Шырав

Ивук

Килне васкакан Ухтивана Ивук ҫине тӑрсах калаҫтарма тӑрӑшни, вӑл енчен енне чупа-чупа калаҫни, куҫран пӑхни шухӑшласа пыма чӑрмантарать пулас, Ухтиван кӗскен ҫех хуравлать, хӑй тапратса калаҫмасть.
Ухтивану хочется поскорее попасть домой, и, хотя Ивук изо всех сил старается его разговорить, забегает со всех сторон, заглядывает другу в глаза, в рот, он отделывается от него короткими фразами.

Ивук темиҫе ҫынран пӗрлештерсе тунӑ евӗрлӗ курӑнать.
А Ивук выглядит так, словно его слепили из нескольких пород людей.

Ивук Ухтивана пасар хӗрринче хӑваласа ҫитрӗ.
Ивук догнал Ухтивана в самом конце базара.

Ивук хыҫҫӑн ҫурални, вун ик ҫулхи чӗлхесӗр Ярмул, ҫулла шыва кӗнӗ чух ашшӗ куҫӗ умӗнчех пӗвене «путса» вилнӗ…
Родившийся после Ивука немой Ярмул «утонул» двенадцати лет от роду летом на речке, прямо на глазах у отца…

Ивук ашшӗ ӗлӗкрех чухне йышлӑ ҫемьеллӗ те юрлӑ пурнӑҫпа пурӑнакан ҫын пулнӑ.
У отца Ивука была большая семья, и жили они беднее бедного.

Помедлив, Ивук кинулся следом.

Ивук мӗн те пулин каласа ӗлкӗриччен Ухтиван пасарти халӑх хушшинче ҫухалать.
Ивук не успел сказать Ухтивану и слова, как тот скрылся в базарной толпе.

Анчах пӑхать те Ухтиван Ивук еннелле — вӑл та макӑрас пек тӑнине курать.
Но взглянул Ухтиван на Ивука и по его лицу понял: не шутка это.

Ивук та ӳкӗтлет юлташне.
Ивук тоже уговаривает друга:

«Тӗрӗсех калать атте, — тет Ивук.
— Отец дело говорит, — стыдливо тянет Ивук.

Вӑл кулма та, чӑмлама та чарӑнса Ивук ҫине ӑнланмасӑр пӑхать.
От удивления он перестал жевать и недоуменно глянул на Ивука.

Унӑн шӳтне ӑнланнӑ пек пулса Ухтиван Ивук еннелле куҫне хӗсет, кулкаласа: «Тӗрӗс ара.
Ухтиван, словно приняв его шутку, повернулся к Ивуку и рассмеялся: — Правильно.

Вӑл хушӑра Ивук Ухтивана ҫӑкӑр таткипе сухан-и, мӗн-и панӑ та, ҫамрӑксем савӑнсах апата илтереҫҫӗ.
В это время Ивук сунул товарищу кусок хлеба, луковицу, и друзья аппетитно принялись жевать.

«Ара ӗнтӗ…» — текелет Ивук.
— Ну что ты, отец… — пытается сгладить выходку отца Ивук.

Ӑна пурте тарӑхтарнӑ: ывӑлӗ кая юлса килни те, хӑйсен ял ачи тупӑнни те (вӑл Шуркассинчи, Яриле ывӑлӗ Ухтиван, Ивук тантӑшӗ), йӗкӗт Ивук ҫумӗнче ҫӳллӗ те сарлака хул-ҫурӑмлӑ пулни те, вӑл илемли те, Ивук ҫавна туймасӑр ун умӗнче шапӑлтатса ҫӳрени те.
Все его раздражает: и повеса-сын, неизвестно где проболтавшийся весь день, и его нашедшийся дружок, сын деревенского бедняка Яриле — Ухтиван, и то, что рядом с его Ивуком тот выглядит красавцем — широкоплеч, высок, а этот остолоп, видать, и не замечает этого, готов расцеловать его.

— Хыпаланса калаҫнӑ май Ивук йӗкӗт тавра ҫаврӑнкаласа ҫӳрет, унӑн сӗрме купӑс чикнӗ пушӑ кутамккине вӗҫертсе урапа ҫине хурать, ҫӑм шлепкине хывса илет, ҫӳҫне тӳрлеткелет, юратса ӑна куҫӗнчен пӑхать, тарлӑ ҫурӑмӗнчен ҫупӑрлать.
— Ивук до того рад встрече, что прямо вьюном вьется вокруг парня, снимает с его плеч котомку со скрипкой, бережно укладывает на телегу, похлопывает по взмокшей спине, поправляет сбившиеся под войлочной шляпой волосы, заглядывает в глаза.

«Кур-ха, атте, кам тупӑнчӗ, — тесе Ивук хӑй ҫумӗнче тӑракан йӗкӗт ҫине кӑтартрӗ.
— Отец, посмотри, кого я привел! — показал Ивук на стоявшего рядом с ним юношу.

Ивук сасси.
Голос Ивука.