Шырав

Шырав ĕçĕ:

куҫӗсем (тĕпĕ: куҫ) more information about the word form can be found here.

Темиҫе минутран Фома, салтӑнса пӑрахнӑскер, диван ҫинче выртнӑ, вӑл, хупӑннӑ-хупӑнман куҫӗсем витӗр пӑхса, сӗтел хушшинче темиҫе кукӑр пулса ларакан Ежова сӑнанӑ.
Через несколько минут Фома, раздетый, лежал на диване и сквозь полузакрытые глаза следил за Ежовым, неподвижно в изломанной позе сидевшим за столом.

XII // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Пичӗ унӑн тӗтӗмпе ӑшаланнӑ пек тӗксӗм курӑннӑ, куҫӗсем ҫиллес те хускавсӑр пӑхнӑ, хулӑм тутисем ҫинче салтак мӑйӑхӗсем шӑртланса тӑнӑ.
Лицо у него было темное, точно копченое, глаза неподвижные и сердитые, над толстыми губами торчали щетинистые солдатские усы.

Унӑн куҫӗсем, ответ илессе тем пекех кӗтсе, тӑванӗн лӑпкӑ пичӗ ҫинче чарӑннӑ.
Ее глаза с напряженным ожиданием остановились на спокойном лице брата.

Унӑн пичӗ савӑнӑҫпа ялтӑранӑ, куҫӗсем Тарасӑн хура мӗлки ҫине килӗшӳллӗн пӑхнӑ, тетӗшӗ ҫинче, темӗнле, хӑйне уйрӑм, шултра тӳмеллӗ, ик енче икӗ кӗсьеллӗ хулӑн сюртук пулнӑ.
Ее лицо сияло счастьем, и глаза с восторгом осматривали черную фигуру Тараса, одетого в такой особенный, толстый сюртук с карманами на боках и с большими пуговицами.

Старик Тараса хулпуҫҫинчен тӗксе илнӗ, унтан сасартӑк чакса тӑнӑ, — калӑн, вӑл сасартӑк — иртерех савӑнмастӑп-и, ҫак ҫурма кӑвак этем ҫине ҫавӑн пек пӑхмалла-и? — тенӗ евӗр шикленсе ӳкнӗ, тейӗн, вӑл вара ывӑлӗн пысӑк, йӗри-тавра сарӑххӑн тӑртанса тӑракан куҫӗсем ҫине тӗпчевлӗн, шанчӑксӑррӑн пӑхса илнӗ.
Старик толкнул Тараса в плечо и отскочил от него, как бы испугавшись, — не рано ли он радуется, так ли, как надо, относится к этому полуседому человеку, и он пытливо и подозрительно заглянул в большие, окруженные желтоватыми припухлостями, глаза сына.

Ывӑлӗ, пуҫне ҫӳле йӑтса, тӗксӗмрех пысӑк куҫӗсем ҫийӗн куҫхаршисене шӑмарса, ашшӗ умӗнче тӑнӑ.
Сын стоял против него, высоко подняв голову, нахмурив брови над большими темными глазами.

Сасартӑк старик ҫӳҫенсе кайнӑ, унӑн урисем чӗтӗре пуҫланӑ, куҫӗсем мӑчлатнӑ, вӑл алӑк янахӗнчен тата хытӑрах ярса тытнӑ.
Вдруг он увядал, что крестный вздрогнул, ноги его затряслись, глаза учащенно замигали и руки вцепились в косяки.

Унӑн пӗчӗкҫӗ симӗс куҫӗсем Фомана хыпашланӑ.
Его зеленые глазки щупали Фому.

Анчах унӑн куҫӗсем тӗксӗмленсе кайнӑ, тутисем, темӗнле, ҫӑт ҫыпҫӑннӑ, ҫавна пула, хырнӑ янахӗ малалла хӑлӑхсӑрӑн тухса тӑнӑ.
Но его глаза потемнели, и губы были сложены как-то очень плотно, отчего бритый подбородок упрямо выдался вперед.

XI // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Смолин сахал улшӑннӑ, ҫавӑн пекех тикӗс кастарнӑ хӗрлӗ ҫӳҫлӗ, ҫавӑн пекех сартутлӑ пулнӑ, кӑпӑш мӑйӑхӗсем кӑна унӑн чылай вӑрӑмланнӑ, тата куҫӗсем пысӑкланнӑ пек курӑннӑ.
Он мало изменился — такой же рыжий, гладко остриженный, весь в веснушках; только усы выросли у него длинные и пышные да глаза стали как будто больше.

XI // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Старик лӑпкӑн, йӗрӗнӳллӗ ҫӑмӑл кулӑпа калаҫасшӑн пулнӑ, анчах кулли унӑн пичӗ ҫине килмен, пӗркеленчӗкӗсем хӗрӳллӗн сиккелесе тӑнӑ, пӗчӗк куҫӗсем уйрӑмах йӑлтӑртатнӑ.
Старик старался говорить спокойно, с пренебрежительной усмешкой, но усмешка не выходила на лице у него, морщины возбужденно вздрагивали, и глазки сверкали как-то особенно.

XI // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Старик, сухалне шухӑшлӑн чӗпӗткелесе, пӳлӗм тӑрӑх каллӗ-маллӗ утса ҫӳренӗ; куҫӗсем унӑн таҫта айӑккалла пӑхнӑ, вӑл пысӑк чӑрмавлӑ шухӑша путни лайӑх палӑрнӑ.
Старик расхаживал по комнате, озабоченно подергивая рукой бородку: глаза его смотрели куда-то далеко, и было видно, что весь он погрузился в большую, сложную думу.

XI // Митта Ваҫлейӗ. Горький М. Фома Гордеев: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Фоман ырлавлӑ сӑмахӗсем тата тулли кӑмӑлпа ҫунакан куҫӗсем Ежова пушшех те хӑпартлантарса янӑ, вӑл хытӑран хытӑ улама, ҫӗхӗрме пуҫланӑ, — пӗрре, халран ӳксе, диван ҫине йӑванса кайнӑ, тепре, каллех сиксе тӑрса, Фома патнелле чупса пынӑ.
Одобрения Фомы и его горящие удовольствием глаза вдохновляли Ежова еще более, он всё громче выл и рычал, то в изнеможении падая на диван, то снова вскакивая и подбегая к Фоме.