Шырав

Шырав ĕçĕ:

янӑраса (тĕпĕ: янӑра) more information about the word form can be found here.

Бубен кӗрлесе, янӑраса, шавласа кайрӗ те, хайхи ташӑ, тахҫанхи тӗм-хура хаяр эрех пек ӳсӗртекен урӑм-сурӑм ташӑ, вутӑн-ҫулӑмӑн ялкӑшма тытӑнчӗ: Нунча ҫӗлен пек явкаланса ҫаврӑнать ӗнтӗ, — юна вӗрилентерсе яракан ҫавӑ ташша вӑл чӗререн ӑнланатчӗ, унӑн тӗлӗнмелле илемлӗ, парӑнми ӳт-пӗвӗ мӗнле чӗррӗн вылянине пӑхса тӑрсан, чун киленсех каятчӗ.
Грянул, загудел, зажужжал бубен, и вспыхнула эта пламенная пляска, опьяняющая, точно старое, крепкое, темное вино; завертелась Нунча, извиваясь, как змея, — глубоко понимала она этот танец страсти, и велико было наслаждение видеть, как живет, играет ее прекрасное непобедимое тело.

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

Ку — музыка мар-ха, анчах такам алли темиҫе ҫӗр арфӑна килӗштерме тӑрӑшнӑн туйӑнать, акӑ пӗр саманта шӑп пуласса, унтан хӗвелпе тӳпене, тинӗсе мухтаса хӑватлӑ гимн янӑраса каясса чӑтайми кӗтетӗн.
Это — еще не музыка, но кажется, что невидимые руки настраивают сотни невидимых арф, и всё время напряженно ждешь, что вот наступит момент молчания, а потом мощно грянет струнный гимн солнцу, небу и морю.

— Акӑ хайхи, юлашкинчен, хытнӑ си ишӗлсе анчӗ те, шӑтӑкран факелӑн хӗрлӗ хӗлхемӗ, унтан такамӑн савнӑҫ куҫҫулӗпе йӗпеннӗ хура сӑн-пичӗ, унтан татах факелсемпе пит-куҫсем курӑнчӗҫ, вара ҫӗнтернипе, савӑннипе кӑшкӑрашнӑ сасӑсем янӑраса кайрӗҫ — о, ку ман пурнӑҫра чи лайӑх кун пулчӗ, аса илетӗп те ӑна, ҫук, эпӗ кӑлӑхах пурӑнман тетӗп!
— А когда наконец рушился пласт породы, и в отверстии засверкал красный огонь факела, и чье-то черное, облитое слезами радости лицо, и еще факелы и лица, и загремели крики победы, крики радости, — о, это лучший день моей жизни, и, вспоминая его, я чувствую — нет, я не даром жил!

Ҫав тӑвӑн эпир касса ҫурнӑ пысӑк ҫӑварне, ирхине, хӗвел тухнӑ вӑхӑтра, пӗчӗк ҫынсем кӗре-кӗре кайнине, ҫӗр айне кӗрекенсем хыҫӗнчен хӗвел салхуллӑн пӑхса юлнине курас пулать, — унта машинӑсем, тӑвӑн тӗксӗм сӑнарӗ, ҫав тарӑн шӑтӑкра шӑв-шав кӗрлесе янӑраса тӑрать, ҫӗре кисрентернӗ сасӑ, ӑссӑр ҫын ахӑлтатнӑ евӗр, ахӑрса каять.
Надо видеть черный зев, прорезанный нами, маленьких людей, входящих в него утром, на восходе солнца, а солнце смотрит печально вслед уходящим в недра земли, — надо видеть машины, угрюмое лицо горы, слышать темный гул глубоко в ней и эхо взрывов, точно хохот безумного.

Пӗр ҫӗрте пуҫланнӑ урмӑш сасӑ, малалла мӗн пуласса пӗлсе каланӑ пекех, аякран усаллӑн кӑна янӑраса килнӗ.
Со стороны раздался надорванный и хриплый возглас, зловещий, как пророчество.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Халӑх тӗлне ҫӳле пӗр этем кӗлетки тухса тӑнӑ, унӑн сасси вара тӗттӗмре уҫҫӑн янӑраса кайнӑ:
Над толпой выросла фигура человека, и в сумраке звучно загудел призыв:

Пӗр виҫ-тӑват намӑс сӑмах янӑраса кайнӑ.
Раздалось несколько крепких слов.

Ҫавӑнтах сасартӑк сывлӑшра темскер шӑтӑр-шатӑр туса тӑкӑнса кайнӑ та янӑраса илнӗ, халӑха куҫа курӑнман темиҫе теҫетке пушӑпа ҫапнӑ пек пулнӑ.
И вдруг в воздухе что-то неровно и сухо просыпалось, дрогнуло, ударило в толпу десятками невидимых бичей.

Хӗрлӗ тӗс — пирӗн юн тӗсӗ, — тесе, халӑх ҫинче пӗр-пӗччен уҫӑ сасӑ кутӑнлашса янӑраса тӑнӑ.
Красный цвет — цвет нашей крови! — упрямо звучал над толпой одинокий, звонкий голос.

Трос турта-турта, ушкӑн вӑйлӑн шавлать, вара чугунтан тунӑ тӑваткал чукмар, копёр тӑрӑх ҫӳлелле хӑпарать, унтан сасартӑк ӳкет те, ахлатнӑ сасӑ хыттӑн янӑраса каять, копёр чӗтренсе илет.
Мощно гудела толпа, натягивая тросы, и кусок чугуна, взлетая вверх по дудке копра, падал оттуда, раздавался тупой охающий звук, и копер вздрагивал.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Чаваласа пӗтернӗ ҫурӑк тусем хушшипе ы-ы-ы! сасӑ янӑраса каять.
И гора, изрытая трещинами, глухо повторяла: и-и-и!

Пӑчӑ сывлӑшра кӗрлени, шавлани илтӗнсе тӑрать, чул тӗпретекен кирка сасси янӑраса каять, тачкӑ ураписем хӑйӑлтатса юрлаҫҫӗ, йывӑҫ свай пуҫӗ ҫине ухлатса чугун тукмак ӳкет, йӗнӗ пек «дубинушка» илтӗнет, пӗрене чутлакан пуртӑ сасси чалтлатать, хӗвӗшсе ҫӳрекен тӗксӗм те сӑрӑ пӗчӗк кӗлеткесем темиҫе тӗрлӗ сасӑпа кӑшкӑрашаҫҫӗ.
В душном воздухе стоял ропот и гул, раздавались удары кирок о камень, заунывно пели колеса тачек, глухо падала чугунная баба на дерево сваи, плакала «дубинушка», стучали топоры, обтесывая бревна, и на все голоса кричали темные и серые, хлопотливые фигурки людей…

Кашни хӗрарӑм сасси хӑйне уйрӑммӑн янӑрать, кашниех вӗсем, пӗрле темиҫе сасӑллӑ шӑнкӑр шыв пек пулса, сиксе туха-туха, янӑра-янӑра, таҫтан ҫӳлтен пусмасем тӑрӑх анаҫҫӗ пек, ҫӳлелле янӑраса хӑпаракан арҫын сассисен ҫӑра хумӗпе хутшӑнса, вӗсен ӑшне путаҫҫӗ, унтан каллех ҫиеле тухса, арҫын сассисене хуплаҫҫӗ те, таса та вӑйлӑскерсем, пӗрин хыҫҫӑн тепри инҫете ҫӳле янӑраса каяҫҫӗ.
Каждый голос женщин звучал совершенно отдельно, все они казались разноцветными ручьями и, точно скатываясь откуда-то сверху по уступам, прыгая и звеня, вливаясь в густую волну мужских голосов, плавно лившуюся кверху, тонули в ней, вырывались из нее, заглушали ее и снова один за другим взвивались, чистые и сильные, высоко вверх.

I сыпӑк // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 50–69 стр.

Ҫак самантрах Челкаш сасси янӑраса кайрӗ:
Раздался глухой голос Челкаша:

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Унӑн аяккине кашни хум пырса ҫапӑнмассерен, ун ӑшӗнчен йывӑррӑн ахлатнӑ пек янӑраса илтӗнекен сасӑ тухнӑ.
Каждый удар волны в его бока родил в нем глухое, гулкое эхо, похожее на тяжелый вздох.

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

— Кам кӑшкӑрать? — тинӗс енчен сиввӗн кӑшкӑрни янӑраса килчӗ.
— Кто кричит? — раздался с моря суровый окрик.

II сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Трактир ӳсӗрсен шавӗпе янӑраса тӑнӑ.
А трактир ревел пьяным шумом.

I сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Хупахри шӑв-шав, пӗр яртӑна пӗтӗҫсе, темӗнле капмар пысӑк выльӑх мӗкӗрнӗ пек янӑраса тӑчӗ; ҫӗр тӗрлӗ сасӑ кӑларма пултаракан выльӑх, шӑртланса, суккӑр пек асапланса, ҫак чул шӑтӑкран тухма тӑрӑшать пек, анчах ирӗке тухма ҫулне тупаймасть пек туйӑнать…
Шум в трактире сливался в одну ноту, и казалось, что это рычит какое-то огромное животное, оно, обладая сотней разнообразных голосов, раздраженно, слепо рвется вон из этой каменной ямы и не находит выхода на волю…

I сыпӑк // Ҫемен Элкер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 20–49 стр.

Федьӑн сасси хуҫанни пек янӑраса тӑрать.
Голос Феди звучал по-хозяйски властно.

21-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Ял ҫинче мӑлатуксен пӗр-пӗрне чӗннӗ сасси янӑраса тӑрать, ҫакӑ вӑл ҫуллахи ырӑ вӑхӑт, утӑ ҫулас вӑхӑт ҫитни ҫинчен ҫынсене пӗлтернӗ пекех туйӑнать.
Молотки перекликались по всей деревне, словно возвещали людям, что пришел лучший месяц лета и самая радостная пора труда — сенокос.

20-мӗш сыпӑк // Валентин Урташ. Алексей Мусатов. Стожар. Валентин Урташ куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1951

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics