Шырав

Шырав ĕçĕ:

пыратчӗ (тĕпĕ: пыр) more information about the word form can be found here.

Хӑш чухне аҫа ҫури ман пата хыҫалти ҫенӗхе пыратчӗ; унта маччана хӑпарса каймалли пусма айӗнче эпӗ ҫывӑрса пурӑнаттӑм; пусма ҫинче, чӳрече тӗлӗнче, кӗнекесем вулаттӑм.
Иногда вотчим приходил ко мне в черные сени; там, под лестницей на чердак, я спал; на лестнице, против окна, читал книги.

XVI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Пурӑнӑҫ кутӑнла хӑтланса нимне уямасӑр манӑн чунӑмри хӑйӗн чи лайӑх ҫырӑвӗсенех шӑлса пыратчӗ, тӑрӑхласа кулнӑ пекле, ун вырӑнне темле кирлӗ мар ӑпӑр-тапӑр тӑратса хӑваратчӗ, — эпӗ пурӑнӑҫӑн пусмӑрлӑхне хирӗҫ ҫиленсех пит хытӑ тӑраттӑм, эпӗ ыттисем ишнӗ шыв тӑрӑхах ишсе пыраттӑм, анчах маншӑн шывӗ сивӗрехчӗ, вӑл мана, ыттисене ҫӗкленӗ пек, ҫӑмӑллӑнах ҫӗклесе тӑмастчӗ, — хӑш-хӑш чухне мана хам пӗр-пӗр тарӑн ҫӗрелле путса пынӑ пек туйӑнатчӗ.
Жизнь упрямо и грубо стирала с души моей свои же лучшие письмена, ехидно заменяя их какой-то ненужной дрянью, — я сердито и настойчиво противился ее насилию, я плыл по той же реке, как и все, но для меня вода была холоднее, и она не так легко держала меня, как других, — порою мне казалось, что я погружаюсь в некую глубину.

XV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Пӗрре эпир унпа урамра тӗл пултӑмӑр; вӑл йывӑр енот кӗрӗкӗ тӑхӑнса, пуп пек чаплӑн та ерипен утса пыратчӗ, эпӗ унпа сывпуллашрӑм; ман ҫине ывӑҫ тупанӗ айӗнчен пӑхса илсе, вӑл шухӑша кайнӑ пекле каларӗ:
Однажды мы столкнулись на улице; он шел в тяжелой енотовой шубе, важно и медленно, точно поп, я поздоровался с ним; посмотрев на меня из-под ладони, он задумчиво проговорил:

Лавкара йывӑрланнӑҫемӗн йывӑрлансах пыратчӗ, эпӗ чиркӳ кӗнекисене пурне те вуласа тухрӑм, кӗнекеҫӗсем тавлашнисемпе халлапланисем мана ӗнтӗ урӑх илӗртместчӗҫ, вӗсем яланах пӗр япала ҫинчен калаҫатчӗҫ.
В лавке становилось всё труднее, я прочитал все церковные книги, меня уже не увлекали более споры и беседы начетчиков, — говорили они всё об одном и том же.

Темиҫе кун хушши эпӗ коропкӑсемпе кӗнекесем килессине кӗтсе шутсӑр тертленсе пурӑнтӑм; юлашкинчен, кӗнекесем килсе ҫитрӗҫ, эпӗ вӗсене кладовойӗнче суйлама тытӑнтӑм, ман пата кӳршӗ приказчикӗ утса пыратчӗ те ӑна Псалтирь пама ыйтать.
Несколько дней я жестоко мучился, ожидая, когда придут короба с книгами; наконец они пришли, я разбираю их в кладовой, ко мне подходит приказчик соседа и просит дать ему Псалтырь.

Уйра юр ирӗлетчӗ, ҫӳлте хӗллехи пӗлӗтсем ирӗлсе, йӗпе юр ҫумӑр пулса, ҫӗр ҫинелле ӳкетчӗҫ; хӗвел хӑйӗн ҫутӑ кунхи ҫулӗпе вӑрахӑнтарах та вӑрахӑнтарах ҫӳретчӗ, сывлӑш ӑшӑрах пулса пыратчӗ, ӗнтӗ ҫурхи савӑнӑҫ килсе ҫитнӗ пекех, вӑл юри вылямалла таҫта хула хыҫӗнче уйсенче пытанса ларнӑ та часах хулана килсе кӗрес пекех туйӑнатчӗ.
Таяли снега в поле, таяли зимние облака в небе, падая на землю мокрым снегом и дождем; всё медленнее проходило солнце свой дневной путь, теплее становился воздух, казалось, что пришло уже весеннее веселье, шутливо прячется где-то за городом в полях и скоро хлынет на город.

