Шырав

Шырав ĕçĕ:

Сирӗн (тĕпĕ: эсир) more information about the word form can be found here.

Ҫак сӑмахсене илтсен, старикӑн савӑннипе чӗри сиксе кӑна тӑнӑ та, вӑл часрах ответ пама васканӑ: «Епле пултӑр-ха, батюшка, пире тӑрантаракан ҫыннӑмӑр, епле астӑвам мар-ха эпӗ, ку вӗт сирӗн вилнӗ мучӑр Лев Степанович пурӑннӑ вӑхӑтрах пулнӑ, анчах та ӑна эпӗ ӗнер пулнӑ пекех астӑватӑп».
Сердце прыгало от радости у старика при этих словах, и он торопился отвечать: «Как же, батюшка, кормилец ты наш, мне-то не помнить, оно ведь еще при покойном дядюшке вашей милости, при Льве Степановиче было, помню, вот словно вчера».

I // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

«Енчен те эпӗ ҫак кӑҫалхи ҫул та хамӑн таса тивӗҫе пурнӑҫламан пулсан, сирӗн превосходительствӑна халь ҫывхарса килекен чаплӑ та хаваслӑ праҫник ячӗпе пӗтӗм чун-чӗререн саламламан пулсан, хама эпӗ каҫарма ҫук айӑплӑ ҫын тесе шутланӑ пулӑттӑм».
"Я считал бы себя преступным, если б не исполнил и в сей настоящий год священного долга моего и не принес бы вашему превосходительству наиусерднейшего поздравления с наступающим высокоторжественным праздником».

Тивӗҫ — нимрен малтан // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

— Тӗлӗнмелле вӑхӑтра тӗл пулма шут тытнӑ-ҫке сирӗн еркӗнсем — ирхине! — терӗ князь.
— Странное время тебе назначают любовники для свиданья — утром! — заметил князь.

Вӑрӑ чакак // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 3–29 с.

— Ыйтмасӑр ниҫта та яма хушман; ӑҫта сирӗн кайма ирӗк паракан хут?
— Не велено никуда пускать без спросу; где у вас дозволение?

— Сирӗн сиятельствӑн мӗн хушас кӑмӑл пур? — тесе ыйтрӑм эпӗ урнӑ пек ҫилленсе, тарӑхса кайнӑ сасӑпа, — эпӗ вӑйсӑр хӗрарӑм, эсир ӑна халӗ хӑвӑрах куртӑр, анчах та ӗнентерсех калатӑп, эпӗ вӑйлӑ хӗрарӑм пулма та пултаратӑп.
— Что угодно приказать вашему сиятельству? — спросила я голосом, дрожавшим от бешенства и негодования, — я слабая женщина, вы это сейчас видели, но уверяю, я могу быть и сильной женщиной.

Чӑн та, чуна уҫса каласан, сирӗн историе эпӗ хӑвӑртан та, камран та пулин урӑххинчен те пӗр сӑмах илтмесӗрех каласа пама пултарнӑ пулӑттӑм… эпӗ ӑна пӗлетӗп.
Хотя, скажу вам откровенно, я бы мог вам рассказать вашу историю, не слыхав ни от вас, ни от кого другого ни слова… я ее знаю.

— Каласамӑр ара, турӑшӑн та пулин калӑр; эпӗ сирӗн кашни сӑмахӑра каҫса кайсах итлетӗп.
— Да говорите, ради бога, говорите; я жадно ловлю каждое слово.

— Манӑн истори вӑрӑм мар, пачах та урӑхла — кӗске вӑл: эпӗ сире ывӑнтармӑп; эпӗ Анетӑна выляса сирӗн кӑмӑла тултарнӑшӑн та пулин итлӗр ӑна.
— История моя не длинна, очень коротка, напротив: я не утомлю вас; послушайте ее хоть за то удовольствие, которое я вам доставила Анетой.

— «Князь, — терӗм эпӗ, — французсем ҫавӑн пек калаҫҫӗ пулсан, вӗсем ӑна сирӗн труппа мӗнле йӗркеленсе тӑнине тата эсир труппӑна мӗнле тытса тӑнине пӗлменнипе калаҫҫӗ».
— «Князь, — сказал я, — если французы это говорят, то потому, что они не знают устройства вашей труппы и ее управления».

Ун пек чух эсир хӑвӑра ҫынсем пӑрахса хӑварнӑ пек, эсир пӗр-пӗччен пулнӑ пек туятӑр; чуна темле йӳҫӗк тупать, сирӗн ҫав каҫ пӗтӗмпех пӑсӑлать, эсир киле васкатӑр та сирӗн малти пӳлӗмре ҫурта тӑрри ҫунса ларнӑшӑн, сигара япӑх туртӑннӑшӑн ҫилленетӗр, — ҫаксем пурте сирӗн сехет ҫурӑ хушшинче пулса иртнӗ завязкӑллӑ тата развязкӑллӑ роман пирки пулаҫҫӗ.
И вы себя чувствуете как-то оставленным, одиноким; какая-то горечь наполняет душу, и весь вечер непорчен, и вы торопитесь домой и сердитесь, что у вас в передней нагорело на свече и что сигара скверно курится, — все оттого, что сыграли роман в полтора часа, роман с завязкой и развязкой.

