Шырав

Шырав ĕçĕ:

тӗксӗм the word is in our database.

тӗксӗм (тĕпĕ: тӗксӗм) more information about the word form can be found here.

Унӑн тӗксӗм пичӗ ҫинче кӑштах кулӑ сарӑлчӗ.
На темном лице старика появилась скупая улыбка.

Иккӗмӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

Ҫак чикӗ хӗрринчи крайӑн тӗксӗм вырӑнӗсенче тӗрлӗрен усал ҫынсем час-часах пытанса сиен тунине пурнӑҫ кӑтартса панӑ ӗнтӗ.
Как показала жизнь, в глухих местах этого пограничного края нередко хоронились и пакостили разные темные люди.

Пӗрремӗш сыпӑк // Петр Золотов. Ажаев, В. Н. Мускавран инҫетре: роман / вырӑсларан П.Золотов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 242 с.

— Участокра ҫав тери тӗксӗм пулнипе эпӗ чӑтаймарӑм, ҫутӑ вырӑналла утрӑм, — шӳт турӗ Силин.
— На участке был такой мрак, что я не вытерпел и дал ходу поближе к свету, — пошутил Силин.

Чӳречерен сенкер пушӑ тӳпе курӑннӑ, хӑш чух ӑна тӗксӗм пӗлӗтсем хупласа лартнӑ; тӗкӗр ҫинче кӳпшек сӑн-питлӗ, хӗсӗк куҫлӑ, кӑвак сухаллӑ самӑр старик курӑннӑ.
За окном голубая пустота, иногда её замазывали облака; в зеркале отражался толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою.

IV сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

— Ҫитӗ сире ҫухӑрма, — мӑкӑртатать аслӑ Артамонов, анчах Яков ашшӗн тӗксӗм куҫӗсенче хӑй кӑмӑлӗ тулнине палӑртакан ҫутӑсене курать.
— Будет вам орать, — ворчит Артамонов старший, но Яков видит в тусклых глазах отца искорки удовольствия.

Яков унран шикленсе пӑрӑннӑ, унпа куҫа-куҫӑн тӗл пуласран пӑрӑнма тӑрӑшнӑ, — ҫынни вӑл пурин ҫине те тӗксӗм куҫӗсемпе хӑй тем манса кайнӑ тата ӑна аса илме пултарайман пек пӑхнӑ.
Яков боязливо сторонился его, стараясь не встречаться со взглядом слесаря, который смотрел на всех людей тёмными глазами так, как будто он забыл о чём-то и не может вспомнить.

Чӳречерен Миронӑн типӗ, вӗрентекен сӑмахӗсем тӑкӑнчӗҫ; Яков, чӳрече умӗнче аллине хаҫат тытса тӑрса, ашшӗ хӑйӗн тӗксӗм хӗрлӗ чышкипе такама юнаса илнине курчӗ.
Из окна сыпались сухенькие, поучающие слова Мирона; Яков, стоя с газетой в руках у окна, видел, как отец погрозил кому-то своим багровым кулаком.

Вӑл вилнӗ кун, ирхине, Яков ашшӗне мачча ҫине улӑхма пулӑшрӗ; ашшӗ, хӗрес хывса илсе, куҫӗсем ҫурри хупӑннӑ, ҫӑварӗ путса аннӑ, кӗл тӗслӗ пулса кайнӑ тӗксӗм сӑн ҫине пӗр хускалмасӑр пӑхрӗ; Никита ӑна килӗшӳсӗр хыттӑн каларӗ:
Утром, в день смерти его, Яков помог отцу подняться на чердак, отец, перекрестясь, уставился в тёмное, испепелённое лицо с полузакрытыми глазами, с провалившимся ртом; Никита неестественно громко сказал:

Ҫав мӗлкесен юхӑмӗ, темшӗн ҫынсенчен те хӑрушӑрахскер, хӑвӑртах куҫран ҫухалчӗ, Яков вара фабрика хапхи патӗнче тунтикун час-часах пулакан ҫапӑҫу пуҫланса кайнине ӑнланса илчӗ, — праҫник хыҫҫӑн ялан тенӗ пекех ҫапӑҫнӑ, анчах ҫав тӗксӗм, ӳлекен мӗлкесен хӑрушла чуппи асра юлчӗ.
Этот поток теней, почему-то более страшных, чем люди, быстро исчез, Яков понял, что у ворот фабрики разыгралась обычная в понедельник драка, после праздников почти всегда дрались, но в памяти его остался этот жуткий бег тёмных, воющих пятен.

Тетӗшӗн тӳрккес, хура кӗлетки Яков пурнӑҫне тата тепӗр мӗлке илсе кӗртрӗ, манаха курни унра малашне тем пулассине систерекен йывӑр туйӑм ҫуратрӗ, унӑн тӗксӗм, хухса пыракан сӑн-пичӗ вилӗм ҫинчен шухӑшлаттарчӗ.
В жизнь Якова угловатая, чёрная фигура дяди внесла ещё одну тень, вид монаха вызывал в нём тяжёлые предчувствия, его тёмное, тающее лицо заставляло думать о смерти.

Пысӑк та самӑр, пӗтӗмпех шурӑ тӑхӑннӑ, ҫӳҫӗ-пуҫӗ сапаланса кайнӑскер, шыҫса кайнӑ тӗксӗм сӑнлӑскер, вӑл халь хӑрушӑ пекех пулнӑ.
Грузный, в белом весь, с растрёпанными волосами на голове, с тёмно-бурым опухшим лицом, он был почти страшен.

Чӳрече умӗнче ларса, аслӑ Артамонов хуларан тата хуланалла арҫынсемпе хӗрарӑмсен тӗксӗм кӗлеткисем кӑткӑсем пек кумни ҫине пӑхрӗ; кантӑк витӗр ҫынсем кӑшкӑрни илтӗнчӗ, ҫавӑн пирки ҫынсене савӑнӑҫлӑ пулнӑ пек туйӑнчӗ.
Сидя у окна, Артамонов старший тупо смотрел, как из города и в город муравьями бегут тёмненькие фигурки мужчин и женщин; сквозь стёкла были слышны крики, и казалось, что людям весело.

III сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Татьяна ырханкка, тӗксӗм ӳт-тирлӗ, хӑй илемлӗ пулманшӑн тарӑхса ӳснӗ.
Татьяна росла худенькой, темнокожей и обозлённой тем, что она неприглядна.

Унӑн ыратакан куҫӗсен тӗксӗм шӑрҫисем суккӑррӑн пӑхнӑ, Петр Артамонова тӗл пулсан, вӑл ӑна ним чӗнмесӗр сывлӑх суннӑ, хӑйӗн кӑштӑрка, вӗри аллине хисепсӗр тӑсса панӑ та ҫавӑнтах каялла туртса илнӗ.
Тёмные зрачки его воспалённых глаз смотрели слепо, с Петром Артамоновым он здоровался молча, непочтительно совал ему шершавую, горячую руку и быстро отдёргивал её.

Пӗчӗк кӑна ҫын, студент сюртукӗ айӗнчен хура кӗпе тӑхӑннӑ, тумтирне тирпейсӗр йӳле янӑ, арпашса пӗтнӗ ҫӳҫлӗ, темиҫе талӑк ҫывӑрман пекех шыҫса ларнӑ куҫлӑ, шатрасем тухса тулнӑ тӗксӗм, шӗвӗр питлӗскер, вӑл, никама итлемесӗрех, аллисемпе хыттӑн сулкаласа кӑшкӑрашнӑ, Мирон ҫинелле сиксе пынӑ:
Маленький, в чёрной рубахе под студенческим сюртуком, неприглядно расстёгнутый, лохматый, с опухшими глазами, точно он не спал несколько суток, с тёмным, острым лицом в прыщах, он кричал, никого не слушая, судорожно размахивая руками, и наскакивал на Мирона:

Тӳпе пӗтӗмпех сӑнсӑр кӑвак пӗлӗтсемпе хупланса ларнӑ, мухмӑрлӑ пуҫра та ҫавӑн пекех тӗксӗм те кичем пулнӑ.
Небо сплошь замазано серым тестом облаков, так же серо и скучно было в похмельной голове.

Асра урнӑ пек ӳсӗр ҫынсен тӗлӗнмелли кӗлеткисем, юрӑ сӑмахӗсем, шӑллӗ команда панӑ пек калаҫнин сыпӑкӗсем мӗлтлетсе иртрӗҫ, такамӑн ӑнсӑртран асӑрханӑ куҫӗсем йӑлтӑртатрӗҫ, анчах пуҫра пурпӗрех пушӑ та тӗксӗм пулчӗ; ӑна ҫинҫе кӑна, чӗтресе тӑракан ҫутӑ витӗрех шӑтарса тухнӑ пек, ҫав ҫутӑра, тусан пӗрчисем евӗр, ҫынсем ташласа, ҫаврӑнкаласа, темле пит те кирлӗ ӗҫ ҫинчен шухӑшлама кансӗрленӗ пек туйӑнчӗ.
В памяти мелькали странные фигуры бешено пьяных людей, слова песен, обрывки командующей речи брата, блестели чьи-то мимоходом замеченные глаза, но в голове всё-таки было пусто и сумрачно; казалось, что её пронзил тоненький, дрожащий луч и это в нём, как пылинки, пляшут, вертятся люди, мешая думать о чём-то очень важном.

Хӑй месерле, кӑкрисене мӑкӑртса, аллисене пуҫӗ айне хурса выртать; унӑн сапаласа янӑ тӗксӗм ҫӳҫӗсем, йӑлтӑртатакан хура лакпа хутӑшса, рояль хуппи ӑшне кӗрсе кайнӑ пекех курӑнаҫҫӗ, вӑл сӗтел патнелле мӗн чухлӗ ҫывхарса пычӗ, унӑн кӗлеткин пайӗсем ҫав тери уҫӑмлӑрах палӑрчӗҫ, хулхушшинчи, хырӑм ҫинчи ҫӑмӗсем куҫа ытларах та ытларах курӑнса пычӗҫ.
Лежала она вверх грудью, подложив руки под голову; распущенные тёмные волосы её, сливаясь с чёрным блеском лака, вросли в крышку; чем ближе она подвигалась к столу, тем более чётко выделялись формы её тела и назойливее лезли в глаза пучки волос под мышками, на животе.

Никита, кулнӑ чухнехи пек, ҫӑварне чалӑштарчӗ, хӑйӗн тӗксӗм кӑвак сухалне ывҫи ӑшне пуҫтарса тытрӗ те, кулма чарӑнса, тӗттӗмлӗхре малаллах калаҫрӗ; унӑн сӑмахӗсем Петра хускатса ячӗҫ, унӑн ытларах пӗлес туйӑм ҫуралчӗ, ҫав вӑхӑтрах вӑл темле хӑрушӑ япала пуласса кӗтрӗ.
Никита усмешливо растянул рот, собрал серую бородку свою в горсть и стёр ею усмешку, продолжая сеять в сумрак слова, которые, толкая Пётра, возбуждали в нём и любопытство и настороженное ожидание опасного.

II сыпӑк // Леонид Агаков. Горький М. Артамоновсем: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 300 с.

Кашни черкке хыҫҫӑн Никита, хӑйӗн типшӗм те шап-шурӑ пӳрнисемпе ҫӑкӑр ҫемҫине чӗпӗтсе илсе, ӑна пыл ҫине пуҫрӗ, унтан ӑна васкамасӑр чӑмларӗ; унӑн тӗксӗм кӑвак, пӗрчӗн-пӗрчӗн татса сайралатнӑ пек курӑнакан сухалӗ чӗтренсе тӑчӗ.
После каждой рюмки Никита, отщипнув сухими и очень белыми пальцами мякиш хлеба, макал его в мёд и не торопясь жевал; тряслась его серая, точно выщипанная бородёнка.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics