Шырав

Шырав ĕçĕ:

Пуҫӗ (тĕпĕ: пуҫ) more information about the word form can be found here.

Боринӑн пуҫӗ ҫавӑрӑнса кайрӗ.
У Борина закружилась голова.

Виҫҫӗмӗш сыпӑк // Никифор Ваҫанкка, Алексей Этмен, Илле Тукташ. Алексеев, М. А. Большевиксем: роман / вырӑсларан Н. Ваҫанкка, А. Этмен, И. Тукташ куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑвашгиз, 1936. — 242 с.

Ун пуҫӗ ҫийӗнче, шпалер ҫыпӑҫтарнӑ стена ҫине: «Е. В. Б. Комдивӑн личный секретарӗ» тесе, ылттӑн саспаллисемпе ҫырса хунӑ.
Над ним на темных обоях стены, красовалась готическая таблица: «Личный секретарь Е. В. П. Комдива».

Борин умӗнчи ҫын ҫамрӑках мар, пуҫӗ те пичӗ те унӑн кӑвак шӑртлӑ.
Перед ним стоял человек с седой щетиной на голове и на щеках.

Картечсем Володя пуҫӗ урлах шӑхӑра-шӑхӑра иртсе кайрӗҫ.
просвистел над его головой.

26 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Анчах та Корниловскӑй батареи патне ҫитсе бастион начальникне шыранӑ чух вӑл иккӗлене пуҫларӗ, — пуҫӗ ҫӗрелле усӑнчӗ.
Однако это чувство бесстрашия и самодовольства было скоро поколеблено зрелищем, на которое он наткнулся в сумерках на Корниловской батарее, отыскивая начальника бастиона.

21 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Вӑл итлеме тытӑнчӗ; ҫӳлте, хӑй пуҫӗ тӗлӗнчех, батарея командирӗ уткаласа ҫӳрени илтӗнчӗ.
Он стал вслушиваться; над самой его головой слышались шаги батарейного командира.

14 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Тӗттӗмрен батарея вырӑнаҫнӑ пысӑк та шурӑ ҫуртпа кӗпер пуҫӗ тухса тӑраҫҫӗ.
Большое белое здание батареи и начало моста выдавались из темноты.

10 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Виҫҫӗмӗшӗ, шыҫӑнса кайнӑ питли, ҫавӑрса ҫыхнӑ пуҫӗ ҫине салтак ҫӗлӗкне лартса янӑскер, урисене ҫӗрелле, кустӑрма патнелле туса ларнӑ та, чӗркуҫҫийӗсем ҫине аллисемпе тӗрӗнсе, тӗлӗрсе пырать тейӗн.
Третий, с опухшим лицом и обвязанной головой, на которой сверху торчала солдатская шапка, сидел сбоку, спустив ноги к колесу, и, облокотившись руками на колени, дремал, казалось.

1 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Пуҫӗ ҫук ун, ҫав тери хӑрушӑ-мӗн ку виле.
Труп страшный, безголовый.

16 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Вӑл пырса тытнӑ вилен кӑкӑрне амантнӑ-мӗн, пуҫӗ шыҫӑнса ҫав тери пысӑкланса кайнӑ, сӑн-пичӗ хуралса ларнӑ, куҫӗсем таврӑнса тухнӑ, — ҫурӑмӗнчен, аялтан тыт, Морозка, вӗҫерӗнсе ан кайтӑр тата.
С огромной раздувшейся головой, почернелым глянцевитым лицом и вывернутыми зрачками, — под спину берись, Морозка, а то как бы не перервался.

15 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Пуҫӗ ҫав тери хытӑ ыратма тытӑнчӗ ун, пуҫӗнчи тутӑрӗ шӑва-шӑва анать, ҫавӑнпа вӑл ӑна хӑрах аллипе тытсах пырать.
И придерживая рукой сбившуюся повязку и голову, которая сильно начинала болеть у него, потащился назад.

13 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Михайлов та лӑпчӑнса ларса пуҫне ярса тытрӗ, хускалнӑ пирки унӑн пуҫӗ чӑтма ҫук ыратса кайрӗ.
Михайлов тоже присел и схватился за голову, которая от движенья ужасно заболела у него.

— Давайӑр носилка — эй! ротнӑя вӗлернӗ! — ун пуҫӗ тӗлӗнчех илтӗнчӗ кӑшкӑрнӑ сасӑ, вӑл вара ирӗксӗрех ку сасӑ Игнатьев барабанщик сасси иккенне тавҫӑрса илчӗ.
— Давай носилки — эй! ротного убило! — крикнул над его головой голос, который он невольно узнал за голос барабанщика Игнатьева.

Халӗ ӗнтӗ унӑн пуҫӗ хытах ыратмасть-мӗн.
Боль в голове становилась гораздо слабее.

Ӑна кӗрсен, чӑн малтан вӑл хӑйӗн сӑмси тӑрӑх юн юхнине, пуҫӗ ыратнине туйса илчӗ.
Первое ощущение, когда он очнулся, была кровь, которая текла по носу, и боль в голове.

«Пӗтрӗм! — вӗлерчӗ!» — шухӑшласа илчӗ вӑл, бомба ҫурӑлсан (астуса юлаймарӗ вӑл, те мӑшӑрлӑ, те хӑрахлӑ хисеп каланӑ самантра ҫурӑлчӗ вӑл), ҫав самантрах хӑйне темӗскерпе ҫапнине, пуҫӗ чӑтма ҫук хытӑ ыратса кайнине туйса илчӗ.
«Все кончено! — убит!» — подумал он, когда бомбу разорвало (он не помнил, в чет или нечет), и он почувствовал удар и жестокую боль в голове.

Ҫитесчӗ кӑна, ҫитсенех вырӑссен виҫкӗтеслӗ штыкне тутанса пӑхатӑн та-ха эс, явӑл пуҫӗ! — ҫав тери хыттӑн калаҫма тытӑннӑ рота командирӗ, вӑл ытла кӑшкӑрса калаҫнине кура, батальон командирӗн ӑна шӑплантарма тӳр килнӗ: ытла нумай шавлама кирлӗ мар, тенӗ вӑл ӑна.
Дай только добраться, тогда попробуешь штыка трехгранного русского, проклятый! — заговорил ротный командир так громко, что батальонный командир должен был приказать ему молчать и не шуметь так много.

11 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Пӑх-ха эс ӑна, ха ӑҫта ӳксе ҫурӑлчӗ вӑл эсреллӗ пуҫӗ шӑп пирӗн пӳрт тӗлне, слободкӑна ӳкрӗ.
Вишь, где лопнула проклятая, — прямо над нашим домом в слободке.

6 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

— Тӑшман хупӑрласа илнӗ Севастопольре, паллах, ҫын нумай, ҫавӑнпа ӗнтӗ чапа е мухтава тухас кӑмӑл та нумай, урӑхларах каласан, аристократсем те нумай кашни аристократе аристократ маррин пуҫӗ ҫинче минутсерен вилӗм ҫакӑнса тӑрать пулин те ҫавах вӑл.
А так как в осажденном городе Севастополе людей много, следовательно, и тщеславия много, то есть и аристократы, несмотря на то, что ежеминутно висит смерть над головой каждого аристократа и не-аристократа.

3 // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Малтанах унӑн пылчӑкпа вараланса пӗтнӗ сӑн-питӗнче хӑрани ҫеҫ палӑрать, тата вӑл темӗнле, юриех, вӑхӑт ҫитмесӗрех асапланнӑ пек тӑвать теме те пултаратӑр эсир ун ҫине пӑхсан, ҫын тени ӗнтӗ кун пек чух кирек хӑҫан та ҫавӑн пек сӑнлӑ пулать, анчах ун патне носилка илсе пынӑ чух, вӑл аманман айӑкне носилка ҫинелле туса ун ҫине хӑй тӗллӗнех пырса выртнӑ чух, эсир унӑн сӑн-пичӗ улшӑннине асӑрхатӑр, ку вӑхӑтра вара эсир вӑл темӗнле, чун хавалӗпе ҫӗкленсе кайнине асӑрхатӑр, ун ӑшӗнче сӑмахпа каласа ӗлкӗреймен аслӑ шухӑш пуррине туйса илетӗр: куҫӗсем йӑлкӑшаҫҫӗ ун, шӑлӗсене вӑл хытӑ ҫыртса лартнӑ, пуҫӗ ҫӳлелле аран ҫеҫ, хӗнпе ҫӗкленет, хӑйне ҫӗкленӗ вӑхӑтра вара вӑл, носилкӑна чарса тӑрать те, аран-аран чӗтрекен сассипе юлташӗсене сӑмах хушать, «Каҫарӑр, тӑвансем!» — тет вӑл, тата темӗн калама тӑрать, курӑнсах тӑрать ӗнтӗ вӑл темӗнле чуна ыраттаракан сӑмах каласшӑн пулни, анчах унччен каланӑ сӑмахах тепӗр хут калать: «Каҫарӑр, тӑвансем!»
В первые минуты на набрызганном грязью лице его видны один испуг и какое-то притворное преждевременное выражение страдания, свойственное человеку в таком положении; но в то время как ему приносят носилки и он сам на здоровый бок ложится на них, вы замечаете, что выражение это сменяется выражением какой-то восторженности и высокой, невысказанной мысли: глаза горят ярче, зубы сжимаются, голова с усилием поднимается выше; и в то время как его поднимают, он останавливает носилки и с трудом, дрожащим голосом говорит товарищам: «Простите, братцы!» — еще хочет сказать что-то, и видно, что хочет сказать что-то трогательное, но повторяет только еще раз: «Простите, братцы!»

Севастополь декабрь уйӑхӗнче // Василий Алагер, Стихван Шавли. Толстой Л.Н. Севастополь калавӗсем: калавсем. — Шупашкар: Чӑвашгосиздат, 1942. — 238 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics