Шырав

Давыдов

Унӑн кӑмӑлне Давыдов пӗрре пӑхсах сисрӗ, ҫавӑнпа та вӑл, кулкаласа, чарӑнса тӑчӗ, сухаллӑ усалӑн атакине кӗтсе илме хатӗрленчӗ.
Намерения его были так откровенны, что Давыдов, улыбаясь, остановился, приготовился встретить атаку бородатого драчуна.

Килне кӗрсе тӑмасӑр, Давыдов тӳрех колхоз правленине кайрӗ.
Не заходя домой, Давыдов пошел прямо в правление колхоза.

Давыдов самантлӑха хӑйне тӗреклӗ, авланнӑ ҫын вырӑнне, Куприяновна пек самӑр арӑмӗпе тӗрлӗ ҫулти нумай ачисен хушшине хурса пӑхрӗ те сасӑпах кулса ячӗ.
Давыдов вслух рассмеялся, на миг представив себя солидным, женатым человеком в обществе дородной, наподобие Куприяновны, жены и множества разновозрастных детей.

Вӗсене ача чухне хӑҫан та пулин курнине астумастӑп эпӗ, — шухӑшларӗ Давыдов.
Что-то не помню, чтобы приходилось их видеть когда-нибудь в детстве, — подумал Давыдов.

Лаша ури йӗрне тунӑ ҫавӑн пек пӗр чипер йӑва ҫине Давыдов чутах урипе пусатчӗ.
На одно такое гнездышко, искусно свитое в чаше следа, некогда оставленного конским копытом, Давыдов чуть не наступил.

Давыдов ури айӗнчен тӑрсан-тӑрсан хӗрлӗ ҫунатлӑ шӑрчӑксем вӑрӑлтатса сиксе тухаҫҫӗ; пӗр сас-чӗв кӑлармасӑр ҫӗр тӗслӗ калтасем шӑваҫҫӗ, темрен шикленнӗ тыркассем пӗр-пӗрне шӑхӑрса сас параҫҫӗ; кӑлкан тӗсӗпе пӗрлешсе тата айккинелле пӑрӑннӑ чух силлене-силлене илсе, ҫеҫен хир ҫийӗпе аялтанах хир хӑлачӗ вӗҫсе пырать, ҫынран шикленмен тӑрисем вара Давыдова хӑйсен ҫывӑхнех яраҫҫӗ, унтан, кӑмӑлӗсем ҫук ҫӗртенех тенӗ пек, вӗҫҫе каяҫҫӗ те, ҫӳлелле хӑпарса, тӑп-тӑрӑ тӳпенӗн шупка кӑвак ӑршинче курӑнми пулаҫҫӗ, лерен вӗсен пӗтме пӗлмен юрри шӑппӑнрах, анчах кӑмӑллӑрах илтӗнет.
Из-под ног Давыдова то и дело с треском выпархивали краснокрылые кузнечики; бесшумно скользили серые, под цвет земли, ящерицы; тревожно пересвистывались суслики; сливаясь с ковылем и покачиваясь на разворотах, низко плавал над степью лунь, а доверчивые жаворонки безбоязненно подпускали Давыдова почти вплотную, как бы нехотя взлетая, набирали высоту, тонули в молочно-голубой дымке безоблачного неба, и оттуда приглушеннее, но приятнее звучали их нескончаемые трели.

Тӑварлӑ ҫӗр ҫурӑкӗсенчен пӑрӑна-пӑрӑна иртсе, ӗне, сурӑх ури йӗрӗсенчен пулнӑ тата вӗсемех хӑйсен кӑштӑркка чӗлхисемпе йӑлтӑртатса тӑмалла ҫуласа якатнӑ ҫаврашка тарӑн шӑтӑксем урлӑ сике-сике, Давыдов хулленрех кайрӗ.
Давыдов пошел медленнее, обходя широкие солончаковые рытвины, перешагивая округлые глубокие ямки, выбитые копытами коров и овец, до глянца вылизанные их шершавыми языками.

Давыдов хӑй те сисмесӗр чылай малалла кайрӗ.
Незаметно Давыдов прошел порядочное расстояние.

Ан кӳрентӗр тесе, асӑрханарах калаҫса пӑхас та унта — айккинелле пӑрӑнас», — хӑй сисмесӗрех ассӑн сывласа ярса шухӑшларӗ Давыдов.
Надо осторожненько поговорить с ней, чтобы не обиделась, и — подальше», — с невольным вздохом решил Давыдов.

Пӑрӑнса кай, Давыдов матрос, ҫитменнине хӑвӑртрах тата!..
Тут уж, матрос Давыдов, отчаливай, да поживее!..

Суха — вырсарни кунсенчи вӑйӑ-кулӑ мар, ҫавӑнпа та мӗнле кирлӗ, ҫавӑн пек ӗҫле», — халӗ ӗнтӗ ҫилленме пуҫласа шухӑшларӗ Давыдов.
Пахота — это тебе не воскресное игрище, и потрудись мне работать как полагается», — уже с раздражением думал Давыдов.

Ун пек хӗрупраҫсем вун ултӑ, вун ҫичӗ ҫула ҫитеҫҫӗ те кашниех хитререх тумланма, хӑйне майлӑ капӑрланма тӑрӑшаҫҫӗ, майӗпен хӑйсен вӑйне, влаҫне пирӗн ҫинче виҫсе пӑхма хӑтланаҫҫӗ, ку вӑл — факт! — шухӑшларӗ Давыдов утнӑ май.
Как только стукнет любой этакой красавице шестнадцать или семнадцать лет, так она начинает принаряжаться, всячески прихорашиваться на свой лад, силу свою и власть начинает над нашим братом потихоньку пробовать, уж это — факт! — размышлял Давыдов на ходу.

Ҫак сӑмахсӑр каланӑ хӑюсӑр чӗнӳрӗн Давыдов кулса илчӗ.
Этот молчаливый и несмелый призыв заставил Давыдова улыбнуться.

Давыдов сӑрт тӳпинче чарӑнса тӑнине курсан, Варя та чарӑнчӗ, пуҫӗнчи явлӑкне хыпаланса салтса илчӗ те майӗпен сулкалама пуҫларӗ.
Увидев остановившегося на перевале Давыдова, Варя тоже остановилась, проворно сняла с головы платок, тихонько взмахнула им.

Давыдов васкамасӑр, анчах пысӑккӑн яра-яра пусса утать.
Давыдов шел неспешным, но широким шагом.

— Ну, санӑнни пек пултӑр эппин, казак-тӑк — казак пултӑр, манӑн уншӑн ни пуҫӑм, ни хыҫӑм ыратмасть, — унпа килӗшрӗ Давыдов.
— Ну, пусть будет по-твоему, казак так казак, мне от этого ни холодно ни жарко, — примирительно сказал Давыдов.

— Вӑл казак мар, вӑл украинец, — терӗ те Давыдов ассӑн сывласа ячӗ, Нестеренко кайнӑ хыҫҫӑн ӑна кичем пулчӗ.
— Он не казак, он украинец, — рассеянно сказал Давыдов и вздохнул, ему стало как-то невесело после отъезда Нестеренко.

Давыдов ҫаплах чӗнмерӗ, ҫавӑнпа та Куприяновнӑна чӑрмантаракан пулмарӗ.
Давыдов по-прежнему молчал, и Куприяновна высказывалась без помех:

— Эсӗ те, Давыдов, шуйттан илесшӗ, аван, ҫын кайма пуҫтарӑнни ҫинчен систермелле пулнӑ санӑн мана.
— И ты, Давыдов, чума тебя забери, хорош, хоть бы шумнул мне, что человек собирается в путь.