Шырав

Корней

Симӗс костюмли-и? — ыйтрӗ Корней, ку ҫын ытларах начальник пек туйӑннӑран.
В зеленом, что ль? — спросил Корней, потому что в этом человеке было больше начальственной осанки.

Тикӗс вырӑна тухсан, вӑл лава кӗпер ҫине туртса кӗчӗ, малалла темиҫе утӑм турӗ, Корней кӗпер хӑмисем типпӗн шатӑртатса хуҫӑлнине илтрӗ те сасартӑк вӗриленсе кайрӗ.
Выйдя на ровное место, она рывком вытянула его на дощатый настил моста, сделала еще несколько шагов, и тут Корней услышал сухой, сразу бросивший его в жар треск досок.

Пӑшӑрханса ӳкнӗ Корней та хӗрӗ хыҫҫӑн лӑпӑстатрӗ.
Корней заволновался и пустился трусцой за дочерью.

«Пӑх-ха эсӗ, ҫурт-йӗр лартма тытӑннӑ!» — савӑнӑҫлӑн тӗлӗнчӗ Корней, ҫак улшӑнусене хӗрӗ те асӑрхатӑр тесе, ун еннелле ҫаврӑнса.
«Скажи на милость, строиться начали!» — радостно недоумевал Корней и даже оглянулся на дочь, чтобы обратить ее внимание на эти перемены.

Ӗнер Корней — килне хӑвӑртрах ҫитес килнӗрен — хӑйӗн умӗнче нимӗн курмасӑр, сывлӑш ҫавӑрма тата куҫа хупӑрласа илекен куҫҫульне шӑлса илме ҫеҫ сайра хутра чарӑнкаласа, Черемшанкӑ тӑрӑх ыткӑнса чупрӗ.
Вчера, подхлестываемый жгучим нетерпением, Корней опрометью бежал по Черемшанке, ничего не видя перед собой, лишь изредка останавливаясь, чтобы перевести дыхание и стряхнуть застилавшую глаза слезную муть.

Дымшаков пуҫне сулчӑ, Корней кӑмӑлсӑрланнӑ хӗрне ҫаннинчен сӗртӗнчӗ те, типӗрех вырӑн шыраса, ҫатансемпе хӳмесем ҫуммипе утма тӑрӑшса, тепӗр еннелле кайрӗ.
Дымшаков мотнул головой, и Корней, тронув за рукав помрачневшую дочь, пошел в другую сторону, выбирая места посуше, стараясь шагать поближе к плетням и заборам.

— Ҫурт туянас текен тупӑнсан, кала, эпӗ хакӗшӗн тытӑнсах тӑмӑп! — кӑшкӑрчӗ Корней хыҫалтан.
— Если найдется покупатель на дом, скажи, я за ценой стоять не буду! — крикнул Корней вдогонку.

— Эх, шӑрпӑклӑ та-ҫке эсӗ, Егор, — терӗ Корней, ассӑн сывласа.
— Ох и язва ты, Егор, — вздохнув, сказал Корней.

— Эпӗ никама та вӗлермен, никама та ҫаратман, хӑрамалли ҫук манӑн, — мӑшкӑлланине тӳсеймесӗр, сассине хӑпартрӗ Корней.
— Я никого не убил и не ограбил, чтобы мне хорониться! — не выдержав издевки, возвысил голос Корней.

Корней, шалт тӗлӗнсе, куҫӗсене кӗрӳшӗ ҫине ҫӗклерӗ, нимӗн чӗнмесӗр хӗрӗ ҫине пӑхса илчӗ.
Корней ошеломленно вскинул глаза на зятя, молча переглянулся с дочерью.

— Вӑт калаҫать тата! — ответлерӗ Корней куҫ харшисене антарса, хӑйне темӗнле лайӑх мар пулнине туйса.
— Еще чего не хватало! — хмурясь, ответил Корней, чувствуя вяжущую неловкость от этой бесхитростной доброты.

Йӑмӑкӗн куҫҫулӗнчен вӑтанса, Корней ӑна хулпуҫҫинчен ытамларӗ.
Смущенный ее слезами, Корней обнял сестру за плечи.

Анчах Корней питне кӑшт-кашт йӗпетсе илчӗ те, хӑйне ырана хӑварма юраман ӗҫсем кӗтнӗ пек, васкама пуҫларӗ.
Но Корней наскоро сполоснул лицо, заторопился, будто ждали его неотложные дела.

Чӳречесем хыҫӗнче ейӳ кайнӑ чухнехи пек пӑтранчӑк шыв сарӑлса выртнӑн туйӑнать, пӳрте кӑвак ҫутӑ кӗме пуҫларӗ, Корней тин ҫывӑрса кайрӗ.
За окнами словно разливалась мутная большая вода, как в половодье, в избе начало светлеть, Корней наконец задремал.

Ҫамрӑкрах пулас пулсан, Корней, тен, хӑраса тӑмӗччӗ, таврӑнӗччӗ Черемшанкӑна.
Будь Корней помоложе, он, может быть, рискнул бы, перебрался в Черемшанку.