Corpus of the Chuvash language

Вӑл ӗнтӗ пӑрӑнчӑк кӗлеллӗ атӑ тӑхӑннӑ штабс-капитан Михайловпа унӑн рисурс тесе ҫыракан тата географие чухласах кайман юлташӗ ҫинчен, унӑн эс ҫинчи шурчак сӑн-питлӗ тусӗ ҫинчен (пулма та пултарать, тен, ун ҫав Наташӑна таса мар чӗрнеллӗ хӗрарӑм теме те сӑлтав пулнӑ пулӗ), кусем ҫинчен ҫеҫ мар провинцисенче вӑхӑта ахаль сая ярса пурӑнакан пур ҫынсем ҫинчен те, хӑй кӑмӑлламан вараланчӑк ҫынсем ҫинчен ырӑ шухӑшах шухӑшламасть.

о самом штабс-капитане Михайлове, на стоптанных сапогах, о товарище его, который пишет рисурс и имеет такие странные понятия о географии, о бледном друге на эсе (может быть, даже и не без основания вообразив себе эту Наташу с грязными ногтями), и вообще о всем этом праздном грязненьком провинциальном презренном для него круге,

2 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Тата пире пӗри, Петербургран килнӗскер, каласа пачӗ (вӑл министр патӗнче уйрӑм порученисем енӗпе ӗҫлет, ытарма ҫук аван ҫын, халь ӗнтӗ, хулара никам та ҫук чух, пирӗншӗн вӑл ҫав тери рисурс, ун ҫинчен эсӗ шухӑшлама та пултараяс ҫук) — пирӗннисем Евпаторие тытса илнӗ пулас, тет вӑл, французсем ӗнтӗ текех Балаклавӑпа ҫыхӑну тытаймӗҫ, ӑна тытса илнӗ чух пирӗннисен 200 ҫын пӗтнӗ, а французсен 15 пине яхӑн.

Рассказывал же нам один приезжий из Петербурга (он у министра, по особым порученьям, премилый человек, и теперь, как в городе никого нет, такая для нас рисурс, что ты себе представить не можешь) — так он говорит наверно, что наши заняли Евпаторию, так что французам нет уже сообщения с Балаклавой, и что у нас при этом убито двести человек, а у французов до пятнадцати тысяч.

2 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.