Шырав

Шырав ĕçĕ:

айӗнче (тĕпĕ: ай) more information about the word form can be found here.

Ҫулӗ тата, ялтӑртатмаллах такӑрлатса ҫитернӗскер, тап-таса, тусансӑр, халь ӗнтӗ ҫӑра пучахсем айӗнче пытанса тӑмасть, малалла инҫете-инҫете курӑнать…
А дорога, накатанная до блеска, чистая, без пыли, уже не скрыта от взора густыми колосьями и видна далеко-далеко вперед…

Гришка Хват // Леонид Агаков. Троепольский, Г. Н. (1905-1995). Вунҫиччӗмӗш Прохор тата ыттисем: (агроном ҫырса пынисем). [Л. Я. Агаков куҫарнӑ]. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 132 с. — 18–40 с.

Урама ҫынсем тумланса тухаҫҫӗ, тумтир айӗнче вӗсем мӗнлине пӗлмелли ҫук; уҫҫӑн этем килте, хӑйӗн тӑватӑ стени ӑшӗнче пурӑнать, вӑл унта епле пурӑнать — эсӗ ӑна пӗлместӗн!
На улицу люди выходят одетые, а под одежей не знать, каковы они есть; открыто человек живет у себя дома, в своих четырех стенах, а как он там живет — это тебе неизвестно!

XII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Аялта, пирӗн лавка айӗнче, ҫӑмпа тата ҫӑматӑсемпе сут тӑвакан хуҫан пӗр приказчик пурччӗ, вӑл хӑй пит упшур пулнипе пӗтӗм Анатри пасара тӗлӗнтеретчӗ; унӑн хуҫийӗ хӑй тарҫи ҫавӑн пек пулнипе мухтанатчӗ.
Внизу, под нашей лавкой, у торговца шерстью и валяными сапогами был приказчик, удивлявший весь Нижний базар своим обжорством; его хозяин хвастался этой способностью работника, как хвастаются злобой собаки или силою лошади.

Каҫӑр сӑмсаллӑ пичӗ унӑн кӗреҫе пек лаптак; упа куҫӗ пек пӗчӗк куҫӗсем ҫӑра куҫ харшийӗсем айӗнче пытанса тӑраҫҫӗ, питҫӑмартисем ҫинче шурти мӑк майлӑ вӗт ҫӑм ункисем, пуҫӗ ҫинче ҫав ҫӑм-ҫӳҫӗ тачӑ ҫӗлӗк пек пулса кӗҫеленсе тӑрать, вӑл кукӑр пӳрнисене ҫав ҫӳҫӗ ӑшнелле аран ҫеҫ кӗртсе ярать.
Курносое лицо его плоско, точно лопата, медвежьи глазки спрятаны под густыми бровями, щеки — в мелких колечках волос, похожих на болотный мох, на голове эти волосы свалялись плотной шапкой, он с трудом просовывает в них кривые пальцы.

XI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Вӑл пӗрлештерсе тытнӑ пӗчӗк ывӑҫ тупанӗсене питҫӑмарти айне хурса сарлака кровать ҫинче выртатчӗ, унӑн ӳчӗ спальняри мӗнпур япалапа пӗрешкел ылттӑн тӗслӗрех ҫитти айӗнче пытанса тӑратчӗ, ҫивӗтлесе янӑ хура ҫӳҫӗ тӗксӗм хулпуҫҫи урлӑ усӑнса, хӑйӗн умнелле тӑсӑлса выртатчӗ, хӑш чух кровать ҫинчен ҫӗрелле усӑнса тӑратчӗ.
Она лежала на широкой кровати, положив под щёку маленькие ладошки, сложенные вместе, тело её спрятано под покрывалом, таким же золотистым, как и всё в спальне, тёмные волосы, заплетённые в косу, перекинувшись через смуглое плечо, лежали впереди её, иногда свешиваясь с кровати на пол.

X. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Ҫемҫе те хитре сӗтел-пукан нумай ларнӑран пӳлӗмӗнче, кайӑк йӑвинчи пек, тӑвӑрччӗ, чӳречисене чечексен ҫӑра симӗс ҫулҫисем картласа ишнӗ, тӗттӗмрех ҫӗрте кӑмакан юр пек шурӑ изразцисем йӑлтӑртататчӗҫ, кӑмакапа юнашар хура рояль йӑлкӑшса ларатчӗ, стенасем ҫинчен тата рамӑсен тӗксӗм ылтӑнӗ ӑшӗнчен темле хурарах тӗслӗ хутсем пӑхса тӑратчӗҫ, славян ҫырӑвӗн шултра саспаллийӗсем унта чалӑшшӑн сапаланса пӗтнӗччӗ, тата кашни хучӗ айӗнче те кантра ҫинче тӗксӗм те пысӑк пичет ҫакӑнса тӑратчӗ.
От множества мягкой и красивой мебели в комнате было тесно, как в птичьем гнезде; окна закрывала густая зелень цветов, в сумраке блестели снежно-белые изразцы печи, рядом с нею лоснился чёрный рояль, а со стен в тусклом золоте рам смотрели какие-то тёмные грамоты, криво усеянные крупными буквами славянской печати, и под каждой грамотой висела на шнуре тёмная, большая печать.

Анчах кровать айӗнче «Живописное Обозренисӗр» пуҫне тата «Огонек» пулнӑ мӗн, акӑ вара эпир Салиасӑн «Граф Тятан-Балтийскине» вуласа ларатпӑр.
Но под кроватью, кроме «Живописного обозрения», оказался ещё «Огонёк», и вот мы читаем Салиаса «Граф Тятин-Балтийский».

IX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

«Московский Листокӑн» фельетонӗсем каҫхине вулама ҫитместчӗҫ, эпӗ спальняра кровать айӗнче выртакан журналсене вулама сӗнтӗм, ҫамрӑк хуҫа арӑмӗ шанмасӑр: — Мӗн унта вуламалли пур-ха? Унта картинкӑсем анчах.
Фельетонов «Московского листка» не хватало на вечер, я предложил читать журналы, лежавшие в спальне под кроватью, молодая хозяйка недоверчиво сказала: — Чего же там читать? Там только картинки.

Йӗри-тавра пурте эпӗ халиччен курман пек темле хитреччӗ, ун урисем айӗнче ылттӑн тӗслӗ чаплӑ ковер выртатчӗ, чӳречесен кӗмӗл кантӑкӗсем витӗр, ҫав хӗрарӑм тавра ӑшӑнса, хӗллехи кун пӑхатчӗ.
Вокруг всё было незнакомо красиво, пышный золотистый ковёр лежал под её ногами, сквозь серебряные стёкла окон смотрел, греясь около неё, зимний день.

VIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Юртан, ҫилтен хӳтӗлемен шӑтӑк-ҫурӑк, кивӗ лупас айӗнче, йывӑҫ курита ӑшне хупса лартнӑ ҫӑлкуҫ шывӗ тӗлне пӗшкӗнсе, хӗрарӑмсем кӗпе чӳхетчӗҫ; вӗсен пичӗсене тон тулса ларнӑ, сивӗ чӗпӗтсе пӗтернӗ; йӗпе пӳрнесене сивӗ пӗҫертет, вӗсем авӑнкалаймаҫҫӗ, куҫҫульсем юха-юха анаҫҫӗ, хӗрарӑмсем ҫапах, пурне те темле ӑрасна паттӑрӑн пӑхса, пӗрне-пӗри тӗрлӗ историсем каласа кӑтартса, чарӑна пӗлмесӗр сӑмахлаҫҫӗ.
Согнувшись над ручьём, запертым в деревянную колоду, под стареньким, щелявым навесом, который не защищал от снега и ветра, бабы полоскали бельё; лица их налиты кровью, нащипаны морозом; мороз жжёт мокрые пальцы, они не гнутся, из глаз текут слёзы, а женщины неуёмно гуторят, передавая друг другу разные истории, относясь ко всем и ко всему с какой-то особенной храбростью.

Хӗрарӑм казака ҫавӑтнипе сулӑна-сулӑна кайни курӑнатчӗ, вӗсен урисем айӗнче пылчӑк лач-лач тутарнине илтеттӗм хӗрарӑмӗ хыттӑнах мар, тархасласа ыйтатчӗ:
Мне было видно, как шатается женщина, поддерживая казака, я слышал, как чавкает грязь под их ногами; женщина негромко, умоляюще спрашивала:

VII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Ун айӗнче ҫӗр хумханнӑ пек ҫинҫе урисем ҫинче чӳхенсе тӑрса, аллисемпе суллакаласа, суккӑр та уҫӑ сасӑллӑскер, вӑл ҫын пулма пӑрахнӑ пек туйӑнать, горнистӑн труби кӗтӳҫ шӑхличӗ пулса тӑнӑ пек туйӑнать.
Качаясь на тонких ногах, точно земля под ним волнуется, разводя руками, слепой и звонкий, он как бы перестал быть человеком, стал трубою горниста, свирелью пастуха.

Ман тӗлте симӗс турачӗсем ҫинчен сывлӑм тумламӗсене силентерсе лӑсӑллӑ вӑрман янтраса ларать; сулхӑнра, йывӑҫсем айӗнче, упа саррин тӗрӗллӗ ҫулҫисем ҫинче ирхи тӑм кӗмӗл парча пек йӑлтӑртатса тӑрать.
Надо мною звенит хвойный лес, отряхая с зелёных лап капли росы; в тени, под деревьями, на узорных листьях папоротника сверкает серебряной парчой иней утреннего заморозка.

Шӑрӑх каҫсенче, кун каҫа хӗрсе ларнӑ тимӗр тент айӗнче — пӑчӑ: пассажирсем таракансем пек пӗтӗм палуба тӑрӑх саланса каяҫҫӗ, ӑҫта килнӗ унта кайса выртаҫҫӗ; пристане ҫитес умӗн матроссем вӗсене тапа-тапа тӑратаҫҫӗ.
Жаркими ночами, под раскалённым за день железным тентом, — душно; пассажиры тараканами расползаются по всей палубе, ложатся где попало; перед пристанью матросы будят их пинками.

VI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Ҫав пӗчӗк ҫын пуҫне силлесе повӑр алли айӗнче ташласа тӑнине курсан, халӑх шутсӑр кӑшкӑрма, шӑхӑрма тапратрӗ, ахӑлтатса ҫурӑлса каяс пекех кулса урасемпе тӗпӗртетме тапратрӗ.
Когда публика увидала, как этот маленький человек трясёт головой и танцует под рукою повара, она неистово заорала, засвистала, затопала ногами, раскалываясь от хохота.

Хӗллехи ҫӑлтӑрсен айӗнче хулан пушӑ урамӗсемпе ҫӗрле утса ҫӳренисем манӑн шухӑш-туйӑмӗсене ӳстерсе ячӗҫ.
Ночные прогулки под зимними звёздами, среди пустынных улиц города, очень обогащали меня.

IV. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Анчах эпӗ чиркӗве пит сивӗ чухне ҫеҫ, е хула тӑрӑх ҫил-тӑман ашкӑнса ҫӳренӗ чухне ҫеҫ ҫӳреттӗм, ун чух пӗлӗт шӑнса ларнӑ пек, ҫилӗ ӑна тусан пек вӗҫтерсе юр пӗлӗчӗсем туса хунӑ пек, ҫӗрӗ те кӗртсем айӗнче шӑнса ларса, нихҫан та ӗнтӗ чӗрӗлсе каяс ҫук пек туйӑнать.
Но я ходил в церковь только в большие морозы или когда вьюга бешено металась по городу, когда кажется, что небо замёрзло, а ветер распылил его в облака снега, и земля, тоже замерзая под сугробами, никогда уже не воскреснет, не оживёт.

Ура айӗнче ҫемҫе тачка ковер пек мӑк выртать, ӑна брусника тӗмисем тата кӗтмелӗн типӗ ҫипписем тӗрлесе пӗтернӗ, курӑк ӑшӗнче пӗрлӗхен юн тумламӗсем пек йӑлтӑртатать, кӑмпасем хӑйсен хӑватлӑ шӑршипе йӗкӗлтеҫҫӗ.
Под ногами пышным ковром лежит мох, расшитый брусничником и сухими нитями клюквы, костяника сверкает в траве каплями крови, грибы дразнят крепким запахом.

III. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Симӗс шапа ҫурисем ура айӗнче сиксе ҫӳреҫҫӗ; тымарсем хушшинче хурӑн пуҫлӑ ҫӗлен хӑйӗн ылттӑн тӗслӗ пуҫне ҫӗклесе шапа ҫурисене сыхласа выртать.
Изумрудные лягушата прыгают под ногами между корней; подняв золотую головку, лежит уж и стерёжет их.

Хӑрса кайнӑ йывӑҫсем тата ура айӗнче ҫӗрсе выртакансем питӗ нумай унта, вӑл вӑрман Ока шывӗн пӗр еннелле сарӑлса выртать, тепӗр еннелле Мускава каякан шоссе ҫулӗ тӑсӑлса выртать.
Обилен сухостоем и валежником, он размахнулся в одну сторону до Оки, в другую — шёл до шоссейной дороги на Москву, и дальше, за дорогу.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics