Шырав

Шырав ĕçĕ:

чуна (тĕпĕ: чун) more information about the word form can be found here.

Анчах выльӑх пуҫ мими ӗнтӗ чарса тӑракан, хӑрушлӑхран сыхланма хушакан наркӑмӑшпа сӗткенленнӗ, ҫын ушкӑнӗ юн курасшӑн, анчах хӑрать, курасшӑн та, курасшӑн мар та вӑл, ҫапла хӑй ӑшӗнче курӑнми кӗрешӳ пынӑ пирки вӑл чуна пырса тивекен киленӗҫ туять, вӑл — пурӑнать.
Но мозг животного уже пропитан ядами разных запретов и опасений, желая крови — толпа боится, она и хочет и не хочет, и в этой темной борьбе внутри самой себя она испытывает острое наслаждение, она — живет…

Кичемлӗх патшалӑхӗ // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 671–683 стр.

Ҫак мӗнпур илеме чӗртсе ярса, тӗрлӗ тӗспе ялкӑшакан ҫулӑмсен харсӑр вӑййинче урса кайса, савӑнӑҫлӑн ташлас, кӑшкӑрас та юрлас килет, ҫав чуна лӑплантаракан вилӗ илемсене пӗтерекен ӗҫкӗ-ҫикӗре пулас килет…
Хочется поджечь всю эту прелесть и бешено, весело плясать, кричать и петь в буйной игре разноцветных языков живого пламени, на сладострастном пире уничтожения мертвого великолепия духовной нищеты…

Чуна хӗрӳллӗ кӑмӑл ыталаса илет, чӗп-чӗрӗ те хӗп-хӗрлӗ, чечекленекен ҫутта курас кӑмӑл ҫӗкленет; ҫав ҫутӑ ҫынсене хӑлхана ыраттаракан, куҫа йӑмӑхтаракан нумай тӗрлӗ кичемлӗхрен хӑтартӑрччӗ, тетӗн…
Душу крепко обнимает пламенное желание живого, красного, цветущего огня, чтобы он освободил людей из плена пестрой скуки, сверлящей уши и ослепляющей глаза.

Пуҫ мимине тӗтре йӗпленсе кӗрет, тем кӗтсе ҫӑткӑнланса ӗмӗтленни чуна, нӳрӗ шӑналӑкпа витнӗ пек, ҫӳҫентерсе илет.
В мозг проникает матово-белый туман, жадное ожидание окутывает душу вязким пологом.

Ҫав кӑпӑш та чуна лӑпкакан тум патне пырса, ун ҫумне сӗртӗнес килет; унӑн хӑпартланса тӑракан пӗрмечисем ҫине выртса, пӗр сас-чӗвӗсӗр те хӑвӑрт вӗлтлетсе вӗҫекен шурӑ кайӑксем ҫине пӑхса, йӑлтӑр хӗвел панӑ шӑрӑхра тӗлӗрекен океанпа пӗлӗт ҫине пӑхса киленес килет.
Хочется пойти и прикоснуться к мягким, ласковым тканям, лечь на их пышные складки и смотреть в пустыню, где бесшумно и быстро мелькают белые птицы, где океан и небо дремотно замерли в знойном блеске солнца.

Ҫакӑ хайрӑлса тухакан сасӑ, сывлӑша, чуна ҫӳҫентерсе яраканскер, тата тимӗр хӗлӗхӗсем уласа янӑрашни, Ылтӑн хӑвачӗ пусмӑрланипе пурнӑҫ хурланса ахлатни, Сарӑ Шуйттан ахӑлтатса кулса тӑни, — ҫакӑ шӑв-шав ӗнтӗ хулан шӑршлӑ ӳт-тирӗ вараласа пӗтернӗ, лапчӑтса хунӑ ҫӗр ҫинчен ҫынна таҫта аякка хӑвалать.
Этот напряженный звук, сотрясающий воздух и душу, немолчный вой железных струн, тоскливый вопль сил жизни, угнетаемых силою Золота, холодный, насмешливый свист Желтого Дьявола,— этот шум гонит прочь от земли, раздавленной и загрязненной вонючим телом города.

Ҫак йӗрӗнчӗк асамлӑ вӑй чуна ҫывратса ярать.
Это скверное волшебство усыпляет их души.

Сарӑ шуйттан хули // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 659–670 стр.

Ленька пурӑннӑ пӳлем ҫӳп-шӑтӑкне аса илтерет, ҫак шӑтӑкри кашни кӗтес чуна тӑвӑрлать, ҫитмен пурнӑҫӑн киревсӗр енӗсене лайӑх кӑтартать.
Ленькино жилище напоминало мусорную яму, и превосходные уродства нищеты, безжалостно оскорбляя, лезли в глаза с каждого аршина этой ямы.

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

Урамсенчи ҫӗр каҫӑ тӑрӑлса тӑнӑ кӳлленчӗксенче ирхи кӗрен-кӑвак тӳпе курӑнать, — ҫавна пула таса мар кӳлленчӗксем те илемлӗрех пек туйӑнаҫҫӗ, анчах вӑл илем ниме те кирлӗ мар, чуна та килӗшӳсӗр.
На улицах, в лужах, устоявшихся за ночь, отражалось утреннее небо — голубое и розовое, — эти отражения придавали грязным лужам обидную, лишнюю, развращающую душу красоту.

Вӑл ӑна лайӑх пӗлнӗ: — Хампа пӗр ҫӗрте ӳснӗ ҫынсем, вӗсем ман чуна аван ӑнланаҫҫӗ, — тетчӗ.
Она знала это: — Люди, среди которых выросла моя душа и которые понимают ее…

Итали ҫинчен хунӑ юмахсем // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 166–190 стр.

Хӗвелӗн хӗрхӗлтӗм пайӑркисем хула стенисемпе башнисене юн сапнӑ пек хӗретнӗ, чӳречесем чуна ҫӳҫентермелле хӑрушшӑн ҫуталнӑ, пӗтӗм хула аманнӑн-суранланнӑн туйӑннӑ, ун суранӗсенчен юн мар — пурнӑҫ сӗткенӗ сӑрхӑнса юхнӑ; вӑхӑт иртсе пынӑ май хула вилӳт пек хуралнӑ та, ун ҫинчи ҫӑлтӑрсем вилнӗ ҫын пуҫ вӗҫне лартнӑ ҫуртасем пек курӑннӑ.
Багряные лучи солнца обливали стены и башни города кровью, зловеще блестели стекла окон, весь город казался израненным, и через сотни ран лился красный сок жизни; шло время, и вот город стал чернеть, как труп, и, точно погребальные свечи, зажглись над ним звезды.

— Э, ӗҫ вӑл, ӑна юратма тытӑниччен, кашниех йывӑр, унтан — чуна ҫӗклентерсе ярать те ҫӑмӑлтарах пулать.
— Э, всякая работа трудна, до времени, пока ее не полюбишь, а потом — она возбуждает и становится легче.

… Тӗмсем хушшинче хуллен йынӑшнӑ сасӑ — яланах чуна ҫывӑх пырса тивекен этем сасси илтӗнчӗ.
…Тихий стон в кустах — человечий стон, всегда родственно встряхивающий душу.

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

Вара «Кӗсре варне», «Типӗ», «Нӳрӗ» ятлӑ уйсене — хӑйсен тӑван вырӑнӗсене аса илетчӗҫ, унта кашни ывҫӑ тӑпри вӗсене аслашшӗсен ҫӗрсе пӗтнӗ ӳчӗ пек туйӑннӑ, пур япали те унта чуна ҫывӑх, паллӑ, хаклӑ пулнӑ — йӑлтах вӗсен тарӗпе шӑварӑннӑ.
И вспоминали о Кобыльем ложке, Сухом гоне, Мокреньком — о родных местах, где каждая горсть земли была прахом их дедов и все памятно, знакомо, дорого — орошено их потом.

Анчах, пуринчен ытла, ҫын ӑшне чуна вӗлерекен сивӗ тӗлӗнтерӳ кӗрсе тулнӑн туйӑннӑ.
Но казалось, что больше всего в груди людей влилось холодного, мертвящего душу изумления.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Халӑх каялла чакнӑ, кӑшт чарӑнса тӑнӑ та хытса кайнӑ; унтан сасартӑк темиҫе ҫӗр ҫын пӗр сасӑпа тискеррӗн, чуна чӗтретмелле уласа янӑ.
Толпа подалась назад, на миг остановилась, оцепенела, и вдруг раздался дикий, потрясающий вой сотен голосов.

Ӗненӳ ҫӗнтере пуҫланӑ, вӑл, ҫынсен иккӗленсе шӑппӑн пӑшӑлтатнине сирсе ярса, чуна хавхалантарнӑ…
Вера приходила, обнимала людей, возбуждала их, заглушая тихий шопот сомнений…

Анчах ун ҫинчен шухӑшламасан та лайӑхрах… ним те шухӑшласа кӑларас ҫук… чуна ҫунтарни кӑна.
Но лучше про такие дела не думать… ничего не выдумаешь, а душу надорвешь…

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Инҫетрен бухтӑри ӗҫ шавӗ илтӗнет, анчах бухтӑна эпир курмастпӑр: пиртен сылтӑмра тинӗс хӗррине пысӑк та йывӑр шурӑ ҫуртсем купаласа тултарнӑ хула ларать, сулахайра — тинӗс, пирен ҫире те — вӑлах; вӑл темле тӗлӗнмелле те ҫепӗҫ, куҫпа чуна ачашлакан, тӗрлӗ тӗссемпе илемленнӗ пирки ниепле курса-пӗлсе ӑнланмалла мар сӑрсем ҫепӗҫҫӗн пӗрлешсе юмахри сӑнсем пулса тӑнӑ ҫӗрелле инҫете-инҫете тӑсӑлса каять…
Издали долетал глухой шум работ на бухте, но ее мы не видели, справа от нас лежал на берегу город тяжелыми глыбами белых домов, слева — море, пред нами — оно же, уходившее в неизмеримую даль, где в мягких полутонах смешались в фантастическое марево какие-то дивные и нежные, невиданные краски, ласкающие глаз и душу неуловимой красотой своих оттенков…

Чуна ҫӑмӑллатса яракан кӗнекесем вулатчӗ хӑш чухне.
Душеспасительное мне читала иногда.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics