Corpus of the Chuvash language

— Мӗнле суйнисене илтетӗн, куратӑн, — тепӗр аяк ҫине ҫавӑрӑнса выртнӑ майӑн каласа ячӗ, — ҫав суяна чӑтса пурӑннӑшӑн кайран санах ухмах тесе хураҫҫӗ, кӳрентерсе хунисене, хур туса хунисене тӳссе ирттеретӗн, ху тӳре, ирӗклӗ ҫынсем енчине уҫҫӑн каласа памашкӑн хӑяймастӑн, ху та суятӑн, йӑл-йӑл кулкалан, — йӑлтах ҫак ҫӑкӑр татӑкӗшӗн, ӑшӑ кӗтесшӗн, пӗр-пӗр ним хак тӑман чиншӑн пулса пырать ӗнтӗ, — ҫук, текех капла пурӑнма май пулмасть!

— Видеть и слышать, как лгут, — проговорил Иван Иваныч, поворачиваясь на другой бок, — и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь; сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за теплого угла, из-за какого-нибудь чинишка, которому грош цена, — нет, больше жить так невозможно!

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Хӑй килне тавӑрӑнсан, чи малтан сӗтел ҫинчи портрета илсе пуҫтарса хунӑ, кайран лаштӑрах кайса выртнӑ та текех тӑрса ҫӳреймен вара.

Вернувшись к себе домой, он прежде всего убрал со стола портрет, а потом лег и уже больше не вставал.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Ҫӗнӗрен карикатура ӳкерсе ярӗҫ те, кайран хама отставкӑна тухма хушнипе вӗҫленӗ ку ӗҫ.

Нарисуют новую карикатуру, и кончится все это тем, что прикажут подать в отставку…

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

— Сана ман систермелле кӑна: пӗлме ҫук, пире кам та пулин илтрӗ те пуль, ҫавӑнпа эпир калаҫнине тепӗр май ӑнланасран тата кайран мӗн те пулин сиксе тухасран хамӑрӑн хальхи калаҫун содержанине… господин директора каласа памалла пулать… кӗскен ӗнтӗ.

— Я должен только предупредить вас: быть может, нас слышал кто-нибудь, и чтобы не перетолковали нашего разговора и чего-нибудь не вышло, я должен буду доложить господину директору содержание нашего разговора… в главных чертах.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Аппупа эсӗ велосипед ҫине ларса ҫӳрени ҫинчен директор пӗлӗ, попечитель патне ҫитӗ кайран…

О том, что вы и ваша сестрица катаетесь на велосипеде, узнает директор, потом дойдет до попечителя…

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Тухрӑмӑр унпала иксӗмӗр килтен, — ҫак ӗнтӗ лӑпах майӑн пӗрремӗшӗнче пулчӗ, вырсарникун, пурсӑмӑр та учительсемпе гимназистсем эпир гимнази умне пухӑнса пырса, кайран пӗрле хула хыҫне вӑрмана ҫуран кайса килме килӗшнӗччӗ, — тухрӑмӑр ӗнтӗ, вӑл симӗсленсе кайнӑ, ҫумӑр пӗлӗчӗнчен те хӑмӑртарах.

Выходим мы вместе из дому, — это было как раз первое мая, воскресенье, и мы все, учителя и гимназисты, условились сойтись у гимназии и потом вместе идти пешком за город в рощу, — выходим мы, а он зеленый, мрачнее тучи.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Кайран мӗн те пулин сиксе тухмалла ан пултӑр.

Чтобы потом чего не вышло.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Театрта директорша, ложе туянать, кайран пӑхатпӑр, веер пек сарӑлса ун ложинче Варенька лара парать, сӑн-пичӗ ҫинче савӑнӑҫ, телей ҫутӑлса тӑрать, унпа юнашар пӗчӗк Беликов, килӗнчен хыпкӑчпа кӑларса килнӗ пек вӗчӗрхенсе ларать.

Директорша берет в театре ложу, и смотрим — в ее ложе сидит Варенька с этаким веером, сияющая, счастливая, и рядом с ней Беликов, маленький, скрюченный, точно его из дому клещами вытащили.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Мӗн те пулин сиксе тухмасан юрӗччӗ, хама Афанасий пусса пӑрахминччӗ, вӑрӑ таврашсем кӗрсе кайминччӗҫ, тесе шикленсе выртатчӗ, кайран чунне сиктерекен тӗлӗксемпе ҫӗрӗпе аппаланатчӗ, ирхине хӑйпе иксӗмӗр гимназие кайнӑ чухне вара салхуллӑ кӑвак сӑнлӑ пулать вал, хӑй кайма тухнӑ йышлӑ ҫынлӑ гимнази сехрине хӑпартни, ӑна вӑл пӗтӗм чунӗ-чӗринчен юратманни тата пӗччен пурӑнма ӑна йывӑрри курӑнать.

Он боялся, как бы чего не вышло, как бы его не зарезал Афанасий, как бы не забрались воры, и потом всю ночь видел тревожные сны, а утром, когда мы вместе шли в гимназию, был скучен, бледен, и было видно, что многолюдная гимназия, в которую он шел, была страшна, противна всему существу его и что идти рядом со мной ему, человеку по натуре одинокому, было тяжко.

Хупӑлчари этем // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 100–125 стр.

Эсӗ ху, ырӑ ҫыннӑм, арпашатӑн та кайран мана вӗчӗркенен.

Сам вот, сердешный, путаешь, а на меня злобишься.

Кӑткӑс ӗҫ // Иван Мучи. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 95–99 стр.

Эсӗ пӳрнӳне малтан патакпа чавса ватнӑ пулмалла та, кайран сан пуҫна сӗвес шухӑш пырса кӗнӗ.

Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб сорвать.

Хамелеон // Федор Меценатов. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 89–94 стр.

— Эпӗ сана кайран урӑххисене тытса патӑм-иҫ.

— Я же тебе сама и наловила их после.

Инкер-синкер // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 191–208 стр.

Кӑпӑклӑ тинӗс хумӗ иксӗмӗре те хаваслӑн сирпӗнсен, вӑл пушшех хаяррӑн та хыттӑн кӑшкӑрса ячӗ; кайран, эпӗ унӑн кӑкӑрӗпе ҫурӑмне лӑпкаса ҫума пуҫласан, вӑл куҫӗсене хупрӗ те, тапкаланса, ҫари! ҫухӑрса ячӗ; хумсем ӑна пӗрин хыҫҫӑн тепри пыра-пыра чӳхерӗҫ.

Особенно серьезно и громко крикнул он, когда его впервые обдало пенной волной моря, весело хлестнувшей обоих нас; потом когда я стал нашлепывать грудь и спинку ему, он зажмурил глаза, забился и завизжал пронзительно, а волны, одна за другою, всё обливали его.

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

Кайран чалӑш куҫлӑ хӗрарӑмӗ сивчирпе чирлерӗ те ӑна, брезентран тунӑ наҫилкка ҫине хурса, хулана леҫрӗҫ — вӑл наҫилкка ҫинче те чӗтретчӗ, ҫӑвапа хӑйӑр ҫинчен калакан хӑйӗн юррине аса илсе юрланӑ пек, тем ӗнӗрлетчӗ.

Потом косоглазая баба заболела лихорадкой и ее снесли в город на носилках из брезента — она тряслась в них и мычала, словно продолжая петь свою песню о погосте и песочке.

Этем ҫурални // Александр Артемьев. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 156–165 стр.

— Эсир халь шинельсемпе, кайран — сӑхмансем тӑхӑнӑр.

Сейчас вы в шинелях, завтра — в кафтанах.

Январӗн 9-мӗшӗ // Хумма Ҫеменӗ, Феодосия Ишетер. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 133–155 стр.

Хӑшӗсем малтан аванах пек туйӑнаҫҫӗ, кайран начар пулса тухаҫҫӗ.

Который в начале мне кажется хорошим, в конце выходит плохим.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

— Кай-йӑр! — хӑрӑлтатрӗ пысӑк тискер кайӑкӑнни пек хулӑн сас — Кай-йӑр, эпӗ ӑна кайран хӑналӑп!

— П'дё-ем! — рычал зверский бас — П'дё-ем, а я его после уважу!

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

— Паллах, кайран, — терӗ Коновалов, хӑй шухӑшне ҫирӗплетсе.

— Конечно, после, — решил Коновалов.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Кайран ӑнланчӗ.

Потом поняла.

Коновалов // Александр Алга. Максим Горький. Сочиненисем. Чӑваш АССР государство издательстви, 1953. — 70–118 стр.

Эпӗ мужик мар, эпӗ унтер-офицер, оставкӑри каптенармус, Варшавӑра штабра пурӑннӑ, кайран вара службӑна пӗтерсе тухсан, пожарнӑйӗнче пурӑнтӑм, вара сывмар пирки пожарнӑйӗнчен тухсан, прогимназире швейцарта икӗ ҫул пурӑнтӑм…

Я не мужик, я унтер-офицер, отставной каптенармус, в Варшаве служил, в штабе-с, а после того, изволите знать, как в чистую вышел, был в пожарных-с, а после того по слабости болезни ушел из пожарных и два года в мужской классической прогимназии в швейцарах служил…

Унтер Пришибеев // Иван Юркин. Антон Чехов. Калавсем. Чӑвашгосиздат, 1940. — 81–88 стр.