Шырав

Листницкий

— Мӗнле вӑл «турткаланаҫҫӗ»? — ыйтрӗ Листницкий.
— Как это «мнутся»? — спросил Листницкий.

Ҫав кунхинех Листницкий, хӑйӗн сотнинчи тата урӑх сотньӑсенчи офицерсемпе калаҫса ларнӑ чух, ыйтӑва ҫивӗччӗн те тӳррӗн лартрӗ: кам кампа?
В этот же день вечером Листницкий в разговоре с офицерами своей сотни и других сотен остро и прямо поставил вопрос: с кем они идут?

Ҫакӑншӑн уйрӑмах Листницкий хытӑ хӗпӗртерӗ.
Особенно горячо встретил это назначение Листницкий.

Листницкий казаксене сывлӑх сунса саламланӑ господинӑн йӗпе туталлӑ хумханчӑк пичӗпе тӑрӑшса ҫыхнӑ капӑр галстукӗ ҫине пӑхса илчӗ те, питне пӗркелентерсе, кӗлеткипе хутланса, вӗлт кӑна сотня вырнаҫнӑ ҫурт крыльцинчен кӗрсе ҫухалчӗ.
Листницкий посмотрел на взволнованное мокрогубое лицо приветствовавшего казаков господина, на его тщательно повязанный цветастый галстук и, морщась, ссутулившись, шмыгнул в подъезд своего дома.

Листницкий, хӑй курни-илтнисене аса илсе тата тин ҫеҫ полк командирӗпе калаҫса кӑмӑлне хуҫнӑскер, штабран кимелсе пушаннӑ чунпа тухса утрӗ.
Листницкий вышел из штаба нравственно опустошенный, раздавленный воспоминаниями пережитого и разговором с командиром полка.

— Путиловски патне халех разъездсем ямалла-и? — йывӑррӑн сывласа ыйтрӗ Листницкий.
— Разъезды к Путиловскому сейчас прикажете выслать? — тяжело дыша, спросил Листницкий.

— Сӑмах та ан асӑнӑр Керенский ҫинчен!.. — сӑнран вилнӗ ҫын пек шурса кайса хыттӑн пӑшӑлтатрӗ Листницкий.
— Ни слова о Керенском!.. — заливаясь смертельной бледностью, громко прошептал Листницкий.

Полк штабӗ вырнаҫнӑ ҫурт картлашкисем тӑрӑх Листницкий вӑйран сулӑннӑ пек вӑраххӑн улӑхрӗ.
По лестнице дома, где помещался штаб полка, Листницкий поднимался медленно.

Листницкий хӑй ҫине тӗлӗнсе пӑхакан ҫынсен ҫывӑхӗнчен чупнӑ пек хӑвӑрт ирте-ирте кайрӗ.
Листницкий почти бежал мимо изумленно оглядывавшихся на него людей.

«Ак ҫак ҫамрӑк этем тата, тачкалса кайнӑскер, — шухӑшларӗ Листницкий, тулли ӳтлӗ, хӗрлӗ питлӗ, мӑйӑхсӑр арҫын куҫӗсемпе тӗл пулса, — мӗншӗн фронтра мар-ха вӑл?
«Ведь вот этот молодой, упитанный, — думал Листницкий, встречаясь глазами с полным, краснощеким и безусым мужчиной, — почему он не на фронте?

Вӑрҫӑ ҫулӗсенче хула пурнӑҫӗнчен ютшӑнма ӗлкӗрнӗ Листницкий кулнӑ сасӑсене, автомобильсем кӑшкӑртнине, хаҫат сутакансем ҫухӑрашнине — хулара пин-пин сасӑллӑн янлакан мӗн пур шӑв-шава савӑнӑҫлӑн итлесе утрӗ, ҫав яка тумланнӑ ҫынсен ушкӑнне хӑйӗншӗн ҫывӑха хунӑ ҫӗртенех иккӗленчӗк шухӑшсен чӑлханчӑк ҫиппине салтса яма пикенчӗ:
Листницкий, отвыкшей за годы войны от города, с радостным удовлетворением впитывал в себя разноголосый гул, перевитый смехом, автомобильными гудками, криком газетчиков, и, чувствуя себя в этой толпе прилично одетых, сытых людей своим, близким, все же думал:

Пирускине мӑкӑрлантарса, хирӗҫ пулакансенчен хӑшӗ-пӗрисем хӑй ҫине хисеплӗн пӑхса иртнине туйса, Листницкий тротуарӑн сылтӑм енӗпе утрӗ.
Листницкий, покуривая, медленно шел правой стороной тротуара, изредка ловил на себе боковые почтительные взгляды встречных.

Листницкий, пирус чӗртсе, тротуар тӑрӑх васкамасӑр утса кайрӗ.
Закуривая, Листницкий медленно тронулся по тротуару.

Сарлака урамӑн тепӗр енне каҫсанах Листницкий сотня вырнаҫнӑ ҫурт ҫине ҫаврӑнса пӑхрӗ.
Перейдя на другую сторону Листницкий, повернулся, разглядывая дом, где расположилась сотня.

Ҫӑвӑнса тасалнипе кӑмӑлӗ ҫӗкленнӗ Листницкий алла хаҫат тытнӑччӗ ҫеҫ — ӑна полк командирӗ патне чӗнтерчӗҫ.
Повеселевший после умывания Листницкий взялся было за газету, но его пригласили к командиру полка.

Тарласа йӗпеннӗ кӗпи сивӗнсе ҫурӑма канлӗн уҫӑлтарнине туйса, Листницкий пӗр чӗнмесӗр выртрӗ.
Листницкий лежал молча, чувствуя, как на спине его приятно холодеет мокрая от пота рубашка.