Шырав

Ринтынэ

Ринтынэ, тет, вӑл… — кӑшкӑрать Кэукай, хӑйсен килӗ еннелле чупса.
Он говорит — Ринтынэ!.. — закричал Кэукай, подбегая к своему дому.

— Ринтынэ!
— Ринтынэ!

Ринтынэ, тет, вӑл!
Он говорит — Ринтынэ!

— Ман анне Ринтынэ ятлӑ.
— Мою маму звали Ринтынэ.

«Шухӑшлас пулать, унта, тинӗс пырӗ леш енче, хам мӗнле пурӑннине йӑлтах, йӑлтах аса илмелле», — тунсӑхласа шухӑшларӗ Ринтынэ.
«Надо думать, вспоминать, надо все-все вспоминать, что было со мной там, за проливом», — с тоской подумала Ринтынэ.

Ринтынэ ҫаксене пӗтӗмӗшпех, тӗпӗ-йӗрӗпех аса илчӗ, ӑшшӑн кулса илчӗ, пӗр самантлӑха ҫеҫ пулин те, чӑнахах та, хӑйӗн тӑван ҫӗрне ҫитсе курнӑ пек туйӑнчӗ ӑна.
Все это с такими мельчайшими подробностями всплыло в памяти Ринтынэ, что она даже улыбнулась, словно на какое-то мгновение ей действительно удалось побывать на родной земле.

— Ӳкетӗн! — тесе кӑшкӑрать ӑна Ринтынэ.
— Упадешь! — кричит ей Ринтынэ.

Вияль пулӑ ҫакса типӗтмелли каштасем ҫинче ҫӳлте ларать, Ринтынэ вара ӑна тасатса хатӗрленӗ пулӑ парса тӑрать.
Вияль сидит вверху, на вешалах, а Ринтынэ подает ей разделанную рыбу.

Ринтынэ шухӑшӗпе хӑй ҫуралса ӳснӗ Рэн ялне куҫса кайрӗ, ун куҫӗ умне Рэн таврашӗнчи тӑван вырӑнсем шӑвӑнса тухрӗҫ, хӑйӗн чи юратнӑ вырӑнне курчӗ вӑл, вара ун хӑйне ҫав вырӑна пытарттарас килсе кайрӗ…
Ринтынэ мысленно представила себе родные места вокруг поселка Рэн, где она родилась, вспомнила самое любимое место, где хотелось бы ей быть похороненной.

Хӑйӗн ӗмӗчӗ нихҫан та ҫитес ҫуккине пӗлни Ринтынэ чунне ҫав тери ыраттарчӗ, ҫав тери хурлантарчӗ, вара вӑл питне аллисемпе хупларӗ те макӑрса ячӗ.
От мысли, что ее желание никогда не исполнится, Ринтынэ стало так больно, так горько, что она закрыла лицо руками и заплакала.

Пӗччен юлнӑ Ринтынэ каллех хӑй ҫуралнӑ ҫӗршывне аса илчӗ.
Оставшись одна, Ринтынэ снова вспомнила о родной земле.

Ринтынэ ывӑлӗ ҫине кӑмӑллӑн пӑхса хуллен ҫеҫ каланҫи пулчӗ, «Гоомона юратать вӑл, питӗ юратать», — тесе шухӑшларӗ вӑл, вара антӑхса кайсах ӳсӗрме пуҫларӗ.
Ринтынэ ласково посмотрела на него, слабо улыбнулась: «Любит он Гоомо, очень любит», — подумала она и зашлась в надрывающем душу кашле.

— Эсир калани тӗрӗс пулсан, пит аванччӗ-ха вӑл, — терӗ Ринтынэ.
— Очень хотела бы я, чтобы те вести были верные,— отозвалась Ринтынэ.

— Юрать эппин, лар хӑвӑн вырӑнна, — терӗ Ринтынэ.
— Ну хорошо, сядь на свое место, — сказала Ринтынэ.

— Ывӑл умӗнче ҫак сӑмахсене калас килмерӗ, халӗ калам эппин, — терӗ Ринтынэ, куҫне уҫса:
— Не хотела при сыне этих слов говорить, а теперь скажу, — Ринтынэ открыла глаза.

— Тухса пӑх, тухса пӑх, — тепӗр хут хушрӗ Ринтынэ.
— Пойди, пойди, посмотри, — повторила Ринтынэ.

Ринтынэ, куҫне хупса, хускалмасӑр выртать.
Ринтынэ лежала неподвижно, с закрытыми глазами.

— Мэнгылюпа Экэчо Акоран хӑратчӗҫ, вӗсемпе туслӑ пурӑнакансем те хӑратчӗҫ унтан, — питӗ хуллен каларӗ Ринтынэ.
— Мэнгылю и Экэчо боялись Ако, боялись его также и те, кто в дружбе был с Мэнгылю и Экэчо, — очень тихо, стараясь не напрягать голоса, сказала Ринтынэ.

Ринтынэ хускалса пуҫне ҫӗклерӗ, анчах вӑй-халӗ ҫуккипе ҫавӑнтах пуҫне ӳкерчӗ.
Ринтынэ встрепенулась, подняла голову и тут же беспомощно уронила ее.