Шырав

Авдеич

— Мӗн каласа памалли пур унта, — мухтанасшӑн мар пек пулчӗ Авдеич.
— Что там рассказывать-то, — заскромничал Авдеич.

— Санӑн, Авдеич, ҫамрӑксене ху Санкт-Петербургра разбойника епле тытни ҫинчен каласа кӑтартасчӗ луччӗ, — канаш пачӗ ӑна Мирон Григорьевич, тӑлӑпӗн аркине варкӑштаркаласа хускатнӑ чӳрече ани ҫинчен анса.
— Ты, Авдеич, лучше рассказал бы молодым, как ты в Санкт-Петербурге разбойника споймал, — предложил Мирон Григорьевич и слез с подоконника, запахивая тулуп.

— Аллисем — во! — Авдеич хӑйӗн вӑрӑм аллисене хӑлаҫласа кӑтартрӗ, — пуҫӗ, — тупа туршӑн та суймастӑп — така хуранӗ пысӑкӑш.
— Ручина — во, — Авдеич развел граблястые руки, — голова — ей-богу, не брешу — с польско́й котел.

— Эпӗ, тӑванӑм, ӗмӗрте те суймастӑп, — терӗ Авдеич ӗнентерӳллӗн, унтан сивчир тытнӑ пек чӗтресе тӑракан Аникушка ҫине тӗлӗнсе пӑхрӗ.
— Я, брат, сроду не брешу, — внушительно сказал Авдеич и с удивлением оглядел Аникушку, дрожавшего, как в лихорадке.

— Ӑҫтан чавса кӑлартӑн-ха эсӗ вӗсене, Авдеич? — ыйтрӗ ҫара питҫӑмартиллӗ Аникушка, кӳршине чавсипе тӗртсе.
— Где же раскопал их, Авдеич? — спросил голощекий Аникушка, толкая локтем соседа.

Акӑ тӑрать халь Авдеич пуху варринче, тӗпӗ ларнӑ ҫӑматтин кӗлли ҫинче тайкаланкаласа; кӗпӗрленсе тӑнӑ казаксем ҫине пӑха-пӑха илсе, хулӑн сассипе витерӳллӗн халап ҫаптарать.
Авдеич стоял в середине, качался на растоптанных в круглышок валенках; оглядывая толпившихся казаков, говорил веско и басовито.

Ӑнтан кайса итлекенсем малтанах ӑна ӗненнӗ, ҫӑварӗсене карса пӑрахса, мӗн каланине пурне те йышӑннӑ, кайран — Авдеич суеҫӗ иккенӗ, ун пек суеҫӗ хутор пуҫланнӑранпа та пулманни тӑрӑ шыв ҫине тухнӑ; унтан хӑйӗнчен куҫӑнах кулма тытӑннӑ, анчах та вӑл ниепле ӗненме ҫук тыттарса суйнине ҫынсем ҫавӑнтах сиссен те хӗрелмен (тен, хӗрелнӗ те пулӗ, анчах пичӗ яланах хӗрлӗ пулнипе палӑрман), суйма та пӑрахман.
Ошалелые слушатели сначала верили, разинув рты, принимали на совесть, а потом и открылось, что — враль Авдеич, каких хутор с основания своего не видывал; над ним смеялись в открытую, но он не краснел, уличенный в чудовищных своих измышлениях (а может, и краснел, да за всегдашним румянцем не разобрать), и врать не переставал.

Тахҫан-ӗлӗк Авдеич Атаман полкӗнче лейб-гвардире пурӑннӑ.
Служил Авдеич когда-то в лейб-гвардии Атаманском полку.

— Итле-ха, Авдеич, халӑх вӑкӑрне эсӗ пӑхса усратӑн-и ҫак?
— Гля, Авдеич, ты, что ль, обчественного бугая правдаешь?