Шырав

Шырав ĕçĕ:

хӑйсен (тĕпĕ: хӑйсем) more information about the word form can be found here.

1923 ҫулхи ҫӗртме уйӑхӗн 30-мӗшӗнче «Канаш» хаҫат редакцийӗнче тата кӗнеке издательствинче ӗҫлекен ҫыравҫӑсем хӑйсен пухӑвӗнче Чӑваш писателӗсемпе журналисчӗсен «Канаш» союзне туса хума йышӑнаҫҫӗ.
Help to translate

Писательсен пӗрлешӗвӗ — 80-ра // Петӗр Ялкир. «Хресчен сасси», 2003.12.16, 3 стр.

Начальниккисем те хаяр, ытарайми, хӗрхенӳсӗр те ҫав тери хисеплӗ утамансенчен хӑйсен юрлӑ шалӑвӗпе хӑравҫӑллӑн пурӑнкалакан тӳре-шара кӑна пулса кайрӗҫ.
И начальники из грозных, обаятельных, беспощадных и обожаемых атаманов обратились в чиновников, трусливо живущих на свое нищенское жалованье.

XXI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Хӑйсен салтакӗсен шӑлӗсемпе куҫӗсене ҫапа-ҫапа кӑларакан Осадчипе унӑн компанийӗ ку.
Это — Осадчий и компания, выбивающие зубы и глаза своим солдатам.

Пӗри коллекцилессине аппаланать, нумайӑшсем часрах каҫ пултӑрччӗ тесе ҫех чӑтӑмсӑррӑн кӗтеҫҫӗ, ун чухне вӗсем килӗнче, лампа умӗнче, йӗп тытса ларӗччӗҫ те канва тӑрӑх хӗрессемпе пӗр-пӗр ниме тӑман кавир пекки тӗрлӗччӗҫ е вӗтӗ шӑллӑ пӑчкӑна хӑйсен портречӗсене лартма чӗнтӗрленӗ рамӑсем каса-каса кӑларӗччӗҫ.
Один занимается коллекционерством, многие ждут не дождутся вечера, когда можно сесть дома, у лампы, взять иголку и вышивать по канве крестиками какой-нибудь паршивенький ненужный коверчик или выпиливать лобзиком ажурную рамку для собственного портрета.

Аран ҫеҫ палӑракан пӑспа витӗннӗ нӳрӗ йывӑҫсем хӑйсен каҫхи тӗттӗм, юмахла-юптарулла тӗлӗкӗсенчен шӑп-шӑпӑрттӑн вӑранса пыраҫҫӗ.
Деревья, влажные, окутанные чуть видным паром, молчаливо просыпались от своих темных, загадочных ночных снов.

XIX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Карт пӳлӗмӗнче, столовӑйра, буфетра тата бильярднӑйра эрехпе, табакпа та вӑйӑ хӗрӗвӗпе анкӑ-минкӗленнӗ, кителӗсене йӳле янӑ ҫынсем халсӑр-хевтесӗррӗн тӗккелешеҫҫӗ, ним хускалман куҫӗсем хӑйсен йӳҫӗхнӗ, хӑтланкаларӑшӗсем ӳркевлӗ.
В карточной, в столовой, в буфете и в бильярдной беспомощно толклись ошалевшие от вина, от табаку и от азартной игры люди в расстегнутых кителях, с неподвижными кислыми глазами и вялыми движениями.

Ҫапла, акӑ вӑл темиҫе хӗрарӑм хӑйсен ӳтне, хӑйсен ачаш ӑшшипе хӑйсен юратӑвӗн калама ҫук пысӑк вӑрттӑнлӑхне кирек кама та паракан вырӑна каять.
Да, вот он едет в то место, где несколько женщин отдают кому угодно свое тело, свои ласки и великую тайну своей любви.

XVIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Тикӗс мар сикекен турӑ лашасем, чӑпӑрккипе пуҫ тӑрринче тилӗрчӗклӗн ҫавӑркалакан лавҫӑ та хӑйсен ларкӑҫӗсем ҫинче кӑшкӑрашса, шӑхӑрашса сулкаланакан тӑватӑ офицер хунарсен ҫутинче хӑвӑрттӑн та ним йӗркесӗррӗн мӗлтлетрӗҫ.
Быстро и сумбурно промелькнули в свете фонарей гнедые лошади, скакавшие нестройным карьером, кучер, неистово вертевший над головой кнутом, и четыре офицера, которые с криком и свистом качались на своих сиденьях.

Вӗсен хӑйсен ӳчӗ-тирӗшӗн кӑна сехри хӑпса тӑрать, вӗсем хӑйсен ачисемпе хӑйсен йӑви-йӗннине ҫех выльӑхла юратаҫҫӗ, пурнӑҫран хӑраҫҫӗ, ҫавна пула ӗнтӗ укҫа еннелле шиклӗн-хӑравҫӑллӑн туртӑнаҫҫӗ.
Над всеми ими тяготеет страх за свою шкуру, животная любовь к своим детенышам и к своему логовищу, боязнь жизни и отсюда трусливая привязанность к деньгам.

XVII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Вӑл ҫаплах священниксем, тухтӑрсем, педагогсем, адвокатсемпе судьясем — хӑйсен ӗҫӗ-хӗлне кура яланах урӑхисен чунӗсемпе, шухӑшӗсемпе те терчӗ-асапӗсемпе ҫыхӑннӑ-явӑҫӑннӑ ҫак ҫынсем ҫинчен шухӑшларӗ.
Он думал также о священниках, докторах, педагогах, адвокатах и судьях — обо всех этих людях, которым по роду их занятий приходится постоянно соприкасаться с душами, мыслями и страданиями других людей.

Тӗлӗнсе, кичемлӗхпелен те хӑраса-сехӗрленсе ӑнланма пуҫларӗ Ромашов: шӑпа ӑна кунсеренех ҫакнашкал ҫӗршер сӑрӑ Хлебниковсемпе таччӑн тӗкӗнтерсе хире-хирӗҫ тӑратать, кашниех вӗсенчен хӑй хуйхипе чирлесе асапланать те хӑй савӑнӑҫӗпе савӑнса йӑпанать, анчах вӗсем пурте хӑйсен суккӑрлӑх-тӗттӗмлӗхне, пӗтӗмӗшпе чуралӑха, начальникле сӳрӗклӗхе, пуҫтахлӑхпа пусахлӑха пула этем сӑн-сӑпатне ҫухатнӑ, лӑштӑр тӗршӗнсе, путарӑнса ларнӑ.
С удивлением, с тоской и ужасом начинал Ромашов понимать, что судьба ежедневно и тесно сталкивает его с сотнями этих серых Хлебниковых, из которых каждый болеет своим горем и радуется своим радостям, но что все они обезличены и придавлены собственным невежеством, общим рабством, начальническим равнодушием, произволом и насилием.

Пурнӑҫри хӑйсен вырӑнӗсем пӗр евӗр пулни Ромашова чикекен намӑслӑхпа вӑтантарчӗ, леклентерчӗ пулин те, унра ҫаплах темӗнле халиччен нихӑҫан курман тарӑнлӑх, чӑн-чӑн ҫынлӑх-этемлӗх туйӑмӗ те пурччӗ.
И хотя это сознание одинаковости положений и внушало Ромашову колючий стыд и отвращение, по в нем было также что-то необычайное, глубокое, истинно человеческое.

XV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Хӑйсен ротин палаткисем хыҫӗсемпе, офицерсен линийӗпе иртсе пынӑ чух такамӑн хытах мар, анчах ҫилӗллӗн тарӑхса кӑшкӑракан сасси илтӗнсе кайрӗ ӑна.
Когда он проходил сзади палаток своей роты, по офицерской линии, то чей-то сдавленный, но гневный крик привлек его внимание.

Хыҫалти чаҫсем килсе ҫитиччен тесе, ҫынсене лӑнчӑн тӑма ирӗк пачӗҫ, офицерсем вара, кӑшт-кӑшт ҫемҫелкелесе илес тата ҫанӑ ӑшӗнче туртас шутпа, хӑйсен вырӑнӗсенчен тухрӗҫ.
Пока подходили задние части, людям позволили стоять вольно, а офицеры сошли с своих мест, чтобы размяться и покурить из рукава.

Ҫурма ротӑсем, корпус командирӗнчен чылай аякка кайса, пӗрин хыҫҫӑн тепри сулахай хулпуҫҫипе ҫаврӑнаҫҫӗ те хӑйсен малтанхи, утма пуҫланӑ чухнехи вырӑнӗсем патне таврӑнаҫҫӗ.
Полуроты, отходя довольно далеко от корпусного командира, одна за другой заворачивали левым плечом и возвращались на прежнее место, откуда они начали движение.

Батальонсен тӑватӑ командирӗ, лашисем ҫинче ларнӑ май, хӑйсен чаҫӗсем енне ҫаврӑнчӗҫ те: — Батальон, на пле… — командӑларӗҫ ылмӑш-тӗлмӗшлӗн, вара куҫӗсене полк командирӗ ҫине тӑрмаклӑн тӑрӑнтарчӗҫ.
Четверо батальонных командиров, повернувшись на лошадях к своим частям, скомандовали вразброд: — Батальон, на пле… — и напряженно впились глазами в полкового командира.

Пӗрремӗш ротӑран ыйтнӑ чух Ромашов хӑйсен ротин фельдфебелӗ, Рында, хӑратса хунине илтсеччӗ: — Кам та пулин пӗлтер кӑна мана акӑ кӳренӳ пирки! Эпӗ ӑна кайран ҫав кӳренӗве пит лайӑх пӗлтерӗп! — терӗ вӑл чашкӑракан сасӑпа хыҫра.
Когда спрашивали первую роту, Ромашов слышал, как сзади него фельдфебель его роты, Рында, говорил шипящим и угрожающим голосом: — Вот объяви мне кто-нибудь претензию! Я ему потом таку объявлю претензию!

Хӑйсен сассипе ҫурӑлса каяс тенӗ пек, юриех ӳстерсе хыттӑн-хыттӑн кӑшкӑрса ячӗҫ Ромашов таврашӗнчи ҫынсем.
Люди закричали вокруг Ромашова преувеличенно громко, точно надрываясь от собственного крика.

Ирӗ ӑшӑччӗ пулин те, ҫывӑрса тӑранман, анаслакан салтаксем хӑйсен йӗтенпир кӗписемпе аванах тӑрӑлтатса чӗтӗрерӗҫ.
Несмотря на теплое утро, невыспавшиеся, зевавшие солдаты дрожали в своих каламянковых рубахах.

Рота командирӗсем хӑйсен ротисене икшер те виҫшер сехет хушши плацра ытлашши тыта-тыта хӑшкӑлтаратчӗҫ.
Ротные командиры морили свои роты по два и по три лишних часа на плацу.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics