Шырав

Шырав ĕçĕ:

ҫавӑ the word is in our database.

ҫавӑ (тĕпĕ: ҫавӑ) more information about the word form can be found here.

Пӗрре такам пароходпа ларса пыракан карчӑкӑн укҫа хутаҫҫине кӑларса илнӗ; ҫавӑ уяр та тӳлек каҫ пулнӑччӗ, ҫынсем пурте ырӑ кӑмӑллӑн та лӑпкӑн пурӑнатчӗҫ.
Однажды у старухи пассажирки кто-то вытащил кошель с деньгами; было это ясным, тихим вечером, все люди жили добродушно и мирно.

XI. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

— Ҫавӑ кирлӗ сана, — унтан лайӑххи кирлӗ те мар — Яков пекех ҫӑмӑллӑн та ҫыпҫуллӑн калать повар.
— Это тебе награда — лучше не надо, — говорит повар так же легко и складно, как Яков.

— Ҫавӑ лайӑх мар пулсан, ма вара эсир чӳрече витӗр пӑхрӑр?
— Если это нехорошо, так зачем вы в окошко-то смотрели?

X. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Анчах хыттӑнах каламан сӑмахсем хыттӑн каланисенчен лайӑхрах марччӗ; ман дама унпа тӑшманла пурӑнатчӗ, мӗншӗн ӑна тӑшманла пӑхнине эпӗ ӑнланмастӑм, ҫавӑ мана питех те асаплантаратчӗ.
Но слова вполголоса были не лучше громко сказанных слов; моя дама жила в облаке вражды к ней, вражды непонятной мне и мучившей меня.

Хам вуласа тухнӑ пур кӗнеке тӑрӑх та эпӗ пӗлеттӗм: ҫавӑ чӑнах та хӑрушӑ, ҫав вӑхӑтрах тата лайӑх та.
По всем книжкам, прочитанным мною, я знал, что это действительно опасно, но и — хорошо.

Тулли сасӑллӑ стихсем хӑйсем мӗн ҫинчен каланине пурне те праҫник чухнехи пек илемлетсе, тӗлӗнмелле ҫӑмӑл та асра тӑрса юлатчӗҫ; ҫавӑ мана телейлӗ, ман пурӑнӑҫа ҫӑмӑл та лайӑх пек туса хуратчӗ, стихсем, ҫӗнӗ пурӑнӑҫ ҫинчен систерекен чан сасси пек янӑратчӗҫ.
Полнозвучные строки стихов запоминались удивительно легко, украшая празднично всё, о чём говорили они; это делало меня счастливым, жизнь мою — лёгкой и приятной, стихи звучали, как благовест новой жизни.

Амӑшӗ ҫинчен вӑл яланах савӑнса тата нумай калаҫатчӗ, — ман умма хулленех ҫӗнӗ тӗнче уҫӑлса пыратчӗ, каллех эпӗ Марго королевӑна аса илеттӗм, ҫавӑ вара кӗнекесене шанассине, тата пурӑнӑҫпа интересленессине те тарӑхтарсах яратчӗ.
Про мать свою она говорила всегда охотно и много, — предо мною тихонько открывалась новая жизнь, снова я вспоминал королеву Марго, это ещё более углубляло доверие к книгам, а также интерес к жизни.

Ун патне пынӑ чух эпӗ таса кӗпе тӑхӑнаттӑм, ҫӳҫе тураттӑм, — пур майпа та ырӑ сӑн-сӑпатлӑ пулма тӑрӑшаттӑм, — ҫавӑ мана мая килместчӗ те пулӗ, анчах та эпӗ пӗрмаях кӗтеттӗм: ман ырӑ сӑн-сӑпата курсан, вӑл ҫав хӑйӗн таса, яланах праҫник чухнехи пек сӑнӗ-пичӗпе кулассине пӑрахса, манпа простӑрах та туслӑрах калаҫма тытӑнӗ теттӗм.
Являясь к ней, я надевал чистую рубаху, причёсывался, всячески стараясь принять благообразный вид, — едва ли это удавалось мне, но я всё ждал, что она, заметив моё благообразие, заговорит со мною более просто и дружески, без этой рыбьей улыбки на чистеньком, всегда праздничном лице.

IX. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Ҫавӑ пурте вара хӑвӑрт иртсе карӗ, куллен-кун пулакан пустуй япаласемпе хупланса илчӗ, тата часах эпӗ пӗр пит лайӑх мар истори тӳссе ирттертӗм.
И всё это быстро стёрлось, затянулось ежедневными пустяками, и я вскоре пережил очень неприятную историю.

Иллюстрацисем ҫинчен ӑнлантарса ҫырнисем урӑх ҫӗршывсем ҫинчен, урӑх ҫынсем ҫинчен тӑнланмалла каласа паратчӗҫ, ӗлӗк тата халь тӗрлӗ япаласем пулса иртни ҫинчен калатчӗҫ, эпӗ нумайӑшне ӑнланаймастӑп, ҫавӑ вара мана асаплантарать.
Объяснения к иллюстрациям понятно рассказывали про иные страны, иных людей, говорили о разных событиях в прошлом и настоящем; я многого не могу понять, и это меня мучит.

Вӗсем мӗн пулса иртнисене хутӑштараҫҫӗ, чаплӑ вӑрӑ-хурах Чуркин мӗн хӑтланнине ямщик Фома Кручина ҫумне ҫыпӑҫтараҫҫӗ, ятсене хутӑштараҫҫӗ; эпӗ итлекенсем йӑнӑшнисене тӳрлететӗп, — ҫавӑ вӗсене пит тӗлӗнтерет.
Они путают события, приписывают поступки знаменитого разбойника Чуркина ямщику Фоме Кручине, путают имена; я поправляю ошибки слушателей, это очень изумляет их.

Ҫавӑ ӑна хӑрататчӗ, вӑл салхуланса каятчӗ.
Это его пугало, он хмурился.

Ҫавӑ лавка хуҫине кӳрентерместчӗ пулмалла; хӑйне лавкаран сутма пулӑшакан йӑмӑкне певчисем, салтаксем тата кама кӑмӑла кайнӑ — ҫавсем пурте хытӑ ыталасан та, вӑл кӳренместчӗ.
Это, видимо, не обижало лавочника; не обижался он и тогда, когда его сестру, которая помогала ему торговать в лавке, крепко обнимали певчие, солдаты и все, кому это нравилось.

Унпа юнашар тӗкӗр ҫине пӑхса, эпӗ сарлака сӑмсаллӑ сӑн-пит куртӑм, пит ҫӑмарти тухарах тӑрать, ҫамки пысӑккӑнах кӑвакарса ларнӑ, — ҫавӑ ӗнтӗ «пит тӗлӗнмелле ача» пулать-и?
Взглянув в зеркало рядом с ней, я увидал скуластое, широконосое лицо, с большим синяком на лбу, давно не стриженные волосы торчали во все стороны вихрами, — вот это и называется «очень странный мальчик»?..

VIII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Кӗнеки пачӑшкӑн пулнине пӗлсессӗн, вӗсем пурте пачӑшка романсем вуланинчен тӗлӗнсе те тарӑхса ӑна тата тепӗр хут тыткаласа пӑхрӗҫ, ҫапах та ҫавӑ вӗсене пӑртак лӑплантарчӗ.
Узнав, что книга принадлежит священнику, они все ещё раз осмотрели её, удивляясь и негодуя, что священник читает романы, но всё-таки это несколько успокоило их.

Ҫавӑ мана хӑйӗн чӑнлӑхӗпе тӗлӗнтерсе ячӗ — эпӗ маччари чӳрече умне тӑрса, малалла вулама пуҫларӑм та хам шӑничченех вуларӑм, каҫпа вара, хуҫасем ҫӗрлехи кӗлле кайсассӑн, кӗнекене кухняна илсе антӑм та, кӗрхи ҫулҫӑсем пек туйӑнакан, сарӑрах тӗслӗ, кивӗ страницӑсем ӑшне путсах карӑм; вӗсем мана эпӗ хӑнӑхса ҫитнӗ ҫынсем пек мар ыр геройсене, шутсӑр усал тӑвакан ҫынсене кӑтартса, ҫӑмӑллӑнах мана урӑхла пурнӑҫалла, ҫӗнӗ ятсемпе ҫӗнӗлле шайсем патнелле илсе каятчӗҫ.
Это удивило меня своей правдой, — я стал читать дальше, стоя у слухового окна, и читал, пока не озяб, а вечером, когда хозяева ушли ко всенощной, снёс книгу в кухню и утонул в желтоватых, изношенных страницах, подобных осенним листьям; они легко уводили меня в иную жизнь, к новым именам и отношениям, показывая мне добрых героев, мрачных злодеев, непохожих на людей, приглядевшихся мне.

Ҫавӑ пит вӑтанмалла, акӑ, тӑхта-ха, ху пӗлӗн!
Это больно стыдно, вот, погоди, сам узнаешь!

Вӑл хӑйӗн кофта ҫаннисене хӗрелсе кайнӑ атӑ кунчи сӑранӗпе ҫӗлесе тухнӑччӗ, ҫавӑ ӑна алӑсене чавсасем таран ҫаралтармасӑр, ҫанӑсене йӗпетмесӗр ҫума май паратчӗ.
Она обшила себе рукава кофты рыжей кожей от голенища сапога, — это позволяло ей не обнажать рук по локти, не мочить рукава.

Ырӑ ачасене ҫавӑ мӗншӗн хӗпӗртеттерсе култарать-ха?
Почему это забавляет добрых парней?

VII. // Феодосия Ишетер. Горький М. Ҫынсем патӗнче: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1941. — 256 с.

Кӑсӑясем пит ӑслӑ, анчах вӗсем пурне те пӗлесшӗн хӑтланаҫҫӗ, ҫавӑ вара вӗсене пӗтерет.
Синицы очень умны, но они слишком любопытны, и это губит их.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics