Шырав

Зоя

Зоя

Зоя нимӗн те чӗнмерӗ.
Зоя промолчала.

Зоя ман ҫине айӑпа кӗнӗ пек тата каҫару ыйтнӑ пек пӑхса илчӗ.
Зоя посмотрела на меня виновато и умоляюще.

Пӗр ыйхӑ ҫывӑрсан вӑрантӑм, пӑртак выртнӑ хыҫҫӑн татах ҫывӑрса кайнӑ, унтан ҫурҫӗр иртни виҫӗ сехетре татах вӑрантӑм — Зоя ҫаплах вуласа ларать.
Потом проснулась, полежала немного с открытыми глазами, снова уснула и снова проснулась уже глубокой ночью, — а Зоя все читала.

Вара тин эпӗ килнине астурӗ те Зоя ман алӑран витрене илчӗ: — Хамах ярса паратӑп, анне, мӗншӗн ху тытнӑ эсӗ? — терӗ.
Тут только Зоя спохватилась, вскочила и отняла у меня ведро: — Что ты, мама! Я сама!

Зоя «Что делать?» вулама пуҫласан, ӑна алӑран пӑрахаймарӗ, кӗнеке ӑна пӗтӗмпех пӑхӑнтарнӑ.
Раз начав читать «Что делать?», Зоя уже не могла оторваться — она была так поглощена книгой.

Халиччен питех калаҫма юратман Зоя сасартӑках калаҫакан пулса кайрӗ — унӑн вуласа тухнӑ кӗнеке ҫинчен шухӑшласа ларнӑ вӑхӑтра ҫуралнӑ кашни шухӑш, кашни ҫӗнӗ япала, кашни ҫӗнӗ хӗлхем ҫинчен час-часах ытти ҫынсемпе канашлама тӳрӗ килнӗ пулмалла.
Обычно не щедрая на слова, Зоя вдруг стала разговорчива — видно, ей необходимо было поделиться каждой мыслью, каждой своей находкой, каждой новой искрои, вспыхнувшей в часы раздумья над прочитанным.

Вера Сергеевна Чернышевский биографийӗпе паллаштарнӑ урокран киле таврӑнсан, Зоя татӑклӑн ҫапла каларӗ: манӑн ун ҫинчен пурне те пӗлес килет: ӑнланатӑн-и эсӗ, аннеҫӗм?
Придя с урока, на котором Вера Сергеевна познакомила ребят с биографией Чернышевского, Зоя сказала решительно: — Я хочу знать о нем все. Понимаешь, мамочка?

Зоя ҫине тӑрса ӗҫлеме, пӗр-пӗр япалан ҫав тери тарӑна вырнаҫса юлнӑ тымарӗсене шырама, ӗҫӗн тупсӑмне тупма, хӑй тытнӑ тема ӑшне путсах кӗрсе кайма пӗлни маншӑн ҫӗнӗ япала марччӗ.
Да, для меня не было новостью, что Зоя умеет работать серьезно, добираться до самых глубоких источников, до самой сути дела, умеет уходить в свою тему с головой.

Кутузов, Багратион ячӗсене, ҫапӑҫӑва сӑнласа панисене Зоя тӗлӗкре те калатчӗ, «Война и мир» кӗнекери хӑш-пӗр страницӑсене пӑхмасӑр каласа паратчӗ.
Зоя бредила именами Кутузова и Багратиона, описаниями сражений, с упоением повторяла наизусть целые страницы из «Войны и мира».

Зоя темӗнле кӗнеке те илсе вуланӑ, Париж Коммуни ҫинчен доклад тума хатӗрленнӗ май мӗнле кӗнеке кӑна вуласа тухман пуль вӑл?
Списки всегда были длинные и разнообразные; чего только не прочла Зоя, готовясь к докладу о Парижской коммуне!

— Эсӗ вӑл мӗнле ҫын иккенне кӑна пӗлесчӗ! — тетчӗ Зоя час-часах.
— Если бы ты только знала, какая она! — повторяла Зоя.

Анчах Вера Сергеевна ҫинчен Зоя та, Шура та пӗр пытармасӑр тӗлӗнсе калаҫатчӗҫ.
Но о Вере Сергеевне и Зоя и Шура говорили с нескрываемым восторгом.

Ҫакна чӳречерен курнӑ Зоя сивӗ пулин те пальто пӗркенмесӗрех урама чупса тухрӗ.
Зоя увидела все это в окно, и, как была, даже не накинув пальтишка (дело было поздней, холодной осенью), выбежала на улицу.

Вӗсен чӗринче ҫавӑн пек туйӑм ҫуннине вӗсен куҫӗсенчен, пӗр-пӗринпе калаҫманнинчен, Зоя мӗншӗн те пулин тарӑхса калла-малла утса ҫӳренинчен пӗлӗттӗм.
О таких чувствах, о том, что переживают ребята, я узнавала скорее по их глазам, по молчанию, по тому, как Зоя ходит из угла в угол, когда она огорчена или взволнована.

Зоя та, Шура та хӑйсен туйӑмӗсене ҫав тери асӑрханса палӑртатчӗҫ.
И Зоя и Шура очень сдержанно, даже осторожно проявляли свои чувства.

— Вӑл ҫав тери лайӑх ҫын, ҫав тери тӳрӗ чунлӑ учитель, — тесе Зоя темиҫе те каланӑ.
— Он очень хороший человек и очень справедливый учитель, — не раз повторяла Зоя.