑ чухне Петр хӑйне яланах килтинчен лайӑхрах, кӑмӑллӑрах пулнине туйнӑ, ҫакӑ ӑна кӳрентернӗ те, ӑмсантарнӑ та.
Сидя в гостях у брата, Пётр всегда с обидой и завистью чувствовал себя более уютно, чем дома.

Чылаях ватӑлнӑ пулин те, Алексей хӑйне ҫамрӑк чухнехи пек ҫивӗч туйнӑ, унӑн хурчӑканни пек куҫӗсем савӑнӑҫлӑн ялкӑшнӑ.
Хотя он сильно постарел, но к нему вернулась юношеская живость, и ястребиные глаза его блестели весело.

Наталья хӑй ҫывӑхӗнче пулнӑ чухне вӑл яланах темӗнле тӗлӗнмелле сӑмах персе яма е хӑрушӑ ӗҫ туса хума пултарнине туйнӑ, ҫавӑнпа та вӑл ҫак хурлӑхлӑ вӑхӑтра та хӑй сисмесӗрех мӗн те пулин каласа ярасран хӑрарӗ.
Всегда, когда Наталья была близко к нему, он чувствовал, что может сказать или сделать нечто необыкновенное, может быть, страшное, и даже в этот час боялся, что помимо воли своей скажет что-то.

I сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Наталья хӑш чухне упӑшки ун ҫине тарӑхса, ун ҫурӑмӗ хыҫӗнче пытанса тӑракан темле япалана курма кансӗрленӗ пек, пӑхнине туйнӑ.
Наталья чувствовала, что иногда он смотрит на неё так, как будто она мешает ему видеть что-то другое, скрытое за её спиной.

Натальйӑн ҫак сӑмахӗсем Никитӑн кӑмӑлне кайман, ку сӑмахсенче вӑл инкӗш ытлашши кичемленнине, ытлашши пӑлханнине туйнӑ, тата, тен, унта ӑмсанни те путнӑ пуль…
Никите не нравится, как Наталья говорит это, в словах её он слышит избыток печали, излишек тревоги и как будто зависть.

Ҫавӑнпа та ҫак хӗрарӑм ҫумӗнче ачашланса выртнӑ чухне Илья хӑйне вӑйлӑрах та ӑслӑрах ҫын пулнӑ пек туйнӑ.
Илья чувствует себя сильнее и умнее рядом с этой женщиной.

Вӑл, хӗрне кӑлӑхах ҫилленнине хӑй те туйнӑ пулин те, ӑна час-часах ҫапкаласа илнӗ.
И всё чаще она поколачивала дочь, сама чувствуя, что без причины злится на неё.

Батманов патне чӗнтерсе илнӗ ҫынсем ӗҫ кӑткӑс пулнине пурте туйнӑ.
Все, кого вызвал к себе Батманов, чувствовали серьезность момента.

Тӑххӑрмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics