Шырав

Шырав ĕçĕ:

Пичӗ (тĕпĕ: пит) more information about the word form can be found here.

Манах пичӗ питӗ лӑпкӑ.
Лицо монаха было совершенно спокойно.

VIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эсӗ йӗретӗн! — терӗ сасартӑк Люба, атте сехечӗн вӑчӑрине аллинчен ярса тата хӑйӗн тӗлӗннӗ куҫӗсемпе ун пичӗ ҫине тинкерсе пӑхса.
Ты плачешь! — вдруг сказала Любочка, выпуская из рук цепочку его часов и уставляя на его лицо свои большие удивленные глаза.

XXII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Ҫак асран кайми кун пурте кукамай пӳлӗмӗнче апатланаҫҫӗ, пурин пичӗ ҫинче те савӑнӑҫ ҫутӑлса тӑрать, апат вӑхӑтӗнче, пирожнӑй ҫинӗ чух, дворецки сӑпайлӑ-мӑнаҫлӑ тата ҫакӑнпа пӗрлех хаваслӑ сӑн-сӑпатпа салфеткӑпа чӗркенӗ шампански бутылкине илсе кӗрет.
В этот достопамятный день все обедают в комнате бабушки, на всех лицах сияет радость, и за обедов, во время пирожного, дворецкий, с прилично-величавой и вместе веселой физиономией, приносит завернутую в салфетку бутылку шампанского.

XX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Карл Иваныч хӑйӗн кӑмӑлӗн туйӑмӗсене парӑннӑ чухне ҫынсем итленине е итлеменнине пӑхмасӑр, чӗринчи шухӑшсене хӑйшӗн хӑй каласа парать; вӑл халь ҫакнашкал кӑмӑллӑ пулнине асӑрхаса, эпӗ шарламасӑр, унӑн ырӑ пичӗ ҫинчен куҫа илмесӗр, кровать ҫине лартӑм.
Заметив, что Карл Иваныч находился в том чувствительном расположении духа, в котором он, не обращая внимания на слушателей, высказывал для самого себя свои задушевные мысли, я, молча и не спуская глаз с его доброго лица, сел на кровать.

Кукамай пӳлӗмӗнче, Мимисӗр пуҫне, тата горничнӑй Гаша пур, унӑн кӑмӑлӗ хытах пӑсӑлнӑ, ҫакӑ унӑн пичӗ ҫиленнипе хӗрелсе кайнинчен палӑрать, Блюменталь тухтӑр, шатра питлӗрех пӗчӗк ҫын, куҫӗсемпе тата пуҫӗпе паллӑсем туса, Гашӑна кӑлӑхах лӑплантарма тӑрӑшать.
Кроме Мими, в комнате бабушки находились еще горничная Гаша, которая, как заметно было по ее гневному, раскрасневшемуся лицу, была сильно расстроена, и доктор Блюменталь, маленький рябоватый человечек, который тщетно старался успокоить Гашу, делая ей глазами и головой таинственные миротворные знаки.

VII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ ун ҫине ним чӗнмесӗр пӑхатӑп, унӑн илемлӗ пичӗ ачалла мар салху сӑнлӑ пулнине пӗрремӗш хут курса тӗлӗнетӗп.
Я молча смотрел на нее и удивлялся тому не детски грустному выражению, которое в первый раз встречал на ее розовеньком личике.

III сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ ниҫта кайса кӗме пӗлместӗп: манӑн ҫумра тӗлӗрсе ларса пыракан Володьӑн тусанланса хуралнӑ пичӗ те, Филипӑн ҫурӑмӗ лӑканса пыни те, кӳмен пирӗн хыҫран чалӑшшӑн чупса пыракан вӑрӑм мӗлки те, нимӗн те мана йӑпатмасть.
Я не знал, куда деваться: ни черное от пыли лицо Володи, дремавшего подле меня, ни движения спины Филиппа, ни длинная тень нашей брички, под косым углом бежавшая за нами, не доставляли мне развлечения.

II сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Кӗпи ҫаннисене тавӑрнӑ Филипп тарӑн пусӑран урапине ҫавӑрса патьене кӑларать, тӑрӑ шыва шӑмпӑлтаттарса юман валашка ҫине ярать, ун таврашӗнче вӑранма ӗлкӗрнӗ кӑвакалсем чӑмпӑлтатаҫҫӗ те ӗнтӗ; Филипӑн сарлака та ҫӑра сухаллӑ сӑпайлӑ пичӗ ҫине, кӑшт вӑй хурсанах тӗреклӗ ҫара аллисем ҫинче уҫӑмлӑн палӑракан мускулсем ҫине эпӗ кӑмӑлласа пӑхатӑп.
Филипп, с засученными рукавами рубашки, вытягивает колесом бадью из глубокого колодца, плеская светлую воду, выливает ее в дубовую колоду, около которой в луже уже полощутся проснувшиеся утки; и я с удовольствием смотрю на значительное, с окладистой бородой, лицо Филиппа и на толстые жилы и мускулы, которые резко обозначаются на его голых мощных руках, когда он делает какое-нибудь усилие.

I сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Латӑн шӑршипе пӗрле пӳлӗме тултарса тӑракан йывӑр шӑршӑ ӑҫтан тухнине эпӗ ҫав минутра кӑна ӑнланса илтӗм; аннен пичӗ темиҫе кун каялла ҫеҫ илемлӗччӗ, ҫепӗҫчӗ, эпӗ ӑна нимрен те ытларах юрататтӑмччӗ, халь ҫак сӑн-пит хӑратса сехӗрлентерни мана хуйхӑллӑ чӑнлӑха пирвайхи хут ӑнкарса илтерчӗ, чӗрери ӗмӗте татрӗ.
Только в эту минуту я понял, отчего происходил тот сильный тяжелый запах, который, смешиваясь с запахом ладана, наполнял комнату; и мысль, что то лицо, которое за несколько дней было исполнено красоты и нежности, лицо той, которую я любил больше всего на свете, могло возбуждать ужас, как будто в первый раз открыла мне горькую истину и наполнила душу отчаянием.

XXVII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ пуҫа ҫӗклерӗм — тупӑк ҫывӑхӗнчи пукан ҫинче ҫав хӗрарӑмах тӑрать, вӑл сехӗрленсе ӳкнӗ ачине аран-аран тытса чарать, сӑнӗ улшӑннӑ, хӑй хыҫалалла пӑхать, чарса пӑрахнӑ куҫӗсемпе вилӗ пичӗ ҫине тинкерсе, хӑрушӑ сасӑпа каҫса кайсах кӑшкӑрать.
Я поднял голову — на табурете подле гроба стояла та же крестьянка и с трудом удерживала в руках девочку, которая, отмахиваясь ручонками, откинув назад испуганное личико и уставив выпученные глаза на лицо покойной, кричала страшным, неистовым голосом.

Кӗлтуса пӗтерчӗҫ; вилнӗ ҫын пичӗ уҫӑ, залри мӗнпур ҫынсем, пирӗнсӗр пуҫне, пӗрин хыҫҫӑн тепри тупӑк патне пырса, чуптума тытӑнчӗҫ.
Панихида кончилась; лицо покойницы было открыто, и все присутствующие, исключая нас, один за другим стали подходить к гробу и прикладываться.

Катя хӑйӗн амӑшӗ ҫумӗнче тӑрать, пичӗ тӑрӑхлаланса кайнӑ пулин те, вӑл ытти чухнехи пекех хӗп-хӗрлӗ.
Катенька стояла подле матери и, несмотря на ее вытянутое личико, была такая же розовенькая, как и всегда.

Хура кӗпи ҫумне хуйха палӑртакан шараҫсем ҫӗлесе ҫыпӑҫтарнӑ Люба, йӗрсе супнӑскер, пуҫне уснӑ, сайра хутра кӑна тупӑк ҫине пӑхкаласа илет, пичӗ вара ҫав вӑхӑтра вӑл ачалла ҫеҫ хӑранине палӑртать.
Любочка, в черном платьице, обшитом плерезами, вся мокрая от слез, опустила головку, изредка взглядывала на гроб, и лицо ее выражало при этом только детский страх.

Унӑн хура фраклӑ ҫӳлӗ кӗлетки, шухӑш-кӑмӑлне уҫӑмлӑн палӑртакан шурса кайнӑ пичӗ ҫав тери кӑмӑллӑ; сӑхсӑхма, аллине ҫӗре перӗнтерсе пуҫ тайма, пупран ҫурта илме е тупӑк патне ҫывхарма яланхи пекех пӗр иккӗленмесӗр тунӑ хусканӑвӗсем те килӗшӳллӗ; анчах, мӗншӗнне пӗлместӗп, шӑпах ҫав самантра вӑл кӑмӑллӑ курӑнма тӑрӑшни килӗшмерӗ мана..
Его высокая фигура в черном фраке, бледное выразительное лицо и, как всегда, грациозные и уверенные движения, когда он крестился, кланялся, доставая рукою землю, брал свечу из рук священника или подходил ко гробу, были чрезвычайно эффектны; но, не знаю почему, мне не нравилось в нем именно то, что он мог казаться таким эффектным в эту минуту.

Шухӑшпа эпӗ ӑна темиҫе тӗрлӗ: чӗрӗ пек, хаваслӑ пек, ӑшшӑн кулнӑ чухнехи пек куртӑм; унтан мана шурса кайнӑ пичӗ ҫинчи куҫӑм тӗлне пулнӑ пӗр-пӗр йӗр сасартӑк шалтах тӗлӗнтерет: вара эпӗ хӑрушӑ чӑнлӑха астуса илетӗп, тӑр-р чӗтретӗп, ҫапах пӑхма чарӑнмастӑп.
Я воображал ее то в том, то в другом положении: живою, веселою, улыбающеюся; потом вдруг меня поражала какая-нибудь черта в бледном лице, на котором остановились мои глаза: я вспоминал ужасную действительность, содрогался, но не переставал смотреть.

Ку унӑн пичӗ пулнине ӗненес килмерӗ.
Я не мог верить, чтобы это было ее лицо.

Унӑн питне курас тесе, эпӗ тенкел ҫине тӑтӑм; анчах унӑн пичӗ тӗлӗнче мана каллех ҫав шупкарах сарӑ таса япала курӑнчӗ.
Я стал на стул, чтобы рассмотреть ее лицо; но на том месте, где оно находилось, мне опять представился тот же бледно-желтоватый прозрачный предмет.

Хампа пӗрле ташланӑ хӗрӗн хӳхӗм пичӗ ҫине тепре пӑхса илтӗм, ун питӗнче, хамӑн питӗм ҫинчи пекех, кӑмӑллӑ хаваслӑхпа хӗп-хӗрлӗ сӑн, ним шухӑшсӑр пулни курӑнчӗ, вӗсемсӗр пуҫне тата эпӗ ун ытарма ҫук ҫепӗҫ илемне асӑрхарӑм та хам ҫине хам тарӑхса кайрӑм, ҫавнашкал тӗлӗнмелле чипер хӗре хам ҫине пӑхтарма ӗмӗтленни айванла пулнине ӑнланса илтӗм.
Но когда я опять взглянул на прекрасное личико моей дамы, в нем было, кроме того выражения веселости, здоровья и беззаботности, которое понравилось мне в моем, столько изящной и нежной красоты, что мне сделалось досадно на самого себя, я понял, как глупо мне надеяться обратить на себя внимание такого чудесного создания.

XXIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑтаннипе пит-куҫа пӗркелентерсе, эпӗ хамӑн алла вӗҫертесшӗн кӑлӑхах хӑтланнӑ хушӑра мана Сережа курнӑ пулсан, кӑмӑлӑм хытах хуҫӑлатчӗ, анчах куҫӗсем ҫине куҫҫуль тухиччен ахӑлтатса кулнӑ май кӑтра ҫӳҫ пайӑркисене хӗп-хӗрлӗ пичӗ тавра салатса янӑ Соньӑран эпӗ нимӗн чухлӗ те вӑтанмарӑм.
Я был бы очень огорчен, если бы Сережа видел меня в то время, как я, сморщившись от стыда, напрасно пытался вырвать свою руку, но перед Сонечкой, которая до того расхохоталась, что слезы навернулись ей на глаза и все кудряшки распрыгались около ее раскрасневшегося личика, мне нисколько не было совестно.

XXI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Шап-шурӑ мӑйӗ ҫинче хура бархат хӑю пур; пуҫне тӗксӗмрех сарӑ кӑтра ҫӳҫ хупласа тӑрать; ӑна пула пичӗ татах та чиперрӗн курӑнать, кӑтра ҫӳҫӗсем ҫара хулпуҫҫийӗ ҫинче ытла та илемлӗ авкаланса выртнӑран ӑна кӑтралатма иртенпех «Московские ведомости» татӑкӗсемпе чӗркенӗ тата вӗри тимӗр хӗскӗчсемпе хӗртнӗ тесе кирек кам, хуть Карл Иваныч хӑй каласан та, ӗненес килмест.
На беленькой шейке была черная бархатная ленточка; головка вся была в темно-русых кудрях, которые спереди так хорошо шли к ее прекрасному личику, а сзади — к голым плечикам, что никому, даже самому Карлу Иванычу, я не поверил бы, что они вьются так оттого, что с утра были завернуты в кусочки «Московских ведомостей» и что их прижигали горячими железными щипцами.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics