Шырав

Шырав ĕçĕ:

Алексевнӑна (тĕпĕ: ) more information about the word form can be found here.

Вӑл гимназие ҫӳренӗ; калаҫа-калаҫа Марья Алексевнӑна Федьӑна гимнази пансионне пама ӳкӗте кӗртрӗҫ, — унта ун патне Дмитрий Сергеич кӗрсе тухма пултарать, уяв чухне Вера Павловна ӑна хӑй патне илсе каять.
Он ходил в гимназию; уговорили Марью Алексевну отдать его в пансион гимназии, — Дмитрий Сергеич будет там навещать его, а по праздникам Вера Павловна будет брать его к себе.

II // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Марья Алексевнӑна мухтаса каланӑ сӑмах
Похвальное слово Марье Алексевне

XXIV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Лопухов каласа пӗтерсен, Марья Алексевна ун пек пуҫкасаканпа калаҫни пустуях пулнине курчӗ, ҫавӑнпа тӳрех туйӑмӗсем ҫинчен калама тытӑнчӗ, Верочка пирӗнпе килӗшмесӗрех качча тухнӑшӑн кӳрентӗм, мӗншӗн тесен ҫакӑ вӑл амӑшӗн чӗрине питӗ ыраттарать, терӗ; сӑмах амӑшӗн туйӑмӗпе кӳренӗвӗ ҫинчен пуҫлансан, вӗсем иккӗшӗ те кун ҫинчен шарламасӑр иртсе кайма юраман пирки ҫеҫ калаҫрӗҫ, мӗншӗн тесен йӗрки ҫапла хушать; йӗрке хушнӑ пек калаҫкаласа илчӗҫ — Марья Алексевна: эпӗ хӗре юратакан амӑшӗ, ҫавӑнпа кӳрентӗм, терӗ, — Лопухов: юратакан амӑшӗ пулсан, кӳренмесен те пултарать» терӗ; йӗрке хушнӑ тӑрӑх туйӑмсем ҫинчен ҫителӗклӗ калаҫса илнӗ хыҫҫӑн йӗрке хушнипех тепӗр пункт ҫине куҫрӗҫ, эпир хӗрӗмӗре яланах телей суннӑ, терӗҫ, — ку пӗр енчен, тепӗр енчен вара, ку иккӗленмелли япала мар, терӗҫ; ку тӗлӗшпе те ҫителӗклӗ калаҫнӑ хыҫҫӑн сывпуллашма пуҫларӗҫ, йӗрке мӗн чухлӗ хушнӑ, ҫавӑн чухлӗ сывпуллашрӗҫ, вара ҫапла калаҫса татӑлчӗҫ: Лопухов, амӑшӗн чӗри ыратнине ӑнланса, Марья Алексевнӑна хӗрӗпе халех тӗл ан пултӑр тесе ыйтать, мӗншӗн тесен ку вӑл халӗ амӑшӗшӗн йывӑр пулнӑ пулӗччӗ; Марья Алексевна часах акӑ Верочка телейлӗ пурӑнма пуҫлани ҫинчен илтӗ, — вӑл Верочкӑна телей суннисӗр пуҫне урӑх нихҫан та нимӗн те сунман, — вара унӑн чӗри лӑпланӗ, ҫапла вара хӗрӗпе тӗл пулсан кӳренмӗ.
Когда Лопухов кончил, то Марья Алексевна видела, что с таким разбойником нечего говорить, и потому прямо стала говорить о чувствах, что она была огорчена, собственно, тем, что Верочка вышла замуж, не испросивши согласия родительского, потому что это для материнского сердца очень больно; ну, а когда дело пошло о материнских чувствах и огорчениях, то, натурально, разговор стал представлять для обеих сторон более только тот интерес, что, дескать, нельзя же не говорить и об этом, так приличие требует; удовлетворили приличию, поговорили, — Марья Алексевна, что она, как любящая мать, была огорчена, — Лопухов, что она, как любящая мать, может и не огорчаться; когда же исполнили меру приличия надлежащею длиною рассуждений о чувствах, перешли к другому пункту, требуемому приличием, что мы всегда желали своей дочери счастья, — с одной стороны, а с другой стороны отвечалось, что это, конечно, вещь несомненная; когда разговор был доведен до приличной длины и по этому пункту, стали прощаться, тоже с объяснениями такой длины, какая требуется благородным приличием, и результатом всего оказалось, что Лопухов, понимая расстройство материнского сердца, не просит Марью Алексевну теперь же дать дочери позволения видеться с нею, потому что теперь это, быть может, было бы еще тяжело для материнского сердца, а что вот Марья Алексевна будет слышать, что Верочка живет счастливо, в чем, конечно, всегда и состояло единственное желание Марьи Алексевны, и тогда материнское сердце ее совершенно успокоится, стало быть, тогда она будет в состоянии видеться с дочерью не огорчаясь.

XXIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Лопухов Павел Константинычпа таврӑнчӗ, — ларчӗҫ; Лопухов Марья Алексевнӑна хӑйӗн сӑмахне итлеме ыйтрӗ, эсир кайран калаҫӑр, терӗ те калама пуҫларӗ, Марья Алексевна ӑна пӳлме хӑтланнӑ чухне Лопухов сассине вӑйлӑ хӑпартса калаҫрӗ, хӑйӗн сӑмахне каласа пӗтерчӗ, вӗсене уйӑрма ҫуккине ӑнлантарса пачӗ, мӗншӗн тесен Сторешниковпа нимӗн те пулмассине эсир хӑвӑр та пӗлетӗр, ҫавӑнпа вара эсир хӑвӑра хӑвӑр чӑрмантарни те кӑлӑхах пулать, тепӗр тесен, хӑвӑрӑн кӑмӑлӑр: укҫа ытлашши пулсан, хӑтланса пӑхма та пултаратӑр: э, мӗнех ҫав, кӳренмелли те ҫук, мӗншӗн тесен Верочка нихҫан та Сторешникова качча тухасшӑн пулман, апла пулсан, ку ӗҫ нихҫан та пурнӑҫланма пултарас ӗҫ пулман, кӑна эсир, Марья Алексевна, хӑвӑр та куртӑр ӗнтӗ, хӗре вара, кирек мӗнле пулсан та, качча парас пулатех, ку ӗҫ вара ашшӗ-амӑшӗшӗн яланах убыткӑллӑ; парне парас пулать тата туй хӑй те хакла ларать, чи кирли вара парне ӗнтӗ: апла пулсан, Марья Алексевнӑпа Павел Константиныч, тӑкак тумасӑр качча тухнӑшӑн хӗре тав тумалла сирӗн!
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, — сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать: да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а девушку во всяком случае надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба сама по себе много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!

Анчах унсӑрӑн май килмест-ҫке, Марья Алексевнӑна лайӑх взятка парас пулать.
Но нельзя иначе, надо хорошую взятку Марье Алексевне.

XV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Дмитрий Сергеич унпа преферансла вылярӗ, малтан выляса илчӗ, унтан Марья Алексевнӑна каялла выляса илме май пачӗ, унтан тата 35 пус выляса ячӗ, — вӑл Марья Алексевнӑна пӗрремӗш хут савӑнтарчӗ, вӑл тухса кайнӑ чухне Марья Алексевна питӗ хаваслӑ юлчӗ, — укҫашӑн мар, хӑйне хӑех питӗ хаваслӑ юлчӗ: материализм ӑшне путсах ларнӑ чӗресен те тап-таса идеалла савӑнӑҫсем пур, ҫакӑ вӑл пурнӑҫа материализмла ӑнлантарса пани ҫителӗклӗ маррине ӑнлантарса парать те ӗнтӗ.
Дмитрий Сергеич поиграл с нею в преферанс вдвоем, сначала выигрывал, потом дал отыграться, даже проиграл тридцать пять копеек, — это в первый раз снабдил он ее торжеством и, уходя, оставил ее очень довольною, — не деньгами, а собственно торжеством: есть чисто идеальные радости у самых погрязших в материализме сердец, чем и доказывается, что материалистическое объяснение жизни неудовлетворительно.

XI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах эпӗ ҫаксене пурне те Лопухова тӳрре кӑларас тесе мар, Лопухов мӗнле ҫын иккенне вӑхӑтра туйса илеймен Марья Алексевнӑна тӳрре кӑларас тесе ҫеҫ калатӑп.
Но все это я говорю только в оправдание недосмотра Марьи Алексевны, не успевшей вовремя раскусить, что за человек Лопухов, а никак не в оправдание самому Лопухову.

IX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах та Лопухов Марья Алексевнӑна хӑй шухӑшне йӑлтах каласа паман, вӑл асӑрхануллӑ пулнӑ пулин те, ҫак вӑл асӑрхануллӑ пулнинчен килмен, Лопухов Марья Алексевнӑпа латинла калаҫман, ҫавӑн пекех вӑл ӑна хӑйӗн шухӑшне те йӑлтах каласа паман, ӑна медицинӑн питӗ интереслӗ чи ҫӗнӗ ҫитӗнӗвӗсем ҫинчен хӑй мӗн шухӑшланине каласа парса йӑлӑхтарман: Лопухов, ӑнланмалла мар сӑмахсем кӑшкӑра-кӑшкӑра, ҫынна асаплантарма пултарайман, ку тӗлӗшпе ун ӑс-тӑнӗ те, сӑпайӗ те ҫителӗклех пулнӑ.
Но до этого Лопухов не договаривался с Марьею Алексевною, и даже не по осторожности, хотя был осторожен, а просто по тому же внушению здравого смысла и приличия, по которому Лопухов не говорил с Марьей Алексевной на латинском языке и не утруждал ее слуха очень интересными для него самого рассуждениями о новейших успехах медицины: Лопухов имел настолько рассудка и деликатности, чтобы не мучить человека декламациями, непонятными для этого человека.

Сӑмахран, Лопухов Верочкӑпа «тупӑш» ҫинчен калаҫать, вӑл ҫав «тупӑш» ҫинчен ӑнлантарса пама пуҫлас пулсан, Марья Алексевна, ҫак тупӑшӑн тупӑшӗ хӑйӗн тупӑшӗпе ытлашши пӗр пекех маррине курса, пит-куҫне те пӗркелентерсе илнӗ пулӗччӗ-и, тен, анчах Лопухов Марья Алексевнӑна ун ҫинчен ӑнлантарса паман, Верочкӑпа калаҫнӑ чухне те ун пек ӑнлантарни пулман, мӗншӗн тесен Верочка вӗсем калаҫакан кӗнекесенче вӑл сӑмахӑн пӗлтерӗшӗ мӗнле пулнине пӗлнӗ.
Если бы, например, Лопухов стал объяснять, что такое «выгода», о которой он толкует с Верочкою, быть может, Марья Алексевна поморщилась бы, увидев, что выгода этой выгоды не совсем сходна с ее выгодою, но Лопухов не объяснял этого Марье Алексевне, а в разговоре с Верочкою также не было такого объяснения, потому что Верочка знала, каков смысл этого слова в тех книгах, по поводу которых они вели свой разговор.

Ҫавӑн чухлӗ вӗреннӗ ырӑ кӑмӑллӑ писательсем Лопухов йышши ҫынсене ҫавӑн пек ӑнланнӑ пулсан, невушлӗ эпир Марья Алексевнӑна вӑл Лопухов йышши ҫынсене пирӗн чи лайӑх писательсем, мыслительсемпе вӗрентекенсем ӑнланнинчен ытларах ӑнланайманшӑн вӑрҫӑпӑр?
Если столь просвещенные и благородные писатели так поняли людей вроде Лопухова, то неужели мы будем осуждать Марью Алексевну за то, что она не рассмотрела в Лопухове ничего, кроме того, что поняли в людях его разряда лучшие наши писатели, мыслители и назидатели?

Кашниех йӑнӑшма пултарать; ҫын хӑй ӑнланман япаласем ҫинчен калаҫать пулсан, айван йӑнӑшсем пулма пултараҫҫӗ; анчах Марья Алексевна Лопухова кӑмӑллать пулсан, вӑл ӑна хӑйӗн ҫав йӑнӑшӗсене пула кӑна кӑмӑллать тени тӗрӗс мар пулӗччӗ: Марья Алексевнӑна Лопуховӑн чӑн-чӑн ӗҫӗсемпе сӑмахӗсенче мӗн те пулин шанмалла марри курӑннӑ пулсан, пуян хӗр ҫинчен тата Филипп Эгалите ҫинчен пулма пултармалла мар тем тӗрлӗ шухӑшланисем те Марья Алексевнӑн сывӑ ӑс-тӑнне хупӑрласа хурайман пулӗччӗҫ.
Ошибаться может каждый, ошибки могут быть нелепы, если человек судит о вещах, чуждых его понятиям; но было бы несправедливо выводить из нелепых промахов Марьи Алексевны, что ее расположение к Лопухову основывалось лишь на этих вздорах: нет, никакие фантазии о богатой невесте и благочестии Филиппа Эгалите ни на Минуту не затмили бы ее здравого смысла, если бы в действительных поступках и словах Лопухова было заметно для нее хотя что-нибудь подозрительное.

Дмитрий Сергеич хака чакарчӗ пулсан, чӑннипе илсен, вӑл Марья Алексевнӑна килӗшми пулмалла, Марья Алексевнӑн ӑна ҫӑмӑлттай ҫын, апла пулсан, сиенлӗ ҫын тесе шутламалла.
А если Дмитрий Сергеич поступился, то, по-настоящему, следовало бы ей разочароваться в нем, увидеть в нем человека легкомысленного и, следовательно, вредного.

VII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Верочка малтан кӑшт ҫеҫ йӑл кулса ямарӗ, аран-аран чӑтса тӑчӗ, анчах ӑна майӗпенех, — мӗнле туйӑнма пуҫларӗ-ха ӑна? — ҫук, апла мар ку, ҫук, ҫапла ку! — Лопухов, Марья Алексевнӑна ответленӗ пулсан та, Марья Алексевнӑпа мар, унпа, Верочкӑпа, калаҫнӑ пек, вӑл Марья Алексевнӑпа шӳт туса, Верочкӑна анчах тӗрӗссине, пӗр тӗрӗссине кӑна, каланӑ пек туйӑнать.
Верочка сначала едва удерживалась от слишком заметной улыбки, но постепенно ей стало казаться, — как это ей стало казаться? — нет, это не так, нет, это так! — что Лопухов хоть отвечал Марье Алексевне, но говорит не с Марьей Алексевною, а с нею, Верочкою, что над Марьей Алексевною он подшучивает, серьезно же и правду, и только правду говорит одной ей, Верочке.

VI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Чей ӗҫменнипе учитель Марья Алексевнӑна унчченех килӗшнӗччӗ; вӑл йӗркеллӗ, ӗҫе тӗплӗн тӑвакан ҫын пулни пур енчен те курӑнать; калаҫасса вӑл сахал калаҫать, ҫӑмӑлттай мар, — ҫакӑ лайӑх та ӗнтӗ; анчах калать пулсан, лайӑх калать вара, уйрӑмах укҫа-тенкӗ ҫинчен лайӑх калать; анчах виҫӗмкунхи каҫранпа вара Марья Алексевна учителе пушшех хаклама пуҫларӗ: учителӗн хӑй урок ирттерекен ҫемьесенчи хӗрсем хыҫҫӑн сӗтӗрӗнме юрамасть, питӗ пысӑк чӑрмав пур: ун пек ҫамрӑк ҫынсен ҫавнашкал пысӑк чӑрмав сайра хутра кӑна пулать вӗт.
Учитель и прежде понравился Марье Алексевне тем, что не пьет чаю; по всему было видно, что он человек солидный, основательный; говорил он мало — тем лучше, не вертопрах; но что говорил, то говорил хорошо — особенно о деньгах; но с вечера третьего дня она увидела, что учитель даже очень хорошая находка, по совершенному препятствию к волокитству за девушками в семействах, где дает уроки: такое полное препятствие редко бывает у таких молодых людей.

Тата икӗ кунтан учитель вӗсем каллех чей ӗҫсе ларнине курчӗ, каллех ӗҫместӗп терӗ те Марья Алексевнӑна йӑлтах лӑплантарчӗ.
Через два дня учитель опять нашел семейство за чаем и опять отказался от чаю и тем окончательно успокоил Марью Алексевну.

III // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Марья Алексевнӑна Верка ӗҫе туй патнелле илсе пырать-ха текен шухӑш илӗртет, анчах тӗплӗн шухӑшласа пӑхсан, унӑн ку шухӑша хирӗҫлес килет.
Но соблазнительна была для Марьи Алексевны мысль, осуждаемая ее здравым смыслом, что Верка ведет дело к свадьбе.

Анчах, апла пулсан, мӗншӗн-ха вӑл Марья Алексевнӑна: аннеҫӗм, сирӗн мӗн тӑвас килет, манӑн та ҫавнах тӑвас килет, ан пӑшӑрханӑр! тесе каламасть.
Но если так, зачем же она не скажет Марье Алексевне: матушка, я хочу одного с вами, будьте спокойны!

Унтан Сторешников Марья Алексевнӑна укҫа парса майлаштарать, мӗншӗн тесен Марья Алексевнӑн урӑх ним тумалли те юлмасть.
Потом Сторешников уладится деньгами с Марьей Алексевною, — ведь Марье Алексевне уж нечего будет делать.

V // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Верочка каллех ӗлӗкхи Марья Алексевнӑна курать.
Верочка опять видела прежнюю Марью Алексевну.

Вӑл кайнӑ хыҫҫӑн икӗ кунтан статски, анчах урӑх статски, хӑйӗнпе пӗрле полици илсе пынӑ та Марья Алексевнӑна нумайччен вӑрҫнӑ: анчах Марья Алексевна пӗр сӑмахпа та ун айне юлман, пӗрмаях: «Эпӗ сирӗн ниепле ӗҫӗре те пӗлместӗп. Ман патӑмра кам хӑна пулнине кил кӗнеки тӑрӑх тӗрӗслӗр! — Псков купчихи Савастьянова, манӑн пӗлӗшӗм, эп урӑх нимӗн те пӗлместӗп!» — тенӗ.
А через два дня после того, как она уехала, приходил статский, только уже другой статский, и приводил с собою полицию, и много ругал Марью Алексевну; но Марья Алексевна сама ни в одном слове не уступала ему и все твердила: «Я никаких ваших делов не знаю. Справьтесь по домовым книгам, кто у меня гостил! — псковская купчиха Савастьянова, моя знакомая, вот вам и весь сказ!»

I // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics