Corpus of the Chuvash language

Тата пире пӗри, Петербургран килнӗскер, каласа пачӗ (вӑл министр патӗнче уйрӑм порученисем енӗпе ӗҫлет, ытарма ҫук аван ҫын, халь ӗнтӗ, хулара никам та ҫук чух, пирӗншӗн вӑл ҫав тери рисурс, ун ҫинчен эсӗ шухӑшлама та пултараяс ҫук) — пирӗннисем Евпаторие тытса илнӗ пулас, тет вӑл, французсем ӗнтӗ текех Балаклавӑпа ҫыхӑну тытаймӗҫ, ӑна тытса илнӗ чух пирӗннисен 200 ҫын пӗтнӗ, а французсен 15 пине яхӑн.

Рассказывал же нам один приезжий из Петербурга (он у министра, по особым порученьям, премилый человек, и теперь, как в городе никого нет, такая для нас рисурс, что ты себе представить не можешь) — так он говорит наверно, что наши заняли Евпаторию, так что французам нет уже сообщения с Балаклавой, и что у нас при этом убито двести человек, а у французов до пятнадцати тысяч.

2 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.