Шырав

Шырав ĕçĕ:

Ясногорская (тĕпĕ: ) more information about the word form can be found here.

Ҫӳлте зажигалка ҫутӑлчӗ те, Ясногорская мӑйӑхлӑ питсене, хӗвелпе пиҫнӗрен хӗрлӗ пӑхӑртан шӑратса тунӑ пек курӑнаканскерсене, асӑрхарӗ.
Сверкнула наверху зажигалка, и Ясногорская увидела усатые загорелые лица, словно отлитые из красной меди.

IV // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Ясногорская та ӑна шӑпах ҫавӑн пек ӑнланчӗ.
И Ясногорская поняла его именно так.

Ясногорская нихҫан та ҫак самантри пек хавхалануллӑ илемлӗ пулман пулӗ.
Никогда, кажется, Ясногорская не была такой вдохновенно-прекрасной, как в это мгновенье.

III // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Ясногорская ҫӳҫенсе илчӗ: вӑл чӗрӗ ҫын ҫинчен калаҫнӑ пек калаҫать!
Ясногорская встрепенулась: он говорит как о живом!

Ясногорская, хӑй ҫакӑнта мӗнле тӑнӑ, ҫаплах пӗр самантрах хытса ларма, ҫак пушӑ ҫеҫенхирте, скифсен чултан тунӑ хӗрарӑм кӗлетки евӗр, ӗмӗрлӗхех тӑрса юлма пулӗ, тесе шухӑшларӗ.
Ясногорская подумала, что может окаменеть вот так, как стоит. Окаменеть на самом деле, за какую-то минуту, и остаться стоять среди этой пустынной степи, словно каменная скифская баба.

«Нивушлӗ ҫак ҫын юрларӗ-ши?» — тӗлӗнчӗ Ясногорская, вара унран: — Эсир Самиев хуҫалӑхӗнчен-и? — тесе ыйтрӗ.
«Неужели это он пел?» — удивилась Ясногорская и спросила: — Вы из хозяйства Самиева?

Юрӑҫӑ Ясногорская ҫывӑхӗнчен иртсе пынӑ чух Шура ӑна чӗнсе илчӗ.
Когда певец проезжал мимо Ясногорской, она окликнула его.

«Кусем полкран дивизи складне каяҫҫӗ пулас, — шухӑшларӗ Ясногорская.
«Это, наверное, из полка едут на дивизионные склады, — подумала Ясногорская.

Ясногорская ҫула иртсе кайма юрӑхлӑ тӑвасса кӗтсе тӑрас темерӗ малалла ҫуран утма шут тытрӗ.
Ясногорская решила не ждать, пока освободят дорогу, а итти дальше пешком.

Ясногорская ещӗксене витсе хунӑ пысӑк та кӑштӑркка брезент айне кӗрсе ларчӗ.
Ясногорская забилась под большой жесткий брезент, которым были накрыты ящики.

Халӗ, тӗттӗм ют ҫеҫенхирсем варринче машина ҫинче силленсе пынӑ май, Ясногорская акӑшсен тӳрӗлӗхӗ ҫинчен калакан легендӑна, хӗрӗх пӗрремӗш ҫултах илтнӗскерне, аса илчӗ.
И сейчас Ясногорская, трясясь в машине среди темных чужих степей, вспомнила услышанную ею еще в сорок первом году легенду о лебединой верности.

II // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Ун чухне Ясногорская хӗрӳлленсех политрук майлӑ калаҫрӗ.
Ясногорская тогда горячо поддержала политрука.

«Мана йывӑр, ӑна пушшех йывӑртарах, — сасартӑк шухӑшласа илчӗ Ясногорская.
«Ему еще тяжелей, чем мне, — подумала вдруг Ясногорская.

Ҫак сӑмахсемпе Юрий Брянский вӗри чулсем ҫине ӳкнине тата вӑл унӑн юлашки сӑмахӗсене тепӗр хут каланине Ясногорская пӗлмест.
Не знала она, что повторяет последние слова Юрия Брянского, с которыми он упал на горячие камни.

I // Наум Любимов. Гончар, Александр Терентьевич. Ялавпа пыракансем: 3 кӗнекеллӗ роман; Н. Я. Любимов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1955. — 456 с.

Сталиншӑн!.. — тет каллех Ясногорская тупа тунӑ евӗр, хӑйсен бронисем ҫине ҫавӑн пек ҫырса хунӑ танксем хыҫа тӑрса юлчӗҫ пулин те.
За Сталина!.. — повторяла Ясногорская, как присягу, хотя танки с этими надписями уже остались позади.

— «Тӑван ҫӗршывшӑн!.. Сталиншӑн!.. Тӑван ҫӗршывшӑн! Сталиншӑн!» — вулать Ясногорская, хӑйсен «студебеккерӗ» бензинӑн йывӑр тӗтӗмӗпе хупланнӑ кӗмсӗртетекен колоннӑран иртсе кайнӑ чух.
— За Родину… За Сталина… За Родину! За Сталина! — читала Ясногорская эти надписи, когда их студебеккер обгонял грохочущую колонну, окутанную тяжелой бензиновой гарью.

Ясногорская та тӗпчесе пӗлме шутламарӗ, мӗншӗн тесен малта куҫ умне нихҫан курман пейзажсем туха-туха тӑчӗҫ.
А Ясногорская не допытывалась, потому что впереди открывались невиданные еще пейзажи.

— Чӑнахах та, — терӗ Ясногорская, шухӑша путса, — эпир, совет ҫыннисем, тепӗр чух ытлашши ҫемҫе кӑмӑллӑ пулатпӑр.
— В самом деле, — задумавшись, сказала Ясногорская, — мы, советские люди, бываем иногда слишком благодушными.

— Мӗн калаҫатӑр? — хӑраса ӳкрӗ Ясногорская.
— Что вы говорите? — ужаснулась Ясногорская.

«Мӗнлерех диалектик», — йӑл кулса шухӑшларӗ Ясногорская.
«Какой диалектик», — усмехаясь, подумала Ясногорская.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics