Шырав

Шырав ĕçĕ:

яланах the word is in our database.

яланах (тĕпĕ: яланах) more information about the word form can be found here.

Тӑхта-ха, кӑштах манса кайман: Александр, пирӗн патӑмӑрта, сана яланах курма хавас хӑвӑн ырӑ тусусем патӗнче, иртнӗ уйӑхсенчи пекех час-час пулма ыйтнине пурнӑҫлатӑн-ши эсӗ?
Кстати, чуть не забыл: так ты, Александр, исполнишь мою просьбу бывать у нас, твоих добрых приятелей, которые всегда рады тебя видеть, бывать так же часто, как в прошлые месяцы?

XXII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Лопухов унӑн теорийӗ ҫын чӗринчи улшӑнусене тӗпчес тӗлӗшпе йӑнӑшма майсем парать тесе шутланӑ, калас пулать, ку тӗлӗшпе унпа эпӗ те килӗшетӗп; эпӗ ӑна нумай ҫулсем хушши ӗнтӗ чӑнлӑх тесе шутлатӑп, ҫак ҫулсенче вӑл мана пӗрре те йӑнӑш тутарттармарӗ тата, мӗнле те пулин ҫын ӗҫӗн чӑнлӑхӗ темӗн чухлӗ тарӑн пытанса выртнӑ пулсан та, мана чӑнлӑха яланах ҫӑмӑллӑн уҫса пачӗ.
Лопухов находил, что его теория дает безошибочные средства к анализу движений человеческого сердца, и я, признаюсь, согласен с ним в этом; в те долгие годы, как я считаю ее за истину, она ни разу не ввела меня в ошибку и ни разу не отказалась легко открыть мне правду, как бы глубоко ни была затаена правда какого-нибудь человеческого дела.

XXI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Унтан улшӑну пулчӗ: Верочка вӑхӑтне яланах ӑҫта та пулин, кампа та пулин ирттерме пуҫларӗ.
Потом началась перемена: Верочка была постоянно развлечена.

Халӗ вара, хӑй ҫинчен шухӑшласа пӗтерсе (яланах, чи малтан хӑй ҫинчен, ыттисем ҫинчен вара хӑй ҫинчен шухӑшламалли нимӗн те ҫук чухне ҫеҫ шухӑшлакан эгоист пек), вӑл ыттисем ҫинчен, урӑхла каласан, Верочка ҫинчен те шухӑшлама тытӑнма пултарнӑ.
А теперь, покончив свое (как эгоист, всегда прежде всего думающий о себе и о других лишь тогда, когда уже нечего думать о себе), он мог приняться и за чужое, то есть за ее раздумье.

Ку вӑл упӑшкан аслӑ та тава тивӗҫлӗ ӗҫӗ; ҫак хаклӑ парнене таса шухӑш-кӑмӑллӑ пулнипе кӑна тивӗҫлӗ пулма пулать; кам ҫакна тивӗҫ пулнӑ, ҫав хӑйне ҫав тери ырӑ кӑмӑллӑ ҫын тесе шутлама пултарать, ӑна намӑс маррине тата нихҫан та намӑс пулас ҫуккине, вӑл яланах паттӑр та хӑюллӑ пулассине, пур тӗрӗслӳсенче, кирек мӗнлисенче пуринче те вӑл лӑпкӑ та ҫирӗп юлассине, шӑпа унӑн чун-чӗрине пӑхӑнтарма пултарас ҫуккине, ӑна темӗнле йывӑрлӑхсем пырса ҫапсан та, ҫак чыса тивӗҫлӗ пулнӑ вӑхӑтран пуҫласа пурнӑҫри юлашки минута ҫитичченех вӑл хӑйӗн чысӗпе телейлӗ пулассине ҫав ҫын хӑюллӑнах шанса тӑма пултарать.
Это великая заслуга в муже; эта великая награда покупается только высоким нравственным достоинством; и кто заслужил ее, тот вправе считать себя человеком безукоризненного благородства, тот смело может надеяться, что совесть его чиста и всегда будет чиста, что мужество никогда ни в чем не изменит ему, что во всех испытаниях, всяких, каких бы то ни было, он останется спокоен и тверд, что судьба почти не властна над миром его души, что с той поры, как он заслужил эту великую честь, до последней минуты жизни, каким бы ударам ни подвергался он, он будет счастлив сознанием своего человеческого достоинства.

XX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Малтан ман пата темӗнле хӗрарӑм пычӗ те яланах манран пытанса ҫӳрерӗ, эпӗ ӑна малтан Бозио тесе шутларӑм; вӑл мана хамӑн дневнике вулаттарчӗ; унта йӑлтах эпир пӗр-пӗрне мӗнле юратни ҫинчен ҫырнӑ, анчах вӑл аллипе страницӑсене сӗртӗннӗ чухне вӗсенче эпӗ сана юратманни ҫинчен калакан ҫӗнӗ сӑмахсем куртӑм.
Ко мне пришла какая-то женщина, которую я сначала приняла за Бозио и которая все пряталась от меня; она заставила меня читать мой дневник; там было написано все только о том, как мы с тобою любим друг друга, а когда она дотрогивалась рукою до страниц, на них показывались новые слова, говорившие, что я не люблю тебя.

Мӗншӗн яланах ҫапла пурӑнман-ши эпир санпа?
Зачем мы не жили с тобою всегда так?

Ҫук, малашне билетсене «савна туса» илтерӗп, оперӑна та «савнӑ туспа» ҫӳрӗп, «савнӑ тус» мана нихҫан та билетсӑр тӑратса хӑварас ҫук, ҫӳрессе вара манпа ҫӳреме вӑл яланах хавас, ҫав тери кӑмӑллӑ вӗт вӑл, манӑн «савнӑ тусӑм».
Нет, вперед лучше буду просить миленького брать билеты и в оперу ездить буду с миленьким: миленький никогда этого не сделает, чтоб я осталась без билета, а ездить со мною он всегда будет рад, ведь он у меня такой милый, мой миленький.

XIX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ку таранччен вӑл ҫураласса систерекен уйрӑм ҫынсем кӑна пулнӑ; вӗсем питӗ сайра пулнӑ, сайра пулнӑ пирки пӗччен те вӑйсӑр пулнӑ, ҫавна пула нимӗн ӗҫлемесӗр е кулянса пурӑннӑ, е ытлашши савӑннӑ, пулас ҫук япаласем ҫинчен шухӑшланӑ, тем те пӗр ӗмӗтленнӗ, урӑхла каласан, вӗсен ҫак типӑн тӗп палли пулман, практикӑра тӗплӗн шухӑшласа пӑхса, яланах пӗр пек ӗҫлеме, ӗҫленӗ чухне пуҫпа шухӑшласа пӑхма пултарайман.
Прежде были только отдельные личности, предвещавшие его; они были исключениями и, как исключения, чувствовали себя одинокими, бессильными и от этого бездействовали, или унывали, или экзальтировались, романтизировали, фантазировали, то есть не могли иметь главной черты этого типа, не могли иметь хладнокровной практичности, ровной и расчетливой деятельности, деятельной рассудительности.

VIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Сывланӑ чухне кӑкӑр яланах вӗри, ун чухне вӑл сана нихҫан та улталас ҫук, — ун ҫине хӑвӑр пуҫӑра хӑюллӑн хума пултаратӑр, ун ҫинче канма пулать.
Пока дышит эта грудь, она горяча и неизменна, — смело кладите на нее свою голову, на ней можно отдохнуть.

Витӗр курса вулаканӑм, эпӗ вулакан арҫынпа кӑна калаҫатӑп: вулакан хӗрарӑм хӑй тавҫӑрса илме пӗлнипе йӑлӑхтармасть, мӗншӗн тесен вӑл ытлашши ӑслӑ, ҫавӑнпа эпӗ унпа калаҫмастӑп; кӑна эпӗ яланлӑхах калатӑп: вулакан арҫынсем хушшинче те ухмах мар ҫынсем сахал мар: ку вулакансемпе те калаҫмастӑп эпӗ; анчах вулакансенчен ытларахӑшӗ, вӑл шултра литераторсемпе литературщиксем пурте тенӗ пекех, витӗр куракан ҫынсем, вӗсемпе калаҫма мана яланах кӑмӑллӑ, ҫапла вара, витӗр курса вулакан ҫын калать: ӗҫ мӗн патнелле пынине ӑнланатӑп эпӗ; Вера Павловна пурнӑҫӗнче ҫӗнӗ юрату пуҫланать: ун ҫак юратӑвӗ Кирсанов пулать.
Проницательный читатель, — я объясняюсь только с читателем: читательница слишком умна, чтобы надоедать своей догадливостью, потому я с нею не объясняюсь, говорю это раз навсегда; есть и между читателями немало людей неглупых: с этими читателями я тоже не объясняюсь; но большинство читателей, в том числе почти все литераторы и литературщики, люди проницательные, с которыми мне всегда приятно беседовать, — итак, проницательный читатель говорит: я понимаю, к чему идет дело; в жизни Веры Павловны начинается новый роман; в нем будет играть роль Кирсанов.

Ҫак ирсӗр чир, хуласемпе ялсене сарӑлса, питӗ тӑрӑшса пӑхакансен аллисенчен те ҫынсене туртса илнине Вера Павловна пӗлнӗ, — анчах «сан инкекӳшӗн эпӗ айӑплӑ мар, уншӑн, тусӑм, эсӗ те айӑплӑ мар», теме ҫеҫ пӗлни вӑл начар йӑпану; ҫапах та ҫав яланах тӗл пулакан ӗҫсем кашниех Вера Павловнӑна нумай кӳрентернӗ, унтан та ытларах ӑна нумай чӑрмав кӳнӗ: хӑш чухне пулӑшмашкӑн ҫынсем шырамалла пулнӑ; час-часах вара шырама кирлӗ пулман, пулӑшмалла кӑна пулнӑ: ҫынна лӑплантармалла, хаваслантармалла, хӑйӗн тивӗҫне туйма вӗрентмелле, «йӗме чарӑн, — чарӑнсан йӗмелли урӑх нимӗн те юлмӗ», тесе ӑнлантармалла.
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и селам: и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я в твоей беде не виновата, и ты, мой друг, в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно бывало искать, чтобы помочь; чаще искать не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать».

IV // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Тӑванӗсем пур пирки виҫӗ хӗр пӗрле пурӑнмалли хваттере ҫӳремеҫҫӗ: пӗрин амӑшӗ, кӑра кӑмӑллӑскер, ҫынсемпе килӗштерсе пурӑнаймасть иккен; теприн амӑшӗ, чиновница, мужиксемпе пӗрле пурӑнасшӑн мар, виҫҫӗмӗшӗн ашшӗ питӗ ӗҫме юратать, яланах ӳсӗр ҫӳрет.
По этим родственным отношениям три девушки не могли поселиться на общей квартире: у одной мать была неуживчивого характера; у другой мать была чиновница и не хотела жить вместе с мужичками, у третьей отец был пьяница.

Анчах эпир унпа иксӗмӗр пӗр-пӗрне питӗ юрататпӑр, ҫавӑнпа ӑна яланах эпӗ кӑмӑлланӑ ӗҫе тума, мана та вӑл кӑмӑлланине тума аванрах.
Но ведь мы с ним друг друга очень любим, и ему всего приятнее делать то, что для меня приятно, все равно как и мне для него.

Пӗлетӗн-и, чунӑм, мӗн ыйтӑттӑм эпӗ санран: хӑвна ху манпа ку таранччен мӗнле тыткаланӑ, яланах ҫавӑн пек тыткала: ку вӑл сана мана юратма кансӗрлемен вӗт, эпир санпа иксӗмӗр пӗр-пӗринпе пуринчен те ҫывӑхрах пулнӑ вӗт.
Знаешь, мой милый, об чем бы я тебя просила: обращайся со мною всегда так, как обращался до сих пор; ведь это не мешало же тебе любить меня, ведь все-таки мы с тобою были друг другу ближе всех.

XVIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Эпӗ яланах пӑхатӑп та шухӑшлатӑп: мӗншӗн кашниех ют ҫынпа ҫав тери ӑшшӑн калаҫать, хӑйне хӑй питӗ йӗркеллӗ тыткалать? — тетӗп.
Я всегда смотрю и думаю: отчего с посторонними людьми каждый так деликатен?

Яланах пӗрле, яланах пӗрле пурӑнма кирлӗ мар ҫынсен.
Так не следует жить людям, как они живут: все вместе, все вместе.

— Яланах пӗрле ыталашса лараҫҫӗ, яланах ятлаҫса лараҫҫӗ.
— Всё сидят вместе, обнимаются и ссорятся, обнимаются и ссорятся.

Анчах яланах ырӑ кӑмӑллӑ — епле ҫилленнӗ чухне те ырӑ кӑмӑллӑ-ха вӑл?
А все добрая, — как же это, и когда сердится, все добрая?

XII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах вӗренмен хӗрарӑм пулнисӗр пуҫне, Марья Алексевна йӑнӑшне тата Лопухов ӑна хӑй шухӑшне йӑлтах каламан пирки те каҫарма пулать, Лопухов пропагандист пулнӑ, анчах чаплӑ идейӑсене юратакан пропагандист мар, чаплӑ идейӑсене юратакан пропагандистсем вӗсем яланах Марья Алексевнӑсене хӑйсене чунтан савӑнтаракан ырӑ кӑмӑллӑ идейӑсене вӗрентесшӗн тӑрӑшаҫҫӗ.
Но, кроме того, что она была женщина неученая, она имеет и другое извинение своей ошибке: Лопухов не договаривался с нею до конца, Лопухов был пропагандист, но не такой, как любители прекрасных идей, которые постоянно хлопочут о внушении Марьям Алексевнам благородных понятий, какими восхищены сами в себе.

IX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics