Шырав

Шырав ĕçĕ:

унпа (тĕпĕ: ун) more information about the word form can be found here.

Ҫынна тав тунипе, хӗрхеннипе, ҫак ҫын манӑн тӑван пулнипе, ҫак иккӗмӗш ҫын мана шывран туртса кӑларнӑшӑн, виҫҫӗмӗшӗ мансӑр хӑй шыва ӳкме пултарнӑшӑн кӑна унпа ҫывӑх пулни — ҫын ҫине тиенме пултаракан чи пысӑк йывӑрлӑхсенчен пӗри.
Быть близким только из благодарности, из сострадания, из того, что этот человек мой брат, что этот другой меня вытащил из воды, а этот третий упадет сам без меня в воду, — один из тягчайших крестов, которые могут пасть на плечи.

Малалла ҫырас вырӑнне каласа пани // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Унӑн пӗр палланӑ ҫын та пулман, Столыгин ӑна хӑйӗн патне Мускав шывӗн тепӗр енчен унӑн телейне курса ӑмсанма пынӑ темле хӗрарӑм-хурӑнташӗсене йышӑнма чарнӑ; Столыгин моряк йӑмӑкне килти вӑрттӑн полици тӑвасшӑн пулнӑ, анчах арӑмӗ хӑйӗн пушӑ вӑхӑтне унпа пӗрле ирттересшӗн пулман.
У ней не было ни одной знакомой, Столыгин запретил ей принимать каких- то родственниц, раза два являвшихся из-за Москвы-реки позавидовать ее счастию; она сама не хотела делить досуги с племянницей моряка, которую Столыгин хотел ввести по части супружеской тайной полиции.

V // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Ҫакӑн пек сӑмах хыҫҫӑн вӑл морякпа пӗрле ҫул тӑрӑх хӑвӑрт утса кайнӑ, морякӗ унпа юнашар картуссӑр пынӑ; старостӑпа Тит вӗсенчен кӑшт каярах, пӗр-пӗрин ҫине пӑхмасӑр утнӑ, вӗсем хыҫҫӑн вара дворовӑйсем, хресченсем, дормез тата урапа пынӑ.
После этой речи он быстрыми шагами пошел по дороге с моряком, который шел возле без фуражки; староста и Тит плелись несколько отступя и не глядя друг на друга, а за ними дворовые, крестьяне, дормез и телега.

— Ҫакӑн хыҫҫӑн вара чарӑнса тӑнӑ халӑх ушкӑнӗ хаяррӑн та салхуллӑн малалла хусканса кайнӑ, вӑл пур тӑкӑрлӑксемпе урамсенчен те тухакан халӑха хӑй патне йышӑннӑ, унпа тӑванланнӑ.
— и остановившаяся кучка двинулась вперед грозно и мрачно, принимая новые толпы из всех переулков и улиц и братаясь с ними.

IV // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

«Ара, ку акапарист вӗт, аристократ, пӑхӑр, туйин вӗҫӗ епле унӑн, ылтӑн, касса илемлетнӗ; мӗн калаҫатӑр эсир унпа, хунар ҫине ҫакмалла ӑна!»
«Да это аккапарист, аристократ, посмотрите, какой набалдашник, золотой и с резьбою, что вы толкуете с ним, на фонарь его!»

Дрейяк мӗн те пулин ӑнланса иличчен малтан, сарлака хулпуҫҫиллӗ, ҫӳллӗ, сюртуксӑр ҫын, ҫаннисене тавӑрнӑ аллине йывӑр тимӗр лум тытнӑ, пуҫне хӗрлӗ тутӑр ҫыхнӑскер, унпа танлашнӑ та, аслати пек кӗрлекен сассипе унран: «Эсӗ пирӗнпе-и?» тесе ыйтнӑ.
Прежде нежели Дрейяк что-нибудь понял, высокий плечистый мужчина без сюртука, с засученными рукавами, с тяжелым железным ломом, повязанный красным платком, поровнявшись с ним, спросил его громовым голосом: «Ты с нами?»

Столыгин гостинӑйсем тӑрӑх ҫӳренӗ хушӑра, князь темле посол ывӑлӗнчен пӗчӗк актрисӑна туртса илме, унпа шпагӑпа чикӗшсе ҫапӑҫма, ӑна хӗҫпӑшалсӑрлатма, ӑна каҫарма, ҫав каҫах ӑна пилӗкҫӗр червонец выляса яма ӗлкӗрнӗ.
Пока Столыгин занимал собою гостиные, князь успел отбить маленькую актрису у сына какого-то посла, подраться с ним на шпагах, обезоружить его, простить и в тот же вечер ему спустить пятьсот червонцев.

Унпа пӗрле вылякан ирӗклӗрех юлташсенчен пӗри — ялти пуп ывӑлӗ пулнӑ.
Один более свободный товарищ его игр был сын сельского священника.

Тен, Акулина Андреевна ҫак ҫыру тӑрӑх хӑйӗн ывӑлне Мускава илсе кайман та пулӗччӗ, анчах Степан вилнӗ хыҫҫӑн ҫынсем унпа темле хӑр-хар калаҫма пуҫласан, тепӗр чух сиввӗн пӑхса урлӑ ҫаптарма тытӑннӑ пирки Акулина Андреевнӑна Мускава куҫса кайсан хӑрушсӑртарах пулассӑн туйӑннӑ.
Весьма вероятно, что Акулина Андреевна не повезла бы своего сына по письму дяди, но после смерти Степана Степановича люди стали что-то грубо поговаривать, а иногда даже и перечить с таким видом, что Акулине Андреевне показалось безопаснее переехать в Москву.

III // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Степан Степановичӑн ялти хаваслӑ пурнӑҫӗ ҫинчен таврара часах пурте пӗлнӗ; ун патне кӳршӗсем пыма пуҫланӑ, — пӗрисем ӑна хӑйсен хӗрне качча парас шутпа, теприсем — унран картла выляса илме, теприсем, кӑшт хӑюсӑртараххисем — унпа ӗҫме, мӗншӗн тесен вӗсене ют ҫын пуншне ӗҫни хӑйсенне ӗҫнинчен кӑмӑллӑрах пек туйӑннӑ.
Веселая сельская жизнь Степана Степановича стала скоро известной в околотке; явились соседи, одни с целью его женить на дочери, другие обыграть, третьи, более скромные, познакомились потому, что им казалось пить чужой пунш приятнее своего.

Пӗрер-тепрер эрнерен староста улпута повар урлӑ пӗлтернӗ: улпут хушни ҫине пӑхмасӑрах, ҫав хӗрарӑм хулари ӗҫрен таврӑннӑ хӑйӗн упӑшкипе шав алхасать, унпа питӗ ҫывӑх пулса пурӑнать, тенӗ.
Спустя неделю, другую староста через повара доложил барину, что-де, несмотря на барское приказание, такая-то баба сильно балуется и находится в очень близких отношениях с своим мужем, возвратившимся с работы в городе.

Юлашкинчен, Тит ӑста калаҫни Митькӑна парӑнтарнӑ, вара вӑл, ҫаплах-ха хирӗҫсе, ыранах ҫылӑх тӑвасси ҫинчен каласа, унпа пӗрле кайнӑ, хӑй ҫавӑнтах тата: «Ҫук, Тит Трофимович, мана ҫыхма кирлӗ мар, мана вӗренпе ҫыхса ҫавӑтса кайма эпӗ вӑрӑ та мар, йытӑ та мар, — эпир вӗренсӗр те ҫитӗпӗр», тенӗ.
Красноречие Тита победило, наконец, Митьку, и он, протестуя и говоря, что завтра же грех совершит, пошел, прибавляя: «Нет, Тит Трофимович, вязать меня не нужно, я не вор и не собака, чтобы меня на веревке водить — мы дойдем и без веревки».

II // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Тарӑхнипе хӗп-хӗрлӗ пулса кайса, сӑмахсемпе саспаллисене йӑнӑш каласа, улпут Митькӑна вӑл хуть те ӑҫта пулсан та тытма, хӑй унпа мӗн тӑвассине татса париччен ӑна йывӑҫ калӑп ӑшне лартма хушнӑ; ҫак приказа парсан вӑл, ывӑннӑ тата хашкама ернӗскер, кабинетне кӗрсе кайнӑ.
Багровый от гнева, сбиваясь в словах и буквах, барин велел поймать Митьку, где бы он ни был, и посадить в колодку, пока он решит его судьбу; отдавши приказ, он, усталый и запыхавшись, удалился в кабинет.

Нумай пурӑннӑ ҫапла чаплӑ помещик Лев Степанович, турӑ пӗлет — тем тума хӑйӗн именине йӗркелесе лайӑхлатса пынӑ вӑл, тупӑшӗсене ӳстерсех пынӑ, анчах унпа усӑ курман.
Долго жил так доблестный помещик Лев Степанович, бог знает для чего устроивая и улучшая свое именье, усугубляя свои доходы и не пользуясь ими.

Унӑн кӑмӑлӗ уйрӑмах лайӑх пулнӑ пулсан, картла вылянӑ чух вӑл пинмӗш хут хӑйӗн аристократла аса-илӗвӗсен сыпӑкӗсене каласа панӑ: вилнӗ граф хӑйне мӗнле юратни, ӑна мӗнле шанни, унпа мӗнле канашлани ҫинчен, анчах ҫав вӑхӑтрах туслӑх хӑйне май, служба хӑйне май пулса пыни ҫинчен те каланӑ вӑл.
Если он бывал в особенно хорошем расположении, то середи игры рассказывал в тысячный раз отрывки из аристократических воспоминаний своих; как покойник граф его любил, как ему доверял, как советовался с ним; но притом дружба дружбой, а служба службой.

Марфа Петровна, хӑй енчен, ҫавӑн пекех парнесем янӑ, анчах вӗсем пахалӑх енӗпе мар, вӗсене тӑрӑшса ярса панӑшӑн хаклӑ пулнӑ; монастыре вӑл кӗрен тата мятнӑй шыв, кӑткӑ спирчӗ, типӗтнӗ хӑмла ҫырли (иноксем, унпа мӗн тумаллине пӗлмесӗр, ӑна кӑпӑкланакан эрех ӑшне ярса шӳтернӗ), темиҫе банка уксуслӑ кӑмпа ярса панӑ (кӑмписене ҫав тери ӑста вырнаҫтарнӑ, хуть те хӑш енчен пӑхсан та шурӑ кӑмпасем курӑннӑ, анчах кашӑкпа темле ӑссан та е хурӑн кӑмпи е маҫлинкка лекнӗ).
Марфа Петровна с своей стороны делала приношения тоже более ценные по усердию, нежели по чему иному; она посылала в монастырь розовую и мятную воду, муравьиный спирт, сушеную малину (иноки, не зная, что с ней делать, настаивали ее пенным вином), несколько банок грибов в уксусе, искусно уложенных, так что с которой стороны ни посмотришь, все видно одни белые грибы, а как ложкой ни возьмешь, все вынешь или березовик или масленок.

Настасья Ефимкӑна хытарсах хушса хӑварчӗ: енчен те Настасья хапха хыҫӗнче кампа калаҫни тата кампа пӗрле кӗни ҫинчен ыйтса пӗлме хушса Тит Титыч казачока ярсан, ҫӗвӗҫӗпе, Покровски хапха патӗнче пурӑнакан Ольга Петровнӑпа калаҫрӗ, унпа кӗчӗ, тесе каламалла, терӗ.
Настасья строго-настрого наказала Ефимке, если Тит подошлет казачка спросить, с кем она говорила за воротами и с кем взошла, сказать со швеей, мол, с Ольгой Петровной, что живет у Покровских ворот.

I // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 30–98 с.

Ҫапла ӗнтӗ, эпӗ «Хаярлӑхпа юратӑва» вуларӑм та, пӗтӗмпех ҫав трагедие парӑнтӑм, унпа хаваслантӑм; ҫав вӑхӑтра сасартӑк такам: «Питӗ аван, питӗ аван!» — терӗ те, аллине манӑн ҫара хулпуҫҫи ҫине хучӗ.
Итак, я читала «Коварство и любовь» и была совершенно под влиянием пьесы, увлечена, одушевлена ею; вдруг кто-то сказал: «Прекрасно, прекрасно!» — и положил мне на раскрытое плечо свою руку.

Вӑрӑ чакак // Леонид Агаков. Герцен А. И. Вӑрӑ чакак: повеҫсем; Леонид Агаков куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1955. — 104 с. — 3–29 с.

«Ара, эсир виҫӗмкун унпа пӗрле вылярӑр».
«Да вы с ним третьего дня играли».

Анчах та ҫакӑ пӗтӗмпех ҫав ачаш чӗрчуна кӳрентерсе мӗн тери халтан ярса, пӗтерсе хурасси ҫинчен эпӗ калама та пултараймастӑп; ӑна чухласа илме Анета мӗнле вылянине курас пулатчӗ, вӑл, хӑраса ӳкнӗскер, пӑлханса кайнӑскер, кӳреннӗскер, допрос тунӑ чух мӗнле тӑнине курас пулатчӗ; унӑн сасси те, сӑнӗ-пичӗ те хӑрушла хирӗҫлӳ — вӑл чуна ҫурса яракан, ҫӗр ҫинчи нумай киревсӗрлӗхсене палӑртса питлекен, унпа пӗрлех темле ӑшӑ, сӑпайлӑ хӗрарӑм туйӑмӗпе ҫемҫелнӗ протест пекчӗ, ҫав ачаш туйӑм унӑн пур хусканӑвӗсенче те, унӑн пур сӑмахӗсенче те палӑратчӗ.
А до какой степени все это вместе должно разбить, уничтожить оскорблением нежное существо — Этого рассказать не могу; для этого надобно было видеть игру Анеты, видеть, как она, испуганная, трепещущая и оскорбленная, стояла при допросе; ее голос и вид были громкий протест — протест, раздирающий душу, обличающий много нелепого на свете и в то же время умягченный какой-то теплой, кроткой женственностию, разливающей свой характер нежной грации на все ее движения, на все слова.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics