Шырав

Шырав ĕçĕ:

нумайччен the word is in our database.

нумайччен (тĕпĕ: нумайччен) more information about the word form can be found here.

Нумайччен нимӗн чӗнмесӗр утса пычӗҫ, урасем айӗнче ирхи ҫӳхешке пӑр кӑна ванса кӑчӑртатать.
Долго шли молча, только под ногами похрустывал, ломаясь, тонкий утренний ледок.

Окуров хули // Уйӑп Мишши. Горький М. Окуров хули: повесть. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956. — 134 с.

Унтан вӑл, аллисене кӗсйине чиксе лартса тата куҫ айӗн Бурмистров ҫинелле пӑхса, нумайччен пӳлӗм варринче нимӗн шарламасӑр тӑчӗ, — лешӗ ҫурӑмне кукӑртса хунӑ та пуҫне уснӑ, пӗр хускалмасӑр ларать.
Потом он долго и молча стоял среди комнаты, сунув руки в карманы и глядя исподлобья на Бурмистрова, — тот сидел неподвижно, согнув спину и спустя голову.

Урама, халӑх хушшине вӗсем хӑйсен шухӑшӗсене ҫынна каласа пама мар, ҫыннӑнне татса илме, ҫаклатса юлма тухаҫҫӗ, вара, ҫавна килне илсе таврӑнаҫҫӗ те, ҫултан-ҫулах вӑрахӑн тӑсӑлса пыракан куллен-кунхи ӗҫсем ҫинчен шухӑшлама хӑнӑхса ҫитнӗ пуҫри йывӑр шухӑшсем хушшинче ӑна ҫӗтӗлтерсе вӗтетсех яраҫҫӗ; кашни ҫыннӑн килӗ-ҫурчӗ тӗрме пулса тӑнӑ, алла ҫакланнӑ ҫӗнӗлӗх ҫавӑнта нумайччен йывӑр та тӗттӗм тыткӑнра тертленет, унтан вара, халтан янӑскер, нимӗн те ҫуратса хӑвармасӑрах хуллен вилсе выртать.
На улицу, к миру, выходили не для того, чтобы поделиться с ним своими мыслями, а чтобы урвать чужое, схватить его и, принеся домой, истереть, измельчить в голове, между привычными, тяжёлыми мыслями о буднях, которые медленно тянутся из года в год; каждый обывательский дом был темницей, где пойманное новое долго томилось в тесном и тёмном плену, а потом, обессиленное, тихо умирало, ничего не рождая.

Хӑй мӗне ӑнланса илнине каламасӑр ҫынсене нумайччен кӗттерсе асаплантарчӗ вӑл, вара, юлашкинчен, ҫапла пӗлтерчӗ:
Он долго мучил публику, не говоря, что именно понято им, и, наконец, сообщил:

Хӗр умӗн кӗҫӗн алӑка уҫса ячӗ, унтан, унӑн шурӑ кӗлетки хӑйӗн кухньӑпа юнашар вырнаҫнӑ пӗчӗкҫеҫ пӳлӗмне кӗрсе ҫухаличченех ӑна куҫӗпе ӑсатса пӑхса юлчӗ, ҫакӑн хыҫҫӑн хапха хуралҫи алӑк хупӑлчине шалтлаттарса хупса хучӗ те, урисене сарлакан лартса, пуҫӗсене пӑркаласа, нумайччен ҫӗрелле пӑхса тӑчӗ.
Отворил калитку перед девушкой и, проводив глазами белую фигуру её до поры, пока она не скрылась в его комнатенке, рядом с кухней, привратник громко хлопнул створом и, широко расставив ноги, долго смотрел в землю, покачивая головой.

Ҫапла вӑл нумайччен, тул ҫути киличченех темелле, «ҫӑтмахри» ӳсӗр ҫынсем ӗрлешсе ҫухӑрашнине итлесе, хӗр ҫумӗнче лӑпланса ларчӗ, вара, хулари собор тӑрринчи чан тӑватӑ сехет ҫапсан, хӗре вӑратса ҫапла каларӗ:
Он долго, почти до света, смирненько сидел около неё, слушая, как в доме ревели и визжали пьяные люди, а когда в городе, на колокольне собора, пробило четыре часа, разбудил её, говоря:

Вӑл нумайччен калаҫса ларчӗ.
Говорил он долго.

Хӗр ӳленине илтсен, кӗҫӗн алӑкран Четыхерӑн тӑрлавсӑр пысӑк пуҫӗ курӑнса каять, Паша ӳпкелешнине Четыхер нумайччен, нимӗн шарламасӑрах итлесе тӑрать, юлашкинчен, хӗр айкашнисем ӑна йӑлӑхтарса ҫитереҫҫӗ пулмалла — вара хапха хуралҫи ҫакна кӑмӑл ҫывӑхне илмесӗр, хайхискере хытарса калать:
На её рёв с улицы в калитку высовывалась огромная голова Четыхера, он долго слушал жалобы Паши молча, наконец они ему, видимо, надоедали — тогда привратник пренебрежительно убеждал её:

Лодка нумайччен усаллӑн ахӑлтатса кулчӗ, нумай хутчен Симӑна чуптӑва-чуптӑва илчӗ, унтан ҫапла каларӗ:
Лодка долго и зло смеялась, много целовала Симу и говорила:

Сима Девушкинӑн чапӗ юханшыв урлӑ та каҫса сарӑлчӗ: земски начальник ҫеҫ поэта хӑй патне илсе пыма хушрӗ, куҫӗсене хупӑнтарса та пуҫне сулла-сулла унӑн сӑввисене нумайччен итлесе ларчӗ, вара ҫапла каларӗ:
Слава Симы Девушкина перекинулась через реку: земский начальник приказал привести к нему поэта, долго слушал его стихи, закрыв глаза и мотая головой, потом сказал:

Ҫапла та пулкалать тата: ҫакнашкал сцена пулса иртнӗ хыҫҫӑн Бурмистров, минтер ҫинчен пуҫне хуллен кӑна ҫӗклет те, хӗрарӑмӑн ӗшенсе ҫитнӗ, шупкалса кайнӑ сӑнӗ-пичӗ ҫине нумайччен тата шиклӗн тинкерсе пӑхса выртать.
Случалось, что после такой сцены Бурмистров, осторожно поднимая голову с подушки, долго и опасливо рассматривал утомлённое и бледное лицо женщины.

Вӑл, Тиунов мӗн каланине итлемесӗр, — итлесшӗн те пулмасӑр, — хӑй ӳкӗнни, ӳпкелешни ҫинчен кала-кала нумайччен кӑшкӑрашрӗ; хӗрсе кайсах выляма тытӑннӑскер, вӑл таҫтан, чӗринчи ҫутӑ кӗтесрен, хӑйӗн вӑййипе хӑй киленсе савӑнать.
Он долго выкрикивал своё покаяние и жалобы свои, не слушая, — не желая слышать, — что говорил Тиунов; увлечённый игрою, он сам любовался ею откуда-то из светлого уголка своего сердца.

Вӑл, чӗлхипе параппан ҫапнӑ пекех, нумайччен, типпӗн калаҫрӗ.
Говорил он долго и сухо, точно в барабан бил языком.

Анчах та — слобода ҫыннисем ун патне пырса тӑрсанах, унӑн чӑрсӑрлӑхне ырласа ик-виҫӗ ӑшӑ сӑмах каласанах, — сасартӑках вӑл, ҫул хӗрринчи тусан пуснӑ хурӑна, нумайччен ҫумӑр курмасӑр типсе ларнӑ хыҫҫӑн, ҫумӑр ҫуса уҫӑлтарнӑ евӗр, пӗтӗмпех улшӑнса, ҫӗнелсе каять, илемлӗ куҫӗсем унӑн каллех ачаш вут-кӑварпа йӑлкӑшма тытӑнаҫҫӗ, курпунланнӑ ҫурӑмӗ тӳрленсе тӑрать, вӑйлӑ аллисем палланӑ ҫынсене юратса ыталаҫҫӗ.
Но — стоило слобожанам подойти к нему, сказать несколько ласковых похвал его удали, — он вдруг весь обновлялся, точно придорожная пыльная берёза, омытая дождём после долгой засухи; снова красивые глаза вспыхивали ласковым огнём, выпрямлялась согнутая спина, сильные руки любовно обнимали знакомых.

Вавила Бурмистров каялла-маялла шухӑшлакалама тытӑнчӗ: вӑл хӑрах куҫ мӗн калаҫнисене нумайччен вӑрттӑн итлесе ҫӳрерӗ-ҫӳрерӗ те, пӗррехинче вара, алтупанне унӑн хулпуҫҫийӗ ҫине хурса, тӳрех ҫапла каласа хучӗ:
Вавила Бурмистров стал задумываться: он долго исподволь прислушивался к речам кривого и однажды, положив на плечо ему ладонь, в упор сказал:

Фелицата ҫавӑн чухне шап-шурӑ аллисемпе питне-куҫне хупласах йӗчӗ, унтан, хӑйне хӳтӗлекене чыслӑн пытарса, унӑн тӑпри ҫине лайӑх юман хӗрес лартрӗ те, турӑ чури Андрей вилнине асӑнса, нумайччен панихидӑсем турӗ, анчах ҫынна пытарса таврӑннӑ хыҫҫӑнах хӑй таҫта кайса килчӗ, вара унӑн «ҫӑтмахӗн» хапхи умне ҫӗнӗ хуралҫӑ — вӑрӑм алӑллӑ, тӑп-тӑваткал кӗлеткеллӗ, чӗмсӗр этем ҫирӗппӗн пырса вырнаҫса ларчӗ; нимӗнрен те хӑрама пӗлмен Заречье ҫыннисем, ҫак этем слобода паттӑрӗсемпе пӗчченшерӗн тытӑҫса Крыльцова, Бурмистрова тата Зосима Пушкарева епле ҫавӑрса ҫапнине курнӑ хыҫҫӑн, унӑн тискер кайӑкла вӑйне часах хисеплеме тытӑнчӗҫ.
Она плакала, закрывая лицо белыми руками, потом, с честью похоронив защитника, поставила над его могилою хороший дубовый крест и долго служила панихиды об упокоении раба божия Андрия, но тотчас же после похорон съездила куда-то, и у ворот её «раишка» крепко сел новый сторож длиннорукий, квадратный, молчаливый; он сразу внушил бесстрашным заречанам уважение к своей звериной силе, победив в единоборстве богатырей слободы Крыльцова, Бурмистрова и Зосиму Пушкарева.

Вӑл нумайччен тата хӗрӳллӗ калаҫнӑ.
Он говорил долго и горячо.

Малалла ҫырас вырӑнне каласа пани // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Марья Валериановна нумайччен нимӗн те чӗнмен, ӑна питӗ йывӑр пулнӑ, вӑл ҫак аптраса ӳкнӗ, ним тума аптраса ҫитнӗ сӑнсем ҫине тата тепре пӑхса илнӗ те, салху сасӑпа:
Марья Валериановна долго молчала, тяжело ей было, она еще раз взглянула на эти растерянные и отчаянные лица, встала и сказала грустным голосом:

V // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Ҫывӑрмалли пӳлӗме пырса кӗрсен, Марья Валериановна турӑш умне чӗркуҫленнӗ те, вӗҫӗмсӗр куҫҫуль юхтарса нумайччен кӗлтунӑ, унтан Анатоле ҫӗклесе ӑна турӑшне чуптума хушнӑ.
Марья Валериановна, пришедшая в спальню, бросилась на колени перед образом и долго молилась, обливаясь слезами, потом она поднесла Анатоля к иконе и велела ему приложиться.

Вара вӑл ҫырусене хӑйӗн пӳлӗмне илсе кайнӑ та хӑй ҫырма тытӑннӑ, нумайччен, виҫҫӗмӗш пӳрнине перо айнелле хутлатса, сылтӑм куҫне хут патнех илсе пырса ҫырнӑ.
Он взял письмо к себе, принялся сам писать, писал долго, подгибая третий палец под перо и наклоняя правый глаз к самой бумаге.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics