Шырав

Оленин

Вунсакӑр ҫулта чухне Оленин, вырӑссен хӗрӗхмӗш ҫулсенчи пуян ҫамрӑк ҫынсем, ҫамрӑклах ашшӗ-амӑшсӑр тӑрса юлнӑскерсем, мӗнле кӑна ирӗклӗ пурнӑҫпа пурӑнма пултарнӑ, ҫавсем пек пурӑннӑ.
В восемнадцать лет Оленин был так свободен, как только бывали свободны русские богатые молодые люди сороковых годов, с молодых лет оставшиеся без родителей.

Оленин — ҫамрӑк ҫын, ниҫта та вӗренсе тухман, ниҫта та службӑра пулман (вӑл темӗнле ӗҫ ҫуртӗнче хут ҫинче ҫеҫ шутланса тӑнӑ), хӑйӗн пурлӑхӗн ҫуррине унта та кунта йӗркесӗр салатса пӗтернӗ, ҫирӗм тӑватӑ ҫула ҫитсе те хӑйне валли нимӗнле ӑнӑҫлӑ вырӑн та суйласа илмен, нихҫан та нимӗн те туса курман.
Оленин был юноша, нигде не кончивший курса, нигде не служивший (только числившийся в каком-то присутственном месте), промотавший половину своего состояния и до двадцати четырех лет не избравший еще себе никакой карьеры и никогда ничего не делавший.

— Аван ача ҫак Оленин, — терӗ ӑсатакансенчен пӗри.
— Славный малый этот Оленин, — сказал один из провожавших.