Урай хӑмине улӑштармалла тесе час-часах сӑмахлатчӗҫ, шӑтӑкӗ пӗрмай ӳссе пыратчӗ, ҫил-тӑман пулнӑ чух унтан труба витӗр вӗрнӗ пекех вӗретчӗ, ҫынсем шӑнса пӑсӑлатчӗҫ, ӳсӗретчӗҫ.
Часто говорили о том, что надо переменить половицу, а дыра становилась всё шире, во дни вьюг из нее садило, как из трубы, люди простужались, кашляли.

XIV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Мӗн те пулин тума пултараттӑм эпӗ, мана мухтатчӗҫ, мантан тӗлӗнетчӗҫ, анчах эпӗ хусканма пултарнӑ пек пулнӑ кичемлӗх каллех ҫӑралса та тӗрекленсе ҫынсене пусса пыратчӗ.
Чего-то я достигал, меня хвалили, мне удивлялись, но тоска, которую мне как будто удавалось поколебать, снова медленно густела и крепла, пригнетая людей.

Эпир хӗрсех ҫум ҫумлаттӑмӑр, вӑл пур — пыратчӗ те икшер сехет сӑмах калатчӗ.
Самый разгар полки был, а он придет и два часа речь держит.

Пакӑлти Микиш // Леонид Агаков. Троепольский, Г. Н. (1905-1995). Вунҫиччӗмӗш Прохор тата ыттисем: (агроном ҫырса пынисем). [Л. Я. Агаков куҫарнӑ]. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 132 с. — 3–17 с.

Хӑш чухне тата кӗнекеҫӗсем пыркалатчӗҫ: мӑн хырӑмлӑ та хӑрах куҫлӑ ҫын Пахомий, ҫуланса пӗтнӗ ваткӑллӑ сӑхманлӑскер, шӳсе кайнӑскер те нӑрӑклатса ҫӳрекенскер; шӑши пек яка, пӗчӗк старик Лукиан, ӑшӑ кӑмӑллӑскер те ҫивӗчскер, унпа пӗрле кучер йышши, пысӑк салху ҫын, хура сухаллӑскер пыратчӗ, кӑмӑла каймалла мар кичем, анчах та хитре сӑнлӑскер, пӗртте выляман куҫлӑскер.
Нередко приходили еще начетчики: Пахомий, человек с большим животом, в засаленной поддевке, кривой на один глаз, обрюзглый и хрюкающий; Лукиян, маленький старичок, гладкий, как мышь, ласковый и бойкий, а с ним большой мрачный человек, похожий на кучера, чернобородый, с мертвым лицом, неприятным, но красивым, с неподвижными глазами.

XII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Анчах тавар илекенсене астарса кӗртес тата сутӑ тӑвас тӗлӗшрен ман ӗҫ начар ӑнӑҫса пыратчӗ; ҫав калаҫма юраман салху мужиксем, йӗкехӳресем пек карчӑксем яланах темрен хӑраса та пуҫа усса ҫӳрекенскерсем, мана хӗрхенмелле пек туйӑнатчӗҫ, ман ҫирӗм пус ытлашширех ыйтмасӑр тавар илекене иконӑн чӑн хакне шӑппӑн калас килетчӗ.
Но я плохо преуспевал в заманивании покупателей и в торговле, — эти угрюмые мужики, скупые на слова, старухи, похожие на крыс, всегда чем-то испуганные, поникшие, вызывали у меня жалость к ним, хотелось сказать тихонько покупателю настоящую цену иконы, не запрашивая лишнего двугривенного.

Пасар кунӗсенче, юнкунпа эрнекун, суту ӗҫӗ аван пыратчӗ, терассӑра пӗрмаях мужиксемпе карчӑксем, хаш чухне пӗтӗм ҫемьисемпе курӑна-курӑна каятчӗҫ, йӑлтах — Атӑл лешъенчи старообрядцӑсем ҫынна шанман, вӑрманти салху халӑх.
В базарные дни, среду и пятницу, торговля шла бойко, на террасе то и дело появлялись мужики и старухи, иногда целые семьи, всё — старообрядцы из Заволжья, недоверчивый и угрюмый лесной народ.

Часах ун патне Яков пырса ҫитрӗ, вара вӗсем календарти картӑна пӑхма тытӑнчӗҫ — пассажирӗ картӑ тӑрӑх пӳрнепе кӑтартса пыратчӗ, кочегарӗ лӑпкӑн калатчӗ:
Скоро около него очутился Яков, и они стали рассматривать карту в календаре, — пассажир водил по ней пальцем, а кочегар спокойно говорил:

XI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Ҫав уншӑн пурпӗрех пулни ман ӑшӑмра хытӑран хытӑрах усал хуйхӑ кӑларса пыратчӗ, Яков ҫине ҫиленсе ӑна кӑмӑллас мар шухӑша вӑрататчӗ.
Это равнодушие вызывало у меня все более злую тоску, будило чувство сердитой неприязни к Якову.

Мана вӑл ытларах кӑмӑла килсе пыратчӗ, ҫав вӑхӑтрах тата кӑмӑла та каймастчӗ.
Мне он все более нравился и не нравился.

Сидоров та пирӗн хыҫҫӑн утса темскер кӑшкӑрса пыратчӗ, чӳречесенчен тӗрлӗ ҫынсен пуҫӗсем курӑнса карӗҫ; канлӗн пирус туртса, Королева Маргон амӑшӗ пӑхатчӗ.
Сидоров шёл за нами и тоже что-то кричал, из окон высунулись головы разных людей; спокойно покуривая, смотрела мать Королевы Марго.

X. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Кукамай пыратчӗ, эпӗ пит хавхаланса ӑна Королева Марго ҫинчен каласа кӑтартаттӑм, — кукамай тутлӑн тапак шӑршлакаласа, хытӑ ӗненмелле калатчӗ:
Приходила бабушка, я с восторгом рассказывал ей о Королеве Марго, бабушка, вкусно понюхивая табачок, говорила уверенно:

Ҫухӑра-ҫухӑра, ахлата-ахлата хӗрарӑмсем Викторушкӑран: «Дама мӗнле ларатчӗ вара, майор епле чӗркуҫленсе ларнӑччӗ?» тесе тӗпӗ-йӗрӗле ыйтатчӗҫ, Викторушка пӗрмай ҫӗнӗ япаласем хушса пыратчӗ:
Взвизгивая, ахая, женщины подробно расспрашивали Викторушку, как именно сидела дама, как стоял на коленях майор — Виктор прибавлял всё новые подробности.

Ыттисенчен сайрарах ун патне пӗр савӑнӑҫлӑ мар, ҫӳлӗ офицер, ҫамкине каснӑ паллилӗскер те тарӑн пытанса ларакан куҫлӑскер, пыратчӗ: вӑл яланах хӑйпе пӗрле скрипка илсе пыратчӗ те тӗлӗнмелле аван калатчӗ, — ҫав тери лайӑх калатчӗ: иртен-ҫӳренсем вара чӳречесем патӗнче чарӑна-чарӑна тӑратчӗҫ, пӗтӗм урамран халӑх пӗренесем ҫине пуҫтарӑнса ларатчӗ, ман хуҫасем те, килте пулсассӑн, чӳречесене уҫса яратчӗҫ те каланине итлесе музыканта мухтатчӗҫ.
Реже других к ней приходил высокий, невесёлый офицер, с разрубленным лбом и глубоко спрятанными глазами; он всегда приносил с собою скрипку и чудесно играл, — так играл, что под окнами останавливались прохожие, на брёвнах собирался народ со всей улицы, даже мои хозяева — если они были дома — открывали окна и, слушая, хвалили музыканта.

Мана урама уҫӑлса ҫӳреме ямастчӗҫ, уҫӑлса ҫӳреме вӑхӑт та ҫукчӗ, — ӗҫ пӗрмаях хутшӑнса пыратчӗ; халӗ яланхи пек горничнӑй, дворник тата «чупса ҫӳрекен ача» ӗҫне тунисӗр пуҫне, манӑн кашни кулленех сарлака хӑмасем ҫине пӑтасемпе коленкор ҫапмаллаччӗ, ун ҫине чертежсем ҫыпӑҫтармаллаччӗ, хуҫан строительство ӗҫӗсен сметисене таса хут ҫине ҫырмаллаччӗ, подрядчиксен съезчӗсене тӗрӗслемеллеччӗ, — хуҫа иртен пуҫласа ҫӗрлеччен машина пек ӗҫлетчӗ.
Гулять на улицу меня не пускали, да и некогда было гулять, — работа всё росла; теперь, кроме обычного труда за горничную, дворника и «мальчика на посылках», я должен был ежедневно набивать гвоздями на широкие доски коленкор, наклеивать на него чертежи, переписывать сметы строительных работ хозяина, проверять счета подрядчиков, — хозяин работал с утра до ночи, как машина.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics