Шырав

Ухтищев

Ухтищев Фома сассинче пысӑк пӑлхану илтӗннине туйнӑ, вӑл ун ҫине пӑхса илнӗ те, шухӑшлӑн: — Калас пулать, питӗ те тӗлӗнмелле ҫын эсир… — тесе хунӑ.
Ухтищев услыхал в голосе Фомы большое волнение, взглянул на него и задумчиво сказал: — Любопытный вы человек, надо сознаться…

— Улпут! — ҫирӗппӗн пӳлсе каланӑ Фома, аллине Ухтищев хулпуҫҫийӗ ҫине хурса.
— Барин! — твердо сказал Фома, кладя руку на плечо Ухтищева.

— Шуйттан кӑна пӗлсе ҫитертӗр-и! — Ухтищев чарӑнса тӑнӑ, нимӗн ӑнланман пек пулса, хулпуҫҫисене хутлатса илнӗ, унтан, аллине сулса, каллех тротуар тӑрӑх, Фома ҫине хӑяккӑнрах пӑха-пӑха, ута пуҫланӑ.
— Чёрт знает что такое!.. — Ухтищев остановился, с недоумением пожал плечами и, махнув рукой, вновь зашагал по тротуару, искоса поглядывая на Фому.

Ухтищев ун ҫине тинкерӳллӗн пӑхса илнӗ те: — Калӑр-ха, эсир чӑнах та хӑвӑр кама хӗненине пӗлместӗр-и? Чӑнахах та, Софья Павловнӑшӑн анчах-и? — тесе ыйтнӑ.
Ухтищев пристально взглянул в лицо и спросил его: — Скажите — вы в самом деле не знаете, кого били? И действительно за Софью Павловну только?

Ҫав вӑхӑтрах Ухтищев Фомана: — Каяр! — тесе хӑлхинчен каланӑ.
А Ухтищев звонко говорил прямо в ухо Фоме: — Пойдемте!

Ухтищев, аллисене сулнӑ та, таҫта аяккинерех пӑрӑнса кайнӑ…
Ухтищев всплеснул руками и сунулся куда-то в сторону от них…

— Господа! — шӑппӑн сас панӑ Ухтищев.
— Господа! — тихо воскликнул Ухтищев.

— Ун пек хӗрарӑм ҫинчен ҫапла калаҫма юрамасть, Мартын Никитич, мӗншӗн тесен… — ӗнентерӳллӗ сасӑпа калаҫма тытӑннӑ Ухтищев, анчах Фома ӑна пӳлсе лартнӑ.
— Нельзя, Мартын Никитич, говорить так о женщине, которая… — заговорил Ухтищев убедительным голосом, но Фома перебил его:

— Фи, Мартын Никитич! — ӳпкелешнӗ пек каланӑ Ухтищев, куҫхаршисене шӑртлантарса.
— Фи, Мартын Никитич! — укоризненно сказал Ухтищев, наморщивая брови.

— Каҫарӑр, мӗн йӗркепе? — кӑшкӑрса янӑ Ухтищев.
— Позвольте — почему? — воскликнул Ухтищев.

Ухтищев, комикла чее гримаса туса, Фомана питрен пӑхса илнӗ.
Ухтищев состроил комически-коварную гримасу и заглянул в лицо Фомы.

Ухтищев алӑк патӗнче пысӑк мӑйӑхлӑ самӑр господинпа калаҫса тӑнӑ, анчах Гордеева курсанах, вӑл часрах ун патнелле кулкаласа утнӑ.
Ухтищев, стоя около двери, беседовал с каким-то толстым и усатым человеком, но, увидав Гордеева, пошел к нему навстречу, улыбаясь.

Клуб буфетӗнче ӑна савӑнӑҫлӑ Ухтищев тӗл пулнӑ.
А в буфете клуба его встретил веселый Ухтищев.

Унӑн хушамачӗ, темӗнле, тӗлӗнтермӗшле — Ухтищев пулнӑ.
Носивший странную фамилию — Ухтищев.