Шырав

Шырав ĕçĕ:

тенӗ (тĕпĕ: те) more information about the word form can be found here.

Романтик: пирӗн ҫулсем уйӑрӑлма пуҫланине сисетӗп, тенӗ пулӗччӗ, анчах эпӗ ӑнланмалла калатӑп: эпир пӗр-пӗрне йӑлӑхтартӑмӑр.
Романтик сказал бы: я чувствую, что наши дороги начинают расходиться, а я просто говорю, что мы друг другу приелись.

XXV // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

Аркадий питӗ тӗлӗнчӗ, хурланчӗ, анчах кӑна палӑртма кирлӗ тесе шутламарӗ; вӑл хӑйӗн мучийӗн суранӗ чӑнах та хӑрушӑ мар-и? — тесе кӑна ыйтрӗ, вара суран питех те интереслӗ, медицина тӗлӗшӗпе кӑна интереслӗ мар, — тенӗ ответ илсен, ирӗксӗррӗн кулса ячӗ, — чӗри темӗнле шикленсе, намӑсланса кайрӗ.
Аркадий очень удивился и даже опечалился; но не почел нужным это выказать; он только спросил, действительно ли не опасна рана его дяди? и, получив ответ, что она — самая интересная, только не в медицинском отношении, принужденно улыбнулся, а на сердце ему и жутко сделалось, и как-то стыдно.

Никольскире, садра, ҫӳллӗ каврӑҫ сулхӑнӗнче, ҫерем тенкел ҫинче Катяпа Аркадий лараҫҫӗ; вӗсен ҫумӗнчех ҫӗр ҫинче, сунарҫӑсем «карсак выртти» тенӗ пек выртупа, Фифи тӑсӑлса выртать.
В Никольском, в саду, в тени высокого ясеня, сидели на дерновой скамейке Катя с Аркадием; на земле возле них поместилась Фифи, придав своему длинному телу тот изящный поворот, который у охотников слывет «русачьей полежкой».

Лешӗ манӑҫа путнӑ, шӑппӑн ахлатнӑ, французла: «Соuchez-vous», — тенӗ те ӗҫме ыйтнӑ.
Тот забывался, слегка охал, говорил ему по-французски: «Couchez-vous», — и просил пить.

XXIV // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

— Санӑн час-часах шыва кӗмелле, — тенӗ ӑна Николай Петрович.
— Ты бы чаще купалась, — говорил ей Николай Петрович.

XXIII // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

Вӑл, хуҫалӑх ӗҫӗсем кансӗрлемен пулсан, «вӗренме» кашни кунах килӗттӗм, — тенӗ.
Он бы каждый день приходил, как он выражался «учиться», если бы хлопоты по хозяйству не отвлекали его.

«Ҫутҫанталӑк ыйхӑ шӑплӑхӗ кӳрет», — тенӗ Пушкин.
«Природа навевает молчание сна», — сказал Пушкин.

XXI // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

Эпӗ вара, Аркадий Николаевич, ӑна турӑ вырӑнне шутлама кӑна мар, мухтанатӑп та унпа; манӑн мӗнпур тивӗҫлӗхӗм те — вӑхӑт ҫитсен унӑн биографийӗнче: простой штаб-лекарь ывӑлӗ, ҫапах та ашшӗ унӑн пултарулӑхне часах пӗлсе ҫитнӗ те ӑна воспитани парас тӗлӗшпе нимӗн те хӗрхенмен… тенӗ сӑмахсем ларттарассинче кӑна.
А я, Аркадий Николаич, не только боготворю его, я горжусь им, и все мое честолюбие состоит в том, чтобы со временем в его биографии стояли следующие слова: «Сын простого штаб-лекаря, который, однако, рано умел разгадать его и ничего не жалел для его воспитания»…

Вӗсенчен пӗрне, халь хӑнасене илсе кӗнӗ пӳлӗмне, кабинет тенӗ.
Одна из них, та, куда он привел наших приятелей, называлась кабинетом.

XX // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

Унта пӗр йӗрке кӑна ҫырнӑ: «Манӑн паянах каймалла-и е ыранччен юлма пултаратӑп-и?» — тенӗ.
Она состояла из одной только строчки: «Должен ли я сегодня уехать — или могу остаться до завтра?»

XVIII // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

— Итлетӗп, — тенӗ тарӑннӑн сывласа Тимофеич.
— Слушаю-с, — со вздохом отвечал Тимофеич.

XVII // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

— Сывӑ-ха, тӑванӑм, Евгений Васильевич, — тенӗ те старик, хавассӑн кулса янӑ, кулнипе унӑн пӗтӗм сӑн-пичӗ сасартӑк пӗркеленсе кайнӑ.
— Здравствуйте, батюшка Евгений Васильич, — начал старичок и радостно улыбнулся, отчего все лицо его вдруг покрылось морщинами.

— А, мучей, сывӑ-и? — тенӗ Базаров.
— А, старина, здравствуй! — воскликнул Базаров.

«Хӗрарӑм килӗшет пулсан, — тенӗ вӑл, — йӗркине тупма тӑрӑш; май килмесен — кирлӗ мар, ҫавӑрӑн та вӗҫтер, ҫӗр савӑл пек хӗсӗнсе ларман».
«Нравится тебе женщина, — говаривал он, — старайся добиться толку; а нельзя — ну, не надо, отвернись — земля не клином сошлась».

Базаров хӗрарӑмсене, вӗсен илемлӗхне питӗ юратаканскер пулнӑ, анчах юрату идеаллӑхӗ тӗлӗшӗнчен пулсан, хӑй каланӑ пек, романтизмла юратӑва вӑл — лӗпӗртетни, каҫарусӑр айванлӑх тенӗ, рыцарьлӑ туйӑмсене темӗнле чалӑш-чӗлӗшлӗх е чир тесе шутланӑ, Тоггенбурга вӑл хӑйӗн пӗтӗм миннезенгерӗсемпе, трубадурӗсемпе пӗрле мӗншӗн сарӑ ҫурта лартман-ши? тесе хӑй тӗллӗн тӗлӗннине пӗрре ҫеҫ мар пӗлтернӗ.
Базаров был великий охотник до женщин и до женской красоты, но любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом, называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не посадили в желтый дом Тоггенбурга со всеми миннезингерами и трубадурами.

Кӑнтӑрлахи апат умӗн общество каллех е калаҫса ларма, е вулама пуҫтарӑнать; каҫхине уҫӑлса ҫӳреҫҫӗ, картла выляса, музыка итлесе ирттереҫҫӗ; вунӑ сехет ҫурӑра Анна Сергеевна хӑй пӳлемне каять те, ыран валли хушусем парса, ҫывӑрма выртать, Базарова ҫак кулленхи пурӑнӑҫӑн виҫелӗхе, кӑштах хаваслӑ тӗрӗслӗхе килӗшмен: «рельсӑсем тӑрӑх пынӑ пек пыраҫҫӗ», — тенӗ вӑл ливрей тӑхӑннӑ лакейсем, мӑнкӑмӑллӑ кил пӑхакансем унӑн демократилле туйӑмне кӳрентернӗ.
Перед обедом общество опять сходилось для беседы или для чтения; вечер посвящался прогулке, картам, музыке; в половине одиннадцатого Анна Сергеевна уходила к себе в комнату, отдавала приказания на следующий день и ложилась спать, Базарову не нравилась эта размеренная, несколько торжественная правильность ежедневной жизни; «как по рельсам катишься», — уверял он: ливрейные лакеи, чинные дворецкие оскорбляли его демократическое чувство.

Ирхине шӑп сакӑр сехетре пӗтем общество чей ӗҫме пуҫтарӑнать; чей ӗҫнӗ хыҫҫӑн ирхи апатчен кашни мӗн тӑвас тенӗ — ҫавна тӑвать: хуҫи приказчикпа (имени оброк ҫинче пулнӑ), кил пӑхаканпа, аслӑ ключницӑпа ӗҫлет.
Утром, ровно в восемь часов, все общество собиралось к чаю; от чая до завтрака всякий делал что хотел, сама хозяйка занималась с приказчиком (имение было на оброке), с дворецким, с главною ключницей.

Базаров ҫакна хӑй ӑшӗнче «эсӗ ӗненетӗн-и мана, ӗненместӗн-и, маншӑн пурӗпӗрех!» тенӗ пек каларӗ.
Базаров говорил все это с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне все едино!»

XVI // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

— «Вутпа шыв витӗр тухнӑ вӑл», — тенӗ ун ҫинчен; губернири паллӑ шӳт тӑвакан ҫын яланах: «вӑл пӑхӑр труба витӗр те тухнӑ» — тесе хушса хунӑ.
«Прошла через огонь и воду», — говорили о ней; а известный губернский остряк обыкновенно прибавлял: «И через медные трубы».

XV // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

«Энерги кирлӗ», тенӗ ун пек чухне: «l`energie est la premiere qualite d`un homme d`etat» тенӗ пулин те, ялан пекех, ухмаха тӑрса юлнӑ, кашни кӑшт опытлӑ ҫынах ун ҫине утланса ларнӑ.
«Энергия необходима, — говаривал он тогда, — l’energie est la premiere qualite d’un homme d’etat»; а со всем тем он обыкновенно оставался в дураках и всякий несколько опытный чиновник садился на него верхом.

XII // Феофан Савиров. Тургенев И.С. Ашшӗсемпе ывӑлӗсем: роман. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1949. — 206 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics