Шырав

Давыдов

Нестеренко пынӑ ҫӗртех чарӑнчӗ, Давыдов енне ҫаврӑнчӗ те, хайӗн чаплӑ кубанкине ӗнсе ҫинелле тӗксе лартса тата кулнӑ май сӑмсине пӗркелентерсе, калаҫма пуҫларӗ:
Нестеренко с ходу остановился, повернулся лицом к Давыдову и, сдвинув на затылок свою роскошную кубанку, морща в улыбке нос, сказал:

— Ырӑ сӑмахшӑн тавтапуҫ, — халӗ ӗнтӗ кулмасӑр-тумасӑр каларӗ Давыдов, хӑй вара: «Вӑт шуйттан ачи! Пурне те пӗлнӗ…» — тесе шутларӗ.
— Благодарю на добром слове, — уже серьезно сказал Давыдов, а сам подумал: «Вот чертов сын! Все пронюхал…»

— Эпӗ ҫапла шутлатӑп: чӑн-чӑн арҫынсем мана ҫухрашакан ҫынсенчен ытларах килӗшеҫҫӗ, ҫавӑнпа та эс, Давыдов, ӑнсӑртран ҫултан пӑрӑнса кайсан, шӑв-шав пуҫламасӑр, хӑлхаран пӑшӑлтатса кала.
— А я думаю так: настоящие мужчины мне больше по душе, чем крикуны, и если ты, Давыдов, ненароком собьешься с пути, то, не поднимая шума, шепни мне на ухо.

Нестеренко сӑмахсене суйламасӑр тенӗ пек, уҫҫӑн та ирӗккӗн калать, анчах Давыдов ҫавӑнтах вӑл хӑйӗн шӳтлӗ самахӗсемпе ӑна тем систернине туйрӗ те асӑрханма пуҫларӗ.
Нестеренко говорил с веселой непринужденностью, будто и не выбирая слов, но Давыдов сразу же почувствовал некий, прикрытый шутливостью намек — и весь внутренне подобрался.

Секретарӗн уҫӑ та кӑмӑллӑ пичӗ ҫине айккинчен пӑхса пынӑ май Давыдов хӑйне ҫӑмӑл та ирӗклӗ туйма пуҫларӗ, тӑп тытнӑ тутисем ун ирӗксӗрех йӑл кулса илчӗҫ.
Глядя сбоку на простое, открытое лицо секретаря, Давыдов вдруг почувствовал себя так легко и свободно, что улыбка невольно тронула его твердые губы.

Пӗчӗк, анчах вӑйлӑ аллипе Нестеренко Давыдов чавсине пушшех те хытӑрах хӗсрӗ.
Маленькой, но сильной рукой Нестеренко еще крепче сжал локоть Давыдова.

Давыдов, ун ҫине хӑяккӑн пӑхса, тытӑнарах: — Йӑнӑшрӑм, — тӗрӗ.
Давыдов, косясь на него, сдержанно сказал: — Ошибся.

Килнӗ ҫын Давыдов патнех пычӗ, ӑна сарлака ҫурӑмӗнчен ыталаса илчӗ.
Приезжий шагнул вплотную к Давыдову, обнял его широкую спину.

Вӑл хӑвӑрт тумланчӗ, ҫара ури ҫинех аттине тӑхӑнчӗ, васкавлӑн пичӗ ҫине юман пичке шӑрши кӗрекен шыв сапкаларӗ, вара кӑштах пуҫ тайса: — Сталин ячӗпе хисепленекен колхоз председателӗ Ҫемен Давыдов, — терӗ.
Он быстро оделся, натянул на босые ноги сапоги, наскоро ополоснул лицо водой, терпко пахнущей дубовым бочонком, и немножко церемонно раскланялся: — Председатель колхоза имени Сталина Семен Давыдов.

Татуировкӑланӑ сарлака кӑкӑрне хыҫкаласа, Давыдов килнӗ ҫын ҫине кӑмӑллӑн пӑхса илчӗ:
Почесывая широкую татуированную грудь, Давыдов снисходительно посмотрел на приезжего:

Уруна тӑхӑн, Давыдов юлташ, калаҫмалли пур.
Обуйся, товарищ Давыдов, поговорить надо.

Давыдов будкӑран ҫара уран тухрӗ.
Давыдов вышел из будки босиком.

Килнӗ ҫын ҫӗҫҫине хӑвӑрт вылятать, чӗнмест — тепӗр темиҫе минутран ҫеҫ: — Ну, Давыдов мӗнле? Казаксене килӗшрӗ-и е ҫук-и? — тесе ыйтрӗ.
Приезжий быстро орудовал ножом, молчал — и только спустя несколько минут спросил: — Ну, как Давыдов? По душе пришелся казакам или нет?

— Давыдов тырӑсем пӑхма пӗччен кайрӗ-и?
— А Давыдов-то один ходил хлеба проведывать?

— Ыран сирӗнпе сывпуллашма тивет, хутора каятӑп, — шут тытрӗ Давыдов, — Тӑшман пуҫне ҫӗклет вӗт, а, Кондрат?
— Завтра придется распрощаться с вами, пойду в хутор, — решил Давыдов, — Подымает враг голову, а, Кондрат?

— Эсӗ икӗ кунлӑха ыйтса кайрӑн вӗт, мӗншӗн капла час таврӑнтӑн? — кулкаласа ыйтрӗ Давыдов.
— Ты же на два дня отпросился, почему так рано вернулся? — улыбаясь, спросил Давыдов.

Давыдов кулса ячӗ.
Давыдов рассмеялся:

Тем амакӗ ӗнтӗ ку!» — ӑнланмарӗ Давыдов, унтан, ку тӗлӗк маррине ӗненес тесе, аллипе сулхӑн катанпире тӗкӗнсе пӑхрӗ.
Чертовщина какая-то!» — недоумевал Давыдов и, чтобы окончательно убедиться в том, что это не сон, даже потрогал рукою прохладную парусину.

Будкӑра никам та ҫукчӗ, арҫын сассисем тулта та илтӗнместчӗҫ, сухаҫсем пурте йӑранраччӗ ӗнтӗ, сарлака путмар ҫинче Давыдов пӗчченех йӑвӑланса выртатчӗ.
В будке никого не было, снаружи не доносились мужские голоса, все пахари находились уже в борозде, один Давыдов отлеживался на просторных нарах.