Шырав

Воропаев

Воропаев Таньӑна ачашлани ӑна питӗ савӑнтарнӑ, вӑл унӑн сассине итлеме тата хӗвелпе пиҫнӗ хӑмӑр сӑн-пичӗпе пурне те ӑнланакан ӑслӑ куҫӗсем ҫине пӑхма юратнӑ.
Ей доставляло огромное удовольствие видеть Воропаева, ласкающего Таню, как можно чаще слышать его голос и вглядываться в его загоревшее, теперь уже не желто-зеленое, а бурое лицо с умными, все понимающими глазами.

Кӳршисем ӑна Воропаев арӑмӗ тесе шутлаҫҫӗ, «Сирӗнни килтех-и?» — тесе ыйтсан, вӑл, хӗрелсе кайса, ҫапла ответлет:
Соседи считали ее женой Воропаева, и когда спрашивали: «Ваш-то дома?» — она отвечала краснея:

Саспаллийӗсене кукӑрткаласа алӑпа ҫырса тунӑ: «Фронтри лару-тӑру — Воропаев лекцийӗ», «Совет интеллигенцийӗ Отечественнӑй вӑрҫӑ кунӗсенче — Воропаев лекцийӗ», «Мир перспективи — Воропаев лекцийӗ» — текен афишӑсем час та часах улшӑнса тӑнӑ, ҫавӑнпа та ҫынсем урамсене капӑрлатнӑ чух вӗсене питӗ кирлӗ япаласем вырӑнне хурса йышӑннӑ.
Рукописные афиши с криво выведенным от руки текстом — «Положение на фронтах — лекция Воропаева», «Советская интеллигенция в дни Отечественной войны — лекция Воропаева», «Перспективы мира — лекция Воропаева» — сменяли одна другую так часто, что принимались за нечто обязательное при украшении улиц.

Воропаев пурнӑҫӗнче мӗн пулса иртни ҫинчен татӑклӑнах пӗлес тесе, вӑл Журина патне халех ҫыру ҫырса яма шутларӗ.
Она решила немедленно написать этой Журиной, чтобы до конца выяснить, что происходит в быту Воропаева.

«Йывӑр, анчах савӑнӑҫлӑ пурӑнатӑп, — ҫырать Воропаев, — хамӑн паянхи пурнӑҫа мӗнпе те пулин урӑххипе улӑштарма шутламастӑп халлӗхе.
«Живу трудно, но весело, — писал Воропаев, — и менять свою сегодняшнюю жизнь на что-нибудь другое пока не намерен.

Эх, Воропаев кунта пулнӑ пулсан!
Ах, если бы был здесь Воропаев!

Горева, хаклӑ ҫын ҫинчен мӗн пӗлме кирлӗ, Воропаев ҫинчен ҫавсене пурне те пӗлет.
Горева знала о Воропаеве все, что можно знать о дорогом человеке.

Вӑл ҫакна пӗлет: нумай вӗреннӗ ҫын тата унӑн пурнӑҫ опычӗ питӗ пысӑк пулин те, Воропаев час-часах ачалларах хӑтланать, ҫав тери вӑйлӑ тата тӳсӗмлӗ пулин те, тепӗр чух наянланма, сӳрӗк пулма пултарать, яланах савӑнӑҫлӑ ҫӳрекенскер, хӑш чух салхуланать те ним туми пулать; тепӗр чух тата вӑл хӑйӗн вӑйне те ӗненмест.
Она знала, что при всем своем большом и гибком уме, разностороннем образовании и огромном жизненном опыте Алексей Воропаев во многом непрактичный ребенок, что при его дьявольской энергии и выносливости он порой бывает ленив, вял, что его горячий, вечно мятущийся оптимизм легко переходит в апатию, что он порой теряет веру в свои силы.

Ӑна халӗ пӗр хӗрӗх ҫул пама пулать, анчах вӑл вӑтӑртан кӑна иртнине тата Воропаев вӑхӑтӗнче ҫуралнӑ кун ячӗпе ӑна темӗнле япала парнеленине Голышев питӗ лайӑх астӑвать.
Ей можно было дать сейчас лет сорок, хотя Голышев отлично помнил, что ей едва минуло тридцать и что он сам дарил ей что-то ко дню рождения еще при Воропаеве.

— Воропаев полковнике тахҫантанпах пӗлетӗр-и вара эсир? — ыйтрӗ вӑл, теме шанман пек.
— И давно вы знаете полковника Воропаева? — подозрительно спросил он.

— Воропаев хуҫалӑх енӗпе ӗҫлет!
— Воропаев занимается хозяйством!

Хӑй Воропаев ҫинчен тахҫантанпах нимӗн те пӗлменни ҫинчен пӗлтерес килмерӗ унӑн.
Ей не хотелось сознаться, что она давно уже ничего не знает о Воропаеве.

— Чӑнах та, ӑҫта-ши халь Воропаев?
— Кстати, где Воропаев?

— Ку Воропаев пек хӑтланниех вара, — кулчӗ ишӗлчӗксене юратакан капитан.
— Чисто воропаевская затея, — рассмеялся капитан, любитель разрушений.

Горевӑна вӑрҫӑра тӗл пулма тивнӗ командирсем пурте ҫавӑн пекрех шутлаҫҫӗ, хӑй вӑхӑтӗнче унӑн тусӗ Воропаев та ҫине тӑрсах ҫавӑн пек шутлатчӗ, анчах Горевӑна хӑйне хулара ҫапӑҫма яланах савӑнӑҫлӑ пулнӑн туйӑнать.
Так считали, примерно, все командиры, с которыми Горевой приходилось сталкиваться на войне, и особенно в этом мнении упорствовал в свое время ее приятель Воропаев, но ей самой всегда было весело сражаться в городе.

4-мӗш Гвардейски арми (Воропаев корпусӗ те ҫак армие кӗрет), нимӗҫсен ҫурӑмӗ ҫинче тенӗ пекех, малтан Венӑн каятӑр енчи хӗррине пырса кӗчӗ, унтан, сылтӑм енчи кӳршине улӑштарса, Зиммеринг патӗнче, хулан хӗвелтухӑҫ енчи чиккисенче ҫапӑҫу пуҫласа ячӗ.
4-я гвардейская армия, в которую входил корпус Воропаева, вбежала на плечах немцев сначала в южные предместья Вены, а затем, сменяя соседа справа, завязала бои в предместьях Земмеринга, на восточных рубежах города.

Йывӑр положение кӗртсе ӳкертӗн эсӗ пире, — терӗ вӑл, Воропаев хӑйӗн калавне пӗтерсен.
В трудное положение ты нас поставил, — сказал он, когда Воропаев закончил рассказ.