Шырав

Ильсеяр

Ильсеяр, хӑй ҫинчен пӗлтерес тесе, алӑка тепӗр хут уҫса хупрӗ.
Чтобы дать знать о себе, Ильсеяр приоткрыла и снова захлопнула дверь.

«Интернационалӑн» хӑватлӑ вӑйӗпе чун-чӗререн хумханса кайнӑскер, Ильсеяр, вӑрӑм коридор вӗҫне ҫитсе хӑйне тӑватӑ кӗтеслӗ, ҫӳлӗ, тарӑн пусӑ пек туйӑнакан картишне илсе тухнине те сисмерӗ.
Потрясенная до глубины души могучей силой «Интернационала», Ильсеяр и не заметила, как кончился длинный коридор и ее вывели во двор, квадратный, глубокий, как колодец.

Ильсеяр ыттисемпе пӗрле хӑй те юрласа янӑ пулӗччӗ, анчах та вӑл ҫак чаплӑ, хӑй пӗрремӗш хут илтекен юррӑн сӑмахӗсене пӗлмест.
Ильсеяр тоже присоединилась бы к пению заