Шырав

Василий

Василий

«Мӗн варӑ вӑл? Мӗншӗн ун пекех итлет?» — шухӑшларӗ Василий.
«Что это он? Отчего так слушает?» — думал Василий.

Василий хӑйӗн планӗсем ҫинчен каласа пачӗ, секретарь сӑн-пичӗ епле улшӑнса пынинӗ курчӗ.
Василий рассказывал о своих планах и видел, как меняется лицо секретаря.

— Манӑн каллех йӑлӑнмалли пур! — йӑл кулса тата тарӑн та хура куҫӗсене йӑлтӑртаттарса калаҫма тытӑнчӗ Василий.
— Опять у меня докука! — улыбаясь и блестя глубоко сидящими темными глазами, заговорил Василий.

Василий пысӑк утӑмсемпе пӳлӗм урлӑ утса каҫрӗ, креслӑна сиктерчӗ, ун ҫине ытла йывӑррӑн ларнипе кресло урисем шӑтӑртатса илчӗҫ.
Василий широкими шагами пересек комнату, отодвинул кресло и сел на него так, что ножки скрипнули.

— Татах мӗн пулчӗ санӑн, Василий Кузьмич?
— Что у тебя опять стряслось, Василий Кузьмич?

Хӑнасем кайсан, Василий чӳрече патӗнче нумайччен тӑчӗ.
Когда гости ушли, Василий долго стоял у окна.

«Кунта ӗҫ тӑмпа улӑхсенче мар, — шухӑшларӗ Василий.
«Тут не в глинах и не в лугах дело, — думал Василий.

Унӑн уҫӑ сасси уҫҫӑнах хурланнипе чӗтренине курса, Василий ӑна сасартӑк пӗтӗм чун-чӗререн шеллерӗ те намӑсланчӗ:
Звонкий голос ее дрогнул такой горькой и откровенной обидой, что Василий вдруг от души понял ее и устыдился.

— Ой, Василий Кузьмич, ҫакӑ кӳрентерет те! — хӑвӑрт каларӗ ҫамрӑк хӗр.
— Ой, Василий Кузьмич, в том и обида! — быстро сказала молоденькая.

Василий ун ҫине ҫутӑ куҫ шӑрҫисене чалӑштарса пӑхрӗ те куҫӗсене ҫийӗнчех куҫхӑрпӑкӗсемпе хупласа хучӗ:
Василий чуть покосился на нее блеснувшим зрачком и сразу прикрыл глаза ресницами:

Василий ӑна хӑлха хӗррипе итлерӗ.
Василий слушал ее краем уха.

— Санӑн ответ епле пулать, Василий Кузьмич.
— Какой будет твой ответ, Василий Кузьмич?

Вӗсем килнин сӑлтавне Василий карчӑкӑн пирвайхи сӑмахӗсенченех ӑнланчӗ, савӑнчӗ те, пӑшӑрханчӗ те, вара калаҫӑва мӗнпе вӗҫлемеллине ҫавӑнтах шутласа хучӗ.
Василий с первых слов старухи понял причину их прихода, обрадовался и встревожился и мгновенно предрешил исход разговора.

Эпӗ санпа, Василий Кузьмич, тӳртен калаҫӑп.
Я с тобой буду прямиком говорить, Василий Кузьмич.

Карчӑка вӗсем ялта тӗрлӗ дипломатиллӗ калаҫу ирттерме маҫтӑр пулнипе хӑйсемпе пӗрле илсе килнине анланчӗ Василий, анчах вӑл ытла калаҫма юратни халӗ хӑйсене те кӑмӑла каймарӗ, карчӑк, йӑлтах урӑхла, хӑйӗн искусствине кӑтартма тӳрӗ килнишӗн савӑнчӗ.
Василий понял, что старуху прихватили с собой как известного в деревне мастера всяких дипломатических переговоров и что сами теперь не рады ее словоохотливости, — старуха же, наоборот, была рада случаю показать свое искусство.

— Сан пата эпир, Василий Кузьмич, пысӑк ӗҫпе, пӗр-пӗрне интереслентерекен ыйтупа, эпир пӗр-пӗрне хисепленине асра тытса килтӗмӗр.
— Пришли мы к тебе, Василий Кузьмич, по делу важнейшему, по нашему обоюдному интересу и по нашему взаимному расположению.

Василий ҫийӗнчех сыхлануллӑрах тытрӗ хӑйне: «Мӗн шӗн килнӗ вӗсем?»
Василий сразу насторожился: «Зачем пожаловали?»

Пӗррехинче, Василий тӑм пирки калаҫса татӑлма «Всходы» колхоза тепӗр хут кайма хатӗрленнӗ чухне кӳршӗсем правление хӑйсемех пычӗҫ.
Однажды, когда Василий собирался еще раз поехать в колхоз «Всходы» и попытаться договориться насчет глин, соседи сами пожаловали в правление.