Шырав

Катя

Катя

(«Пулӑшсам ара мана, пулӑш!» шухӑшларӗ нимӗн тума аптӑраса Аркадий, анчах Катя, халичченхи пекех, пуҫне ун ҫине ҫавӑрмарӗ.)
(«Да помоги же мне, помоги!» — с отчаянием думал Аркадий, но Катя по-прежнему не поворачивала головы.)

Катя ҫаплах куҫӗсене ҫӗклемест.
Катя все не поднимала глаз.

Катя нимӗн те ответлемерӗ, анчах Аркадий ҫине пӑхма чарӑнчӗ.
Катя ничего не отвечала, но перестала глядеть на Аркадия.

Мана-и?.. — тесе илчӗ Катя.
Мне?.. — проговорила Катя.

Кунсӑр пуҫне, иртнӗ каҫхине Анна Сергеевна та кӑмӑллах пулман; Катя хӑй те, хӑйӗн айӑпне йышӑнсан, именнӗ пек пулнӑ.
Кроме того, уже накануне вечером Анна Сергеевна была не в духе; да и сама Катя чувствовала смущение, точно сознавала вину за собою.

Аркадий сӑн-пичӗ ӗнерхи пекех, Катя — шухӑша кайнӑн курӑнать.
Лицо Аркадия сохраняло вчерашнее выражение, Катя имела вид озабоченный.

Базаров килсен тепӗр кунне Катя хӑй юратакан тенкел ҫинче ларнӑ, унпа юнашар каллех Аркадий пулнӑ.
На другой день по приезде Базарова Катя сидела на своей любимой скамье, и рядом с нею сидел опять Аркадий.

Анна Сергеевна, вӑл вырӑнта хурӑн пуҫлӑ ҫӗлен курнӑранпа, унта ҫӳреме юратман; анчах Катя час-часах стенари пӗр шӑтӑк айне туса хунӑ пысӑк чул тенкел ҫине килкелесе ларнӑ.
Анна Сергеевна не любила посещать это место с тех пор, как увидала там ужа; но Катя часто приходила садиться на большую каменную скамью, устроенную под одною из ниш.

Анна Сергеевна хитре платьипе хуллен варкӑштарса ҫул тӑрӑх малалла кайрӗ; Катя тенкел ҫинчен тӑчӗ те Гейнене илсе кайрӗ, анчах та ботинкӑсене виҫсе пӑхма мар.
Анна Сергеевна отправилась дальше по дорожке, слегка шумя своим красивым платьем; Катя поднялась со скамейки и, взяв с собою Гейне, ушла тоже — только не примерять ботинки.

— Ҫук, — терӗ Катя, хуллен аппӑшӗн аллине сирсе.
— Нет, — сказала Катя и тихо отвела сестрину руку.

Катя васкамасӑр аппӑшӗ ҫине пӑхрӗ те (хӳхӗм, чаплӑ тумланнӑскер, вӑл уҫнӑ зонтик вӗҫӗпе Фифи хӑлхисене кӑтӑкласа тӑрать), васкамасӑр: — Пӗчченех, — терӗ.
Катя не спеша перевела свои глаза на сестру (изящно, даже изысканно одетая, она стояла на дорожке и кончиком раскрытого зонтика шевелила уши Фифи) и не спеша промолвила: — Я одна.

Катя икӗ аллине те корзинкӑпа пӗрле чӗркуҫҫисем ҫине хучӗ те, пуҫне усса нумайччен Аркадий хыҫҫӑн пӑхса ларчӗ.
А Катя уронила обе руки вместе с корзинкой на колени и, наклонив голову, долго смотрела вслед Аркадию.

Аркадий нимӗн те тавӑрмарӗ, пӑрӑнса кӑна ларчӗ, Катя корзинкӑран тата темиҫе тӗпренчӗк шыраса тупрӗ те, ҫерҫисене пӑрахса пама пуҫларӗ; анчах аллине вӑл ытлашши хытӑ сулчӗ, ҫавӑнпа вӗсем сӑхма ӗлкӗреймесӗрех вӗҫсе кайрӗҫ.
Аркадий ничего не ответил и отвернулся, а Катя отыскала в корзинке еще несколько крошек и начала бросать их воробьям; но взмах ее руки был слишком силен, и они улетали прочь, не успевши клюнуть.

— Тархасшӑн мана аппапа ан танлаштарӑр, васкавлӑн пӳлсе хучӗ Катя: — ку маншӑн ытлашшипех усӑллӑ мар вара.
— Не сравнивайте меня с сестрой, пожалуйста, — поспешно перебила Катя, — это для меня слишком невыгодно.

— Урӑхла мӗнле пултӑр-ха? — ыйтрӗ Катя.
— Да как же иначе? — спросила Катя.

Катя Аркадий ҫине хӑяккӑн пӑхса илчӗ.
Катя посмотрела сбоку на Аркадия.

Катя ӑна пурнипе юнаса илчӗ.
Катя погрозила ему пальцем.