Шырав

Шырав ĕçĕ:

Хӑна the word is in our database.

Хӑна (тĕпĕ: хӑна) more information about the word form can be found here.

Вӑл хӑна пӳлӗмӗнче фортепьяно ҫине аллипе тӗреленсе тӑрать, хӑй ман еннелле танлӑн тата чӑтӑмсӑрррӑн пӑхать.
Он стоя в гостиной, опершись рукой о фортепьяно, и нетерпеливо и вместе с тем торжественно смотрел в мою сторону.

XXXV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Тепӗр кун ҫанталӑк япӑх пулчӗ, эпӗ хӑна пӳлӗмне пынӑ ҫӗре атте те, хӗрарӑмсем те чей ӗҫме тухманччӗ-ха.
На другой день погода была дурная, и еще ни папа, ни дамы не выходили к чаю, когда я пришел в гостиную.

Хӑна пӳлӗмӗнче вӑл, тытӑнчӑклӑн калаҫса, амӑшне юрасшӑн хӑйне чура пек тытать, амӑшӗ мӗн тӑвас тенине йӑлтах тӑвать, Анна Дмитриевна хушнине пурнӑҫламан ҫынсене ятлать, кабинетӗнче тата кантурта вара апат пӗҫерме хӑйӗнчен ыйтмасӑр кӑвакал илнӗшӗн, е кӳршӗ ялта пурӑнакан хӗрарӑм сывлӑхӗ ҫинчен пӗлме Анна Дмитриевна хушнипе хресчене янӑшӑн, е хресченсен пахчара ҫум ҫумлама тивӗҫлӗ хӗрӗсене вӑрманта хӑмла ҫырли пуҫтарттарса ҫӳретнӗшӗн асар-писӗр тустарать.
В гостиной он, заикаясь, раболепствовал перед матерью, исполнял все ее желания, бранил людей, ежели они не делали того, что приказывала Анна Дмитриевна, у себя же в кабинете и в конторе строго взыскивал за то, что взяли к столу без его приказания утку или послали к соседке мужика по приказанию Анны Дмитриевны узнать о здоровье, или крестьянских девок, вместо того чтобы полоть в огороде, послали в лес за малиной.

ХХХIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Пурте саланса пӗтсен, хӑна пӳлӗмӗнчен ҫутӑсем ҫӳлти пӳлӗмсене куҫсан, вара вӗсенче хӗрарӑмсен сассисем тата чӳречесене уҫнӑ е хупнӑ чух шатлаттарнисем илтӗнме пуҫласан, эпӗ галерейӑна каятӑп та, ыйха путакан ҫуртӑн мӗнпур сас-хурине тимлӗн итлесе, уткаласа ҫӳретӗп.
Бывало, только что все разойдутся и огни из гостиной перейдут в верхние комнаты, где слышны становятся женские голоса и стук отворяющихся и затворяющихся окон, я отправляюсь на галерею и расхаживаю по ней, жадно прислушиваясь ко всем звукам засыпающего дома.

XXXII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Тепӗр чухне, хӑна пӳлӗмне пӗччен тӑрса юлсан, Любочка пӗр-пӗр авалхи кӗвве калас-тӑк, ирӗксӗрех кӗнекене хуратӑп та балконӑн уҫса хунӑ алӑкӗнчен ҫӳлӗ хурӑнсен усӑнса тӑракан кӑтра турачӗсем ҫине пӑхатӑп, ку туратсене каҫхи мӗлке хупласа илет ӗнтӗ, таса тӳпенелле тинкеретӗп, ун ҫине сӑнаса пӑхатӑп-пӑхатӑп та, сасартӑк тусанлӑ сарӑрах пӑнчӑ курӑннӑ пек, унтан каллех ҫухалнӑ пек пулса каять; вара залри музыкӑпа, хапха чӗриклетнине, хӗрарӑмсен сассисене тата ялта кӗтӳ антарнине итленӗ май, эпӗ сасартӑк Наталья Савишнӑна, аннене, Карл Иваныча аса илетӗп те, ман пӗр минута ӑш вӑркаса каять.
Иногда, оставшись один в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь в растворенную дверь балкона в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.

Ытти виҫ чӳречерен рамкӑсен мӗлкисемпе пӗрле ҫап-ҫутӑ пӗр-пӗтӗмлӗ тӑваткӗтеслӗхсем ӳкнӗ; пӗрин тӗлӗнче, хӑна пӳлӗмӗн сӑрламан урайӗнче, тахҫанхи йӑлипе Чиперкке выртать, ҫутӑ тӑваткӗтеслӗх тӑрӑх ҫӳрекен шӑнасем ҫине хӑлхисене тӑратса пӑхать.
Сквозь другие три окна, с тенями рам, лежат цельные яркие четырехугольники; на некрашеном полу гостиной, на одном из них, по старой привычке, лежит Милка и, насторожив уши, вглядывается в ходящих мух по светлому четырехугольнику.

Вунпӗр сехет ҫине кайсан, эпӗ ялан тенӗ пекех хӑна пӳлӗмне килсе кӗретӗп, вӑл вӑхӑт тӗлне хӗрарӑмсем час-часах, чей ӗҫсе тӑранса, ӗҫе пикенеҫҫӗ.
Часу в одиннадцатом я обыкновенно приходил в гостиную, большей частью, после чаю, когда уже дамы сидели за занятиями.

Ҫуркунне пирӗнпе паллашма яла кӳршӗри пӗр ҫамрӑк ҫын килчӗ, вӑл хӑна пӳлӗмне кӗрсенех пӗрмай фортепьяно ҫине пӑхрӗ, Мимипе тата Катенькӑпа калаҫкаланӑ май пуканне майӗпен-майӗпенех фортепьяно патнелле куҫарчӗ.
Весной к нам в деревню приезжал рекомендоваться один сосед, молодой человек, который, как только вошел в гостиную, все смотрел на фортепьяно и незаметно подвигал к нему стул, разговаривая, между прочим, с Мими и Катенькой.

XXX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Астусах тӑратӑп-ха, пӗр каҫхине Любочка чӑтмалла мар йӑлӑхтарса ҫитернӗ пассажа фортепьянӑпа ҫӗр хут та каларӗ пулӗ, ҫав вӑхӑтра Володя хӑна пӳлӗмӗнчи диван ҫинче тӗлӗрсе выртрӗ, хаяррӑн тӑрӑхласа, кама каланине питех палӑртмасӑр, сайра хутран ҫапла мӑкӑртатрӗ: «Ай пултарать… музыка калакан ку хӗрача… Бетховен!.. (ку ята вӑл уйрӑмах тӑрӑхласа каларӗ), маттур… ну, тата тепӗр хут… вӑт ҫапла» т. ыт. те.
Помню, раз вечером, Любочка в сотый раз твердила на фортепьяно какой-то невыносимо надоевший пассаж, Володя лежал в гостиной, дремля на диване, и изредка, с некоторой злобной иронией, не обращаясь ни к кому в особенности, бормотал: «Ай да валяет… музыкантша… Битховен!.. (это имя он произносил с особенной иронией), лихо… ну еще раз… вот так», и т. п.

XXIX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Каҫпа вӑл хӑна пӳлӗмӗнче ури-аллипех диван ҫине хӑпарса выртать, чавси ҫине таянса ҫывӑрать е ним кулмасӑр акӑш-макӑш суйма пикенет, хӑшпӗр чух калама лайӑх мар япаласем ҫинчен суйма тытӑнать, вара Мими ҫиленет, пичӗ пӑч-пӑч хӗрелсе каять, эпир ахӑлтатса кулатпӑр, аттепе тата сайра хутра манпа калаҫнине шутламасан, вӑл ҫемьери, ытти ҫынсемпе пуринпе те пули-пулми япаласем ҫинчен кӑна калаҫать.
Вечером тоже он ложился с ногами на диван в гостиной, спал, облокотившись на руку, или врал с серьезнейшим лицом страшную бессмыслицу, иногда и не совсем приличную, от которой Мими злилась и краснела пятнами, а мы помирали со смеху; но никогда ни с кем из нашего семейства, кроме с папа и изредка со мною, он не удостаивал говорить серьезно.

Хӑна пӳлӗмне Володя килсен, Катенька патне ҫывхарнӑ чух унпа та ҫакнашкалах пулчӗ.
Когда Володя пришел в гостиную, с ним, при свидании с Катенькой, случилось то же самое.

XXVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Хӑна пӳлӗмӗ ҫав-ҫавах ҫӳлӗ маччаллӑ, ҫутӑ сарӑрах английски рояль те кунтах ларать, пӳлӗмӗн пысӑк чӳречисем яри уҫӑ, вӗсем витӗр ешӗл йывӑҫсем тата садӑн сарӑ, хӗрлӗ сукмакӗсем савӑккӑн курӑнаҫҫӗ.
Гостиная была все та же, светлая, высокая комната с желтеньким английским роялем и с большими открытыми окнами, в которые весело смотрели зеленые деревья и желтые, красноватые дорожки сада.

Атте тухса кайсанах эпӗ студент сюртукне хӑвӑрт тӑхӑнтӑм та хӑна пӳлӗмне кайрӑм; Володя вара кӑшт та васкамарӗ, дупельсемпе бекассем ӑҫта тӗл пулни ҫинчен Яковпа калаҫса, вӑл ҫӳлте вӑрах ларчӗ.
Как только папа ушел, я живо оделся в студенческий сюртук и пришел в гостиную; Володя же, напротив, не торопился и долго просидел на верху, разговаривая с Яковом о том, где водятся дупеля и бекасы.

Хуть хӑна пӳлӗмне хӑвӑртрах пырӑр, Мими сире ҫав тери курасшӑн, — кӑшкӑрчӗ алӑк хыҫӗнчен Любочка.
Так приходите, по крайней мере, скорей в гостиную, Мими так хочет вас видеть, — кричала из-за двери Любочка.

Эпир ача чухне хамӑр ҫывӑрнӑ пӳлӗме кӗтӗмӗр: кӗтессемпе алӑксем патӗнчи сӗмлӗхре халӗ те ача чухнехи сехре хӑпартмӑшсем пытанса тӑраҫҫӗ; хӑна пӳлӗмне кӗтӗмӗр — пӳлӗмри япаласенчен пуринчен те тӳлек те ҫепӗҫ юрату сисӗнет; зала пырса тухрӑмӑр — кунта ача чухнехи шавлӑ, пӗр хуйхӑсӑр савӑнӑҫ вӑхӑтлӑха чарӑнса тӑрса, хӑйне вӑй-хал кӗртессе ҫеҫ кӗтнӗн туйӑнать.
Мы пришли в нашу детскую спальню: все детские ужасы снова те же таились во мраке углов и дверей; прошли гостиную — та же тихая, нежная материнская любовь была разлита по всем предметам, стоявшим в комнате; прошли залу — шумливое, беспечное детское веселье, казалось, остановилось в этой комнате и ждало только того, чтобы снова оживили его.

Мана алӑк уҫса кӗртнӗ ватӑ швейцар та, ман ҫирен шинеле хывса илнӗ тарҫӑ та, хӑна пӳлӗмӗнче ларакан икӗ хӗрарӑмпа икӗ арҫын та, уйрӑмах Иван Иваныч князь хӑй, штатски сюртукпа диван ҫинче лараканскер, мана пурлӑх йышӑнса юлмалли ҫын тесе шутланӑн, ҫавна пула ыр сунмасӑр пӑхнӑн туйӑнчӗ.
Мне казалось, что и старый швейцар, который отворил мне дверь, и лакей, который снял с меня шинель, и три дамы и два господина, которых я нашел в гостиной, и в особенности сам князь Иван Иваныч, который в штатском сюртуке сидел на диване, — мне казалось, что все смотрели на меня как на наследника, и вследствие этого недоброжелательно.

XXI сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Хӑна пӳлӗмӗ хыҫӗнчи пӗчӗкҫӗ тепӗр пӳлӗме пирӗнпе пӗр вӑхӑтрах урӑх алӑкран Ивина кӗчӗ.
Ивина в одно время с нами из другой двери вошла в маленькую комнату за гостиной.

XX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Зала та тӗплӗн, сиввӗн тата чыслӑ типтерленӗ, кирек хӑш кӗтес те йӑлтӑртатать, ҫӗнех мар пулин те ҫирӗп пек туйӑнать, картинӑсем те, кантӑк каррисем те, нимӗнле эрешсем те ниҫта та курӑнмаҫҫӗ вара; залӑн ҫап-ҫутӑ курӑнмалла якатнӑ урайӗ урлӑ утса, эпӗ хӑна пӳлӗмне кӗтӗм.
Зала, через светло налощенный пол которой я прошел в гостиную, была также строго, холодно и опрятно убрана, все блестело и казалось прочным, хотя и не совсем новым, но ни картин, ни гардин, никаких украшений нигде не было заметно.

XIX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Пӗр пилӗк минутран ҫав арҫын ачах зала кӗмелли алӑка уҫрӗ те мана хӑна пӳлӗмне ертсе кӗчӗ; пӳлӗмӗ тирпейлӗ, анчах питех капӑр мар.
Минут через пять дверь в залу отперлась изнутри посредством того же мальчика, и он провел меня в опрятную, но небогатую гостиную.

XVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Вӑл хӑна пӳлӗмӗнче чарӑнчӗ те кӑранташпа хӑйӗн хучӗ ҫине каллех тем ҫырса хучӗ.
Она остановилась в гостиной и что-то снова записала карандашиком на свою бумажку.

V сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics