Шырав

Шырав ĕçĕ:

тӑтӑм (тĕпĕ: тӑр) more information about the word form can be found here.

Эпӗ шухӑшларӑм, пӗр вӗҫӗмсӗр шухӑшларӑм, вара, юлашкинчен, пӗррехинче, каҫ пулсан пайтахран, Авдотья Васильевна вальсне аялта пӗчченҫи итлесе ларнӑ чух тӑруках сиксе тӑтӑм, ҫӳле чупса хӑпартӑм, хуплашки ҫине «Пурнӑҫ правилисем» тесе ҫырнӑ тетрадӗ тупрӑм, ӑна уҫрӑм та, кӑмӑл улшӑнса кайрӗ, эпӗ ӳкӗнме пуҫларӑм.
Я думал, думал и, наконец, раз поздно вечером, сидя один внизу и слушая вальс Авдотьи Васильевны, вдруг вскочил, взбежал на верх, достал тетрадь, на которой написано было: «Правила жизни», открыл ее, и на меня нашла минута раскаяния и морального порыва.

XLV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Иконинӑннипе пӗрле ман ят тухсан, мундирӑн хыҫалти аркине туртса тӳрлетрӗм те экзамен сӗтелӗ патне акӑш-макӑш лӑпкӑ кӑмӑлпа пырса тӑтӑм.
Когда меня вызвали вместе с Икониным, я оправил фалды мундира и весьма хладнокровно подошел к экзаменному столу.

Зухинпа унӑн юлташӗсем патӗнчен таврӑнмассерен, каҫ-каҫ эпӗ хамӑн ӗненӳсенче тем улӑштармалли, вӗсем тахӑш енчен кирлӗ пек пулманни, лайӑх марри ҫинчен шухӑшларӑм, анчах ирхи хӗвел ҫутипе каллех il faut пула-пула тӑтӑм, ҫакӑнпа питӗ хӗпӗртесе, хамра нимӗнле улшӑну та тӑвасшӑн пулмарӑм.
По вечерам на меня, после общества Зухина и других товарищей, находила мысль о том, что надо переменить что-то в своих убеждениях, что что-то в них не так и не хорошо, но утром, с солнечным светом, я снова становился comme il faut, был очень доволен этим и не желал в себе никаких изменений.

Эпӗ хам ун ҫине пӑхни ӑна кӳрентересрен хӑрарӑм, ҫавӑнпа урӑх еннелле ҫаврӑнса тӑтӑм.
Я боялся, что взгляд мой оскорбит его, и поэтому отворачивался.

ХLIV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ вечер пӗтичченех пӗр вырӑнта салхуллӑн тӑтӑм, киле кайма пурте малти пӳлӗме тухса кӗпӗрленсен тата тарҫӑ ман шинеле шлепкен хыҫалти хӗррине лектерсе тӑхӑнтарнипе шлепке ҫӗкленсе кайсан, эпӗ куҫҫуль витӗр кулса ятӑм та, кама каланине питех палӑртмасӑр, ҫапла каласа хутӑм: сomme c'est gracieux».
Я до конца вечера мрачно простоял на одном месте, и только когда все, разъезжаясь, столпились в передней и лакей надел мне шинель на конец шляпы, так что она поднялась, я сквозь слезы болезненно засмеялся и, не обращаясь ни к кому в особенности, сказал-таки: «Comme c’est gracieux».

XXXVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ Володя ҫывӑхне куҫса тӑтӑм та хама хам ирӗксӗрлесе тата сасса шӳтленӗ евӗрлӗ кӑларма тӑрӑшса: «Ну, мӗнле, Володя, халтан каймарӑн-и?» — тесе ыйтрӑм.
Я пододвинулся к Володе и сказал через силу, стараясь дать тоже шутливый тон голосу: «Ну что, Володя, умаялся?»

Эпӗ йӑл-йӑл кулса тӑтӑм.
Я улыбался.

Ҫакна пула вечер иртичченех ним чӗнмесӗр пӗр вырӑнта тӑтӑм.
Я молча стоял на одном месте целый вечер.

Пӗррехинче эпӗ Фрейтаг манежӗнче юланутпа ҫӳрекен пӗр тулли кӗлеткеллӗ хӗрарӑма вилес пек юратса пӑрахрӑм, ҫавна пула кашни ытларикунпа эрнекун — вӑл утпа ҫӳренӗ кунсенче — эпӗ ӑна курма кайрӑм, анчах кашни хутрах ҫав хӗрарӑм хама курасран ҫав тери хӑраса, яланах унран аякра тӑма тӑрӑшрӑм, вӑл иртсе каяс ҫӗртен чупа-чупах тартӑм тата вӑл ман ҫинелле пӑхмассерен урӑх енне ҫаврӑна-ҫаврӑна тӑтӑм, ҫакна пула эпӗ унӑн питне лайӑххӑн курма та пултараймарӑм, вӑл чӑнах та чипер е чипер мар пулнине ку таранччен те пӗлместӗп.
Раз я страстно влюбился в очень полную даму, которая ездила при мне в манеже Фрейтага, вследствие чего каждый вторник и пятницу — дни, в которые она ездила, — я приходил в манеж смотреть на нее, но всякий раз так боялся, что она меня увидит, и потому так далеко всегда становился от нее и бежал так скоро с того места, где она должна была пройти, так небрежно отворачивался, когда она взглядывала в мою сторону, что я даже не рассмотрел хорошенько ее лица и до сих пор не знаю, была ли она точно хороша собой или нет.

XXXVII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Атте ҫапла ыйтсан, Яковӑн пӳрнисем хирӗҫленине палӑртса ҫурӑмӗ хыҫӗнче выляна пуҫланине тата вӑл: «каллех калатӑп, пирӗн ӗҫ — тӗрӗс ӗҫ, Петр Александрович» тесе, хӑйӗнне ӗнентерме тӑрӑшнине сиссех тӑтӑм.
Воображаю, как отрицательно завертелись за спиной пальцы Якова при таком вопросе и как он доказывал, что «опять-таки дело наше правое, Петр Александрович».

XXXIV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Тар хыпса каймарӗ пулин те, эпӗ ӗннӗ ҫын евӗрлӗ пулса тӑтӑм, ман чеелӗхе никам та пӗлеймерӗ, эпӗ вӗри чӗреллӗ ҫын ҫинчен манма ӗлкӗрнӗ вӑхӑта манӑн чӑнах та ӗлӗкхинчен чылай ҫӑрарах куҫхарши ӳссе ҫитрӗ.
Хотя порох не вспыхнул, я был достаточно похож на опаленного, никто не узнал моей хитрости, и действительно у меня, когда я уже забыл про страстного человека, выросли брови гораздо гуще.

XXX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ темиҫе хут тӑтӑм, вырӑнтан вырӑна куҫа-куҫа лартӑм, Варенькӑсӑр пуҫне ыттисемпе пуринпе те хӑюллӑ калаҫрӑм, мана Варенькӑпа пӗрремӗш хут курнӑҫсанах калаҫма аван мар пек, юраман пек туйӑнчӗ.
Я вставал, пересаживался с места на место и смело говорил со всеми, исключая Вареньки, с которой мне казалось еще неприлично, почему-то запрещено было говорить для первого разу.

XXV сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Любовь Сергеевна ку каҫ ҫӗрӗпех ҫавнашкал ниме тӑман, пӗр-пӗринпе ҫыхӑнман сӑмахсемпе кӑна калаҫрӗ; анчах эпӗ Дмитрие хытӑ ӗненнӗрен тата вӑл: «ну, мӗнле?» тесе ыйтакан сӑнпа пӗрре ман ҫине, тепре хӗр ҫине пӑшӑрханарах пӑхнӑран, эпӗ унашкалли вӑл час-часах пулкалать — Любовь Сергеевнӑна нихӑш енчен те мухтама ҫуккине чунӑмпа ҫирӗппӗн ӗненсе ҫитрӗм пулсан та, ку шухӑша хама хам каламашкӑн та шикленерех тӑтӑм.
Любовь Сергеевна весь этот вечер говорила такими большею частию не идущими ни к делу, ни друг к другу изречениями; но я так верил Дмитрию, и он так заботливо весь этот вечер смотрел то на меня, то на нее с выражением, спрашивавшим: «Ну, что?» — что я, как это часто случается, хотя в душе был уже убежден, что в Любовь Сергеевне ничего особенного нет, еще чрезвычайно далек был от того, чтобы высказать эту мысльдаже самому себе.

XXIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ тӑтӑм та ӑна пуҫ тайрӑм, анчах Ивин, симӗс фракӗ ҫумне виҫӗ ҫӑлтӑр ҫыпӑҫтарнӑскер, эпӗ пуҫ тайнине хирӗҫ ответлемерӗ ҫеҫ мар, ман ҫине лайӑххӑн ҫаврӑнса та пӑхмарӗ, ҫавна пула эпӗ хам этем мар, пӗр-пӗр ниме тӑман япала — кресло е чӳрече кӑна, е эхер этемех пулсан, креслӑран е чӳречерен нимӗнпе те уйрӑлса тӑман этем ҫеҫ пулӗ, тесе шутласа илтӗм.
Я встал и поклонился ему, но Ивин, у которого было три звезды на зеленом фраке, не только не ответил на мой поклон, но почти не взглянул на меня, так что а вдруг почувствовал, что я не человек, а какая-то не стоящая внимания вещь — кресло или окошко, или ежели человек, то такой, который нисколько не отличается от кресла или окошка.

XX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ кирек епле пулсан та каятӑп терӗм те, кунта самаях лартӑм тесе ура ҫине тӑтӑм, тухса каясшӑн пултӑм, анчах княгиня мана чарчӗ.
Я сказал, что непременно поеду, и так как уж визит, по моему мнению, продолжался достаточно долго, я встал и хотел уехать, но она удержала меня.

XIX сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ, хам пӑлханӑва аран-аран ирттеркелесе, ура ҫине тӑтӑм, анчах пуҫ тайма пултараймарӑм, хӗрӗпе амӑшӗ мана хӗрхенӳллӗн пӑхса ӑсатнӑ хушӑра утса пыруҫӑн эпӗ пачах хам ҫул ҫинче тӑман пукан ҫумне пырса перӗнтӗм, — пукана перӗнесси эпӗ хамӑн мӗнпур тимлӗхӗмпе ура айӗнчи кавире ҫаклатасран асӑрханнинчен килчӗ.
Кое-как сделав страшное усилие над собою, я встал, но уже не был в состоянии поклониться, и, выходя, провожаемый взглядами соболезнования матери и дочери, зацепил за стул, который вовсе не стоял на моей дороге, — но зацепил потому, что все внимание мое было устремлено на то, чтобы не зацепить за ковер, который был под ногами.

XVIII сыпӑк // Иван Тенюшев. Толстой Л.Н. Ача чухнехи тата ҫамрӑклӑхпа яш ӗмӗр: повеҫсем; И. Тенюшев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 288 с.

Эпӗ тӑтӑм та пуҫ тайрӑм, каллех калаҫакан пулса тӑтӑм; анчах ун вырӑнне амӑшӗ килсе кӗрсен Сонечка тӗлӗнмелле улшӑнса кайрӗ.
Я встал, поклонился и снова получил способность говорить; но зато с приходом матери с Сонечкой произошла странная перемена.

Ним калама та пултарайманнипе эпӗ ун ҫине пӗр хушӑ чӗнмесӗр пӑхса тӑтӑм.
Я не мог отвечать и молча смотрел на нее.

Хам каллех нимӗнле шухӑшпа та тӗксӗмленми савӑк кӑмӑллӑ пулса тӑтӑм, пилӗк ҫул каялла кукамай балӗнче Сонечкӑпа гросфатер ташланӑ чухне ман кӑмӑл шӑпах ҫакӑн пекчӗ.
Я чувствовал себя снова в том беспечно веселом расположении духа, в котором я пять лет тому назад танцевал с ней гросфатер на бабушкином бале.

Ҫак тӗттӗм пӳлӗмре эпӗ пӗчченҫи чылаях тӑтӑм, кунта картишне тухмалли тата коридора кӗмелли алӑксемсӗр пуҫне, питӗрсе хунӑ тепӗр алӑк пур, эпӗ ку ҫурт кичем пулнинчен кӑштах тӗлӗнтӗм, ҫав вӑхӑтрах ют ҫӗршыва кайса ҫӳренӗ ҫынсен ҫакнашкал пулмалла та, ахӑр, тесе шутларӑм.
Я довольно долго оставался один в этой темной комнате, в которой, кроме входа и коридора, была еще одна запертая дверь, и отчасти удивлялся этому мрачному характеру дома, отчасти полагал, что это так должно быть у людей, которые были за границей.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics