Шырав

Белецкий

Белецкий сиксе тӑчӗ.
Белецкий вскочил.

Белецкий хӑй тап-таса та чиперскер, пӗр аялти кӗпе-йӗм вӗҫҫӗн анчах, кровать ҫинче Les trois mousguetaires вуласа выртать.
Сам Белецкий, хорошенький, чистенький, лежал в одном белье на кровати и читал «Les trois mousquetaires».

Кунта Белецкий вырнаҫнӑ.
Здесь помещался Белецкий.

Белецкий пурӑнакан ҫурт Оленин пурӑнакан ҫурт пекех.
Хата, в которой жил Белецкий, была такая же, как и хата Оленина.

«Нивушлӗ Белецкий хӑйне Марьянӑпа та ҫаплах тыткалӗ-ши?
«Неужели Белецкий и с Марьяной будет так же обращаться?

Белецкий вара: ку вӑл нимӗн те мар, тет.
Белецкий же рассказывал, что все это так просто.

Белецкий тӗлӗнмелле япаласем ҫинчен, намӑссӑр та ҫав вӑхӑтрах питӗ йӗркеллӗ пулса иртекен ӗҫсем ҫинчен каласа кӑтартсаччӗ…
Белецкий рассказывал про такие странные, цинические и вместе строгие отношения…

Вӑл поручик тӑвасса кӗтнӗ, — терӗ Белецкий кулса.
Он ждал поручика, — сказал Белецкий, смеясь.

— О, о, о! — кӑшкӑрса ячӗ Белецкий.
— О, о, о! — закричал Белецкий.

Белецкий шанмасӑр куҫхаршисене ҫӗклентерчӗ.
Белецкий недоверчиво поднял брови.

— Ну, апла-тӑк мӗн вара? — нимӗн те ӑнланмасӑр ыйтрӗ Белецкий.
— Ну, так что же? — совершенно ничего не понимая, спросил Белецкий.

Белецкий ҫакна асӑрхарӗ те кулса ячӗ.
Белецкий заметил это и искательно улыбнулся.

Белецкий чеен кулкаларӗ те, куҫне хӗссе, Марьяна кӗрсе пытаннӑ лаҫ еннелле пуҫӗпе кӑтартрӗ.
Белецкий хитро улыбнулся и, подмигнув, показал головой на избушку, в которой скрылась Марьяна.

— Вӑтанать, тусӑм, вӑтанать, — терӗ ун хыҫӗнчен Белецкий, — сиртен вӑтанать, – унтан, хавассӑн кулкаласа, крыльца ҫине чупса хӑпарчӗ.
— Стыдится, нянюка, стыдится, — проговорил ей вслед Белецкий, — вас стыдится, — и, весело улыбаясь, взбежал на крыльцо.

Белецкий мӗнле ҫак хӗрарӑмпа ҫавнашкал ним мар сӑмахлама пултарнинчен Оленин тӗлӗнчӗ.
Оленин удивился, как мог Белецкий так просто обращаться к этой женщине.

— А, Белецкий! — сасӑ пачӗ Оленин, аллине тӑсса.
— А, Белецкий! — отозвался Оленин, протягивая руку.

— Мӗнле, Оленин, эсир паҫӑрах тӑнӑ-и вара? — терӗ Белецкий, кавказ офицерӗн сюртукне тӑхӑннӑскер, картишне кӗрсе Оленинпа калаҫма тытӑнса.
— Что, Оленин, уж вы давно встали? — сказал Белецкий, в кавказском офицерском сюртуке входя на двор и обращаясь к Оленину.

Белецкий ҫийӗнчех Кавказри пуян офицерӑн станицӑри яланхи пурнӑҫӗпе пурӑнма пуҫларӗ.
Белецкий сразу вошел в обычную жизнь богатого кавказского офицера в станице.