Шырав

Шырав ĕçĕ:

туйӑнать (тĕпĕ: туйӑн) more information about the word form can be found here.

Вӑл салтак евӗр е сывлама чарӑннӑ ҫын пек тӳрӗ тӑрса утать, аллисем те унӑн патак евӗр усӑнса аннӑ, утти темле чӗрӗ мар, вылямалли тетте салтаксен утти евӗр туйӑнать — чӗркуҫҫийӗсем пач хуҫланмаҫҫӗ, вӑл вӑрӑммӑн яра-яра пусма тӑрӑшать; губка пек мӑкӑллӗ лавҫӑпа мучи икшер утӑм тунӑ ҫӗрте вӑл пӗр утӑм ҫеҫ тума ӗлкӗрет, ҫавна май пуринчен те хулленрех тата ыттисенчен юлса утнӑ пек туйӑнать.
Он держался прямо, как будто маршировал или проглотил аршин, руки у него не болтались, а отвисали, как прямые палки, и шагал он как-то деревянно, на манер игрушечных солдатиков, почти не сгибая колен и стараясь сделать шаг возможно пошире; когда старик или обладатель губчатой шишки делали по два шага, он успевал делать только один и потому казалось, что он идет медленнее всех и отстает.

IV // Ваҫлей Игнатьев. Чехов, Антон Павлович. Ҫеҫенхир: повесть; вырӑсларан Ваҫлей Игнатьев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1988. — 116 с.

Тӳремлӗх ҫийӗн, тӳпере пӗлӗт шунӑ пек, сарлака мӗлкесем куҫса ҫӳреҫҫӗ, ӑнланмалла мар инҫетлӗхре вара, нумайччен тинкерсе пӑхас пулсан, темле тӗтреллӗ те арӑш-пирӗш сӑнарсем пӗр-пӗрин ҫине купаланса тӑнӑн туйӑнать…
Широкие тени ходят по равнине, как облака по небу, а в непонятной дали, если долго всматриваться в нее, высятся и громоздятся друг на друга туманные, причудливые образы…

Пӗр тӗрлӗн вӗҫсӗр чӗриклетсе тӑни сӑпка юрри пек канлӗ туйӑнать; пыратӑн кӳмере ларса, сисмесӗрех тӗлӗре пуҫланине туятӑн, анчах таҫта ҫывӑрса каяйман темле кайӑк канӑҫсӑррӑн та кӗскен кӑшкӑрса ярать кӑна е тата такам тӗлӗнсе ӑнланмалла мар «А-а!» тенӗ евӗр кӑшкӑрнӑн туйӑнса каять ҫеҫ — каллех куҫ хупанкисем уҫӑлаҫҫӗ.
Однообразная трескотня убаюкивает, как колыбельная песня; едешь и чувствуешь, что засыпаешь, но вот откуда-то доносится отрывистый, тревожный крик неуснувшей птицы, или раздается неопределенный звук, похожий на чей-то голос, вроде удивленного «а-а!», и дремота опускает веки.

Сылтӑм енче авӑ сӑртлӑхсем хуралса лараҫҫӗ, вӗсен хыҫӗнче темле хӑрушӑ паллӑ мар япаласем пытаннӑ пек туйӑнать; сулахай енчи тӗнче хӗррине лапкӑшпех хӗп-хӗрлӗ тӗссем хупласа хунӑ, ӑҫта та пулин тем ҫунать-ши е уйӑх тухма хатӗрленет-ши — ӑнланма йывӑр.
Направо темнели холмы, которые, казалось, заслоняли собой что-то неведомое и страшное, налево всё небо над горизонтом было залито багровым заревом, и трудно было понять, был ли то где-нибудь пожар или же собиралась восходить луна.

Вӑл каллех халь-халь ахӑлтатса кулса ярас пек тӑрать; кайран ӑшӗ каниччен кулас тесе, хӑнасем каясса чӑтӑмсӑррӑн кӗтнӗ пек туйӑнать.
Лицо его было напряжено от желания расхохотаться; он глядел так, как будто с большим нетерпением ждал отъезда гостей, чтобы вволю посмеяться над ними.

III // Ваҫлей Игнатьев. Чехов, Антон Павлович. Ҫеҫенхир: повесть; вырӑсларан Ваҫлей Игнатьев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1988. — 116 с.

Мойсей Мойсеичӗ хулӑн сасӑпа шӑппӑн калаҫать, вӑл еврейле калаҫни вӗҫсӗр-хӗрсӗр «гал-гал-гал-гал» тесе тӑнӑ евӗр илтӗнет, арӑмӗ ӑна ҫинҫе сасӑпа кӑрккалла хуравлать, ун пуплевӗ «ту-ту-ту-ту» тенӗ пек туйӑнать.
Мойсей Мойсеич говорил вполголоса, низким баском, и в общем его еврейская речь походила на непрерывное «гал-гал-гал-гал…», а жена отвечала ему тонким индюшечьим голоском, и у нее выходило что-то вроде «ту-ту-ту-ту…»

Унӑн куҫӗсемпе кулли тӑрӑх вӑл чӑннипех те такама хытӑ курайманнине, такамран йӗрӗннине ӑнланса илме пулать, анчах ӑна, хӑйпашка та мӗскӗн кӗлеткеллӗскере, ҫакӑ пӗтӗмпех питӗ килӗшмест, ҫавӑнпа та Егорушкӑна ку йӑлтах юри тунӑ камит пек, хаклӑ хӑнасене култарас тенипе ҫеҫ Соломон ҫавнашкал йӗрӗнчӗклӗн пӑхнӑ пек туйӑнать.
Судя по его глазам и улыбке, он презирал и ненавидел серьезно, но это так не шло к его ощипанной фигурке, что, казалось Егорушке, вызывающую позу и едкое, презрительное выражение придал он себе нарочно, чтобы разыграть шута и насмешить дорогих гостей.

Вӑл халь темле кулӑшла та ухмахла япала ҫинчен шухӑшланӑн туйӑнать, вӑл такама чӑтма пултараймасть, кураймасть, унран йӗрӗнет, ҫав вӑхӑтрах ӑна темшӗн савать тата ҫав ҫынна йӗплесе-тирсе илмелли меллӗ самант кӗтсе, ахӑлтатса кулса яма та хатӗрленет тейӗн.
Он как будто думал о чем-то смешном и глупом, кого-то терпеть не мог и презирал, чему-то радовался и ждал подходящей минуты, чтобы уязвить насмешкой и покатиться со смеху.

Алӑк чӗриклетсе уҫӑлчӗ те, пусма ҫине хӗрлӗ ҫӳҫлӗ те пысӑк кукӑр сӑмсаллӑ лутра ҫамрӑк еврей тухса тӑчӗ; хытӑ кӑтра ҫӳҫе хушшинчен ун кукши курӑнать, вӑл йӑлтах кивелсе кайнӑ кӗске ҫанӑллӑ та ҫаврака аркӑллӑ пиншак тӑхӑннӑ, кӗске шӑлаварпа, ҫавна май ҫын пек мар, тӗкне татнӑ кайӑк пек туйӑнать.
Дверь на блоке завизжала, и на пороге показался невысокий молодой еврей, рыжий, с большим птичьим носом и с плешью среди жестких кудрявых волос; одет он был в короткий, очень поношенный пиджак, с закругленными фалдами и с короткими рукавами, и в короткие триковые брючки, отчего сам казался коротким и кургузым, как ощипанная птица.

Ҫунаттисемпе те, хӳрипе те вӗтӗртеттерекенскер, хӗвел ҫинче вӑл пулӑ тытмалли ялтӑркач пек е шыв лӗпӗшӗ пек туйӑнчӗ; ҫав лӗпӗшӗн пӗве ҫийӗпе вӗлтӗртетсе вӗҫнӗ чухне ҫуначӗсем сухалӗсемпе пӗрлешсе каяҫҫӗ, ҫавна май сухалӗ ун малтан та, кайран та, айккисенчен те вӗҫнӗ пек туйӑнать…
Мелькая крыльями и хвостом, он, залитый солнцем, походил на рыболовную блесну или на прудового мотылька, у которого, когда он мелькает над водой, крылья сливаются с усиками и кажется, что усики растут у него и спереди, и сзади, и с боков…

II // Ваҫлей Игнатьев. Чехов, Антон Павлович. Ҫеҫенхир: повесть; вырӑсларан Ваҫлей Игнатьев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1988. — 116 с.

Ыйха пула пичӗ унӑн лапчӑнса-пӗркеленсе пӗтнӗ тата вӑл икӗ хут пӗчӗкленсе ларнӑн туйӑнать.
Лицо его от сна помялось, поморщилось и, казалось, стало вдвое меньше.

Пӳртум патӗнче ҫынсем те, йывӑҫсем те, мӗлкесем те ҫук, вӗри сывлӑша пула ялӗ вилсе хытса ларнӑнах туйӑнать.
Около изб не было видно ни людей, ни деревьев, ни теней, точно поселок задохнулся в горячем воздухе и высох.

Ҫавна май шӑрӑха пула унӑн пуҫ миминче те темле лайӑх та хаваслӑ шухӑш хытса ларнӑн туйӑнать.
Казалось, что и хорошая, веселая мысль застыла в его мозгу от жары…

I // Ваҫлей Игнатьев. Чехов, Антон Павлович. Ҫеҫенхир: повесть; вырӑсларан Ваҫлей Игнатьев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1988. — 116 с.

Ӑна тахҫантанпах кӳме ларкӑчӗ ҫинче ҫапла сиккелесе пынӑн, хӗвел те ҫурӑмне тахҫантанпах пӗҫертнӗн туйӑнать.
Ему казалось, что он давно уже едет и подпрыгивает, что солнце давно уже печет ему в спину.

Иккӗмӗш ҫынни вара, пачӑшки, ҫут тӗнче ҫине хӑйӗн нӳрлӗ куҫӗсемпе тӗлӗнсе-тӗлӗнсе пӑхнӑ май вӗҫсӗр йӑлкӑшса кулать, ытлашши хытӑ йӑлкӑшнипе унӑн кулли шӗлепке ҫунаттисем ҫинех ӳкнӗн туйӑнать; пичӗ унӑн хӗп-хӗрлӗ хӗрелсе кайнӑ тата шӑннӑ евӗр туйӑнать.
Второй же влажными глазками удивленно глядел на мир божий и улыбался так широко, что, казалось, улыбка захватывала даже поля цилиндра; лицо его было красно и имело озябший вид.

Пӗрремӗш ҫынни, купси, тарӑн шухӑша путнӑ, тӗлӗрсе каяс мар тесе, хушӑран пуҫне суллакаласа илет, унӑн сӑн-сӑпатӗнче яланхи ӗҫлӗ ҫын паллисем халь ҫеҫ лайӑххӑн кӑна эрех ӗҫсе тӑванӗсемпе сывпуллашса уйрӑлнин ырлӑхлӑ паллисемпе кӗрешнӗн туйӑнать.
Первый о чем-то сосредоточенно думал и встряхивал головою, чтобы прогнать дремоту; на лице его привычная деловая сухость боролась с благодушием человека, только что простившегося с родней и хорошо выпившего.

Кузьмичовӗ пӗрре те купса пек мар, ытларах пӗр-пӗр чиновник пек туйӑнать: сухалне хырнӑ вӑл, куҫлӑхпа, улӑм шӗлепкепе; Христофор атти вара, вӑрӑм ҫӳҫлӗскер, тӗссӗр пир сӑхманпа сарлака ҫунатлӑ шӗлепке тӑхӑнса янӑ, тӗрӗллӗ сарлака пиҫиххи ҫыхнӑ.
Кузьмичов бритый, в очках и в соломенной шляпе, больше похожий на чиновника, чем на купца; а отец Христофор маленький длинноволосый старичок в сером парусиновом кафтане, в широкополом цилиндре и в шитом, цветном поясе.

Ҫав шӑплӑх ӑна капкӑн пек туйӑнать.
Это безмолвие походило на капкан.

V. Ҫӑва // Илпек Микулайӗ. Вазов Иван. Пусмӑрта: роман; вырӑсларан Микулай Илпек куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1964. — 464 с.

Ҫак ҫӑваран темле сивӗ вӗрнӗ пек туйӑнать, шӑплӑхпа тӗттӗм каҫ чуна сӳлетет.
Каким-то холодом веяли от жуткого безмолвия и мрака этого кладбища.

Таврари вӑрмансенче йывӑҫ ҫулҫи шӑппӑн та кулянса шӑпӑлтатать, вӑл ҫапла шӑпӑлтатни тӗттӗмре тем хаяр пуласса систернӗн туйӑнать.
Листва окрестных лесов шелестела глухо и печально, и шелест ее в ночной мгле казался особенно зловещим.

ХХХIII. Каҫ // Илпек Микулайӗ. Вазов Иван. Пусмӑрта: роман; вырӑсларан Микулай Илпек куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР кӗнеке издательстви, 1964. — 464 с.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics