Шырав

Горицветов

«Глеб пуп та ҫавнах каланӑ, Горицветов та, тата ыттисем те нумайӑшӗ ҫавнах каланӑ. Ҫапла ҫав, ҫынсем эрешмен картине лекнӗ шӑнасем пекех тапаҫланаҫҫӗ».
«Поп Глеб то же говорил, и Горицветов, и ещё многие. Да, мухами в паутине бьются люди».

— Степан Горицветов пек ҫынсем вӗсем — вилсе пӗтсе пыракан йӑх ҫыннисем.
— Такие люди, как Степан Горицветов, — люди вымирающего племени.

Горицветов, Елизавета Попова патне чупса пырса, ун ҫине кӑшкӑрнӑ:
Горицветов подбегал к Елизавете Поповой и кричал на неё:

Ӗҫсӗр супса пурӑнакан Горицветов та йӗрӗнмелле ҫын пулнӑ; вӑл вӗршӗн пек вӗлтлетсе ҫӳренӗ, кӗтмен ҫӗртен пырса тухнӑ, куҫран ҫухалнӑ, унтан каллех пырса тухнӑ та, пурин ҫине те хаяррӑн, пӗчӗк йытӑ пек сиксе ӳкнӗ, хӑйӗннех кӑшкӑрнӑ:
Противен был бездельник Горицветов; он мелькал, как стриж, неожиданно являлся, исчезал, снова являлся и, наскакивая на всех злой, маленькой собачкой, кричал своё:

Яков яланах кӑмӑлсӑртараххӑн, кӗскен, анчах ӑнланмалла каласа панӑ; унӑн сӑмахӗсем тӑрӑх ҫапла пулса тухнӑ: Мирон Российӑн пӗтӗм Европа пурӑнакан йӗркепех пурӑнмалла, тет, Горицветов Российӑн хӑйӗн ҫулӗ пуррине ӗненет.
Яков всегда отвечал неохотно, коротко, но понятно; по его словам выходило, что Мирон говорит: Россия должна жить тем же порядком, как живёт вся Европа, а Горицветов верит, что у России свой путь.

Горицветов ӑна пиччӗшӗн ывӑлӗнчен те ытларах кӑмӑла кайман, вӑл ҫын ӑна темле шӗвек пек, шанчӑксӑр пек туйӑннӑ, вӑл палӑрмаллах темрен хӑранӑ, кӑшкӑрнӑ.
Горицветов не нравился ему ещё более, чем племянник, в нём было что-то жидкое, ненадёжное, он явно чего-то боялся, кричал.

Горицветов ҫаплах кӑшкӑрнӑ:
Горицветов кричал:

Артамонова Горицветов та начар мар, ухмахла мар калаҫнӑ пек туйӑннӑ.
Артамонову старшему казалось, что и Горицветов тоже говорит не плохо, не глупо.

Ӑна Яков хӑйӗн тетӗшӗ патӗнче пулнӑ чух Миронпа унӑн тусӗ — сапаланчӑк, пӑлхануллӑ Горицветов хушшинчи вӗҫӗмсӗр тавлашусене хутшӑнманни кӑмӑла кайнӑ.
Ему нравилось, что Яков, бывая у дяди, не вмешивался в бесконечные споры Мирона с его приятелем, отрёпанным, беспокойным Горицветовым.

— Типӗрех, — шухӑшланӑ та ун пирки Артамонов, Илья кӑшкӑрса пакӑлтатакан Горицветов пек, кахал та саврӑнкалайман Яков пек, ачалӑха хӑвӑрт ҫухатса, кӗнекере ҫырнӑ пек калаҫакан, хӑвӑрт шӑртланса каякан Мирон пек пулманнипе, вӑл вӗсенчен пачах уйрӑлса тӑнипе хӑйне хӑй лӑплантарнӑ; Мирон пурнӑҫри кашни ӗҫ пиркиех кӗнекесенче ҫирӗп закон пуррине пӗлсе тӑракан чиновник евӗрлӗ пулнӑ.
«Суховат», — думал Артамонов и утешал себя тем, что Илья выгодно не похож на крикливого болтуна Горицветова, на вялого, ленивого Якова и на Мирона, который, быстро теряя юношеское, говорил книжно, становился заносчив и похож на чиновника, который знает, что на каждый случай жизни в книгах есть свой, строгий закон.

Горицветов — вӗсем пекех хавасланса кулмасть, вӑл яланах, хӑйӗн куллине пат татса, юлташӗсене ӗнентерме тӑрӑшать:
Горицветов же не так охотно, как они, и всегда решительно обрывал смех свой, убеждая друзей:

Горицветов — пӗчӗкҫеҫ, ҫав тери ҫивӗч ача, куршанкӑ пек чикекенскер пулнӑ, енчен енне сулланарах ҫӳренӗ, унӑн куҫӗсем яланах ҫынна мӑшкӑлланӑ пек пӑхнӑ, ҫавӑн пирки вӑл хӑнчӑр куҫлӑ пек курӑннӑ.
Горицветов — этот маленький, пронырливый мальчишка, колючий, как репейник, ходил виляющей походкой, его глаза были насмешливо вывихнутыми и казались косыми.