Эсир мана пӗртте йӑнӑшман судья вырӑнне йышӑнтӑр, сирӗн ӗҫ — мана ӗненесси.
Вы признали меня непогрешающим судьей — ваше дело верить.

Ӗненӗр мана: поэт яланах хӑйне уйрӑм чунне палӑртать пулсан, вӑл хӑйне мӗн тери ытларах ӗненет, мӗн тери уҫӑ чунлӑрах, унӑн лиризмӗ ҫӳллӗрех пулать, сирӗн чӗрене вӑл ҫав таран вӑйлӑрах кисрентерет; актерӑн та ҫав майлах: вӑл мӗне туймасть, ҫавна кӑтартса параймасть, кӑтартса парсан та юри тунӑ пек, сиввӗн тухать; ан манӑр эсир — вӑл ҫапах та поэт тунӑ сӑнара хӑйне йышӑнать.
Поверьте, так как поэт всюду вносит свою личность, и чем вернее он себе, чем откровеннее, тем выше его лиризм, тем сильнее он потрясает ваше сердце; то же с, актером: чему он не сочувствует, того он не выразит или выразит учено, холодно; вы не забывайте, он все же себя вводит в лицо, созданное поэтом.

— Паҫӑрах каламаллаччӗ сирӗн, — хушса хучӗ европеец, — эсир халь хӑвӑр ӑнлантарса парас тенинчен ытларах та ӑнлантарса патӑр.
— Давно бы вы сказали, — прибавил европеец, — вы больше объяснили, нежели хотели.

Вӑл ӗненмелле мар вӑйлӑ туйӑмсене, ырӑ тӑвакан ирсӗрлӗхсене, хаяр ӗҫсем тӑвакан ырлӑхсене кӑтартакан начар роман ҫырать те, ҫула май, е, тӗрӗсрех каласан, пӗртте ҫула май мар, темӗнле ыйтусене те хускатса илет, вӗсене пула сирӗн сывлӑш пӳлӗнсе ларать, сире хӑрушӑ пулса каять, вара, хӑранине сирсе яма, эсир шухӑшлама тытӑнатӑр.
Он напишет дрянной роман с неестественными страстями, с добродетельными пороками и с злодейскими добродетелями да по дороге или, вернее, потому, что это совсем не по дороге, коснется таких вопросов, от которых у вас дух займется, от которых вам сделается страшно, а чтоб прогнать страх, вы начнете думать.

Сирӗн славянла теорисем майлӑ пулнӑ император Август хӑйӗн хӗрне килтен кӑлармасӑр усранӑ та, ун ҫинчен ыйтакансене хирӗҫ кӑмӑллӑн кулса: «Килте ларать, ҫӑм арлать», тенӗ.
Император Август, который разделял ваши славянские теории, держал дочь дома и с улыбкой говорил спрашивавшим о ней: «Дома сидит, шерсть прядет».

— Сирӗн шухӑшӑр ҫав тери ют ҫӗршыври шухӑш пек, ӑна каласа пама эсир вырӑсла сӑмах та тупаймарӑр иккен.
— Ваша мысль до того иностранная, что вы и слова русского не прибрали, чтоб ее выразить.

— Ҫапах та, тӗлӗнмелле пулса тухать: сирӗн шутпа мӑн ҫулсем, хуласем, ыттисене упраса аталантарса пыракан пур япаласем те славянсемшӗн сиенлӗ иккен; сирӗн шутпа, йӑласен тасалӑхне упраса усрама мӑн ҫулсем те, ҫыхӑну та, суту-илӳ те, юлашкинчен тата аталанса пыракан пурнӑҫӑн пӗрремӗш условийӗ пулса тӑракан ытлӑ-ҫитлӗ пурлӑх та пулмалла мар.
— Однако, странное дело, большие дороги, города, все то, что хранит и развивает других, вредно для славян, так, как вам угодно их представлять; по-вашему, чтоб сохранить чистоту нравов, надобно, чтоб не было проезда, сообщения, торговли, наконец, довольства, первого условия развивающийся жизни.

Хӑйсен пачах расна пурнӑҫӗпе хуласенче пурӑнакан, пирӗн пӗртен-пӗр халӑх пурнӑҫӗн йӑли пулса тӑракан ялти йӗркесене пӑрахнӑ ҫӗрте-и, мужик сутӑҫ пулса кайнӑ, сирӗн индустри ӑна пуйтарса пӑсса янӑ, унӑн халиччен пулман вышккайлӑхне ятарласа аталантарса янӑ мӑн ҫулсем ҫинче-и?
У высших сословий, живущих особою жизнию, в городах, которые оставили сельский быт, один народный у нас, по большим дорогам, где мужик сделался торгашом, где ваша индустрия развратила его довольством, развила в нем искусственные потребности?

— Калӑр-ха, полковник, сирӗн отряд ӑҫта тата мӗн тума каятчӗ?
— Рассказывайте, полковник, куда и зачем двигался ваш отряд?

XV // Василий Юдин. Гариф Губай. Бакенщик хӗрӗ. Повесть. Тутарларан В.Н. Юдин куҫарнӑ — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1962. — 204 с.

— Мана паром хыҫӗнче сирӗн ҫынсем пур пек туйӑнчӗ: унтан ман ҫине винтовкӑсем тӗллерӗҫ.
— Мне показалось, что за паромом есть твои люди: в меня оттуда целились из винтовки.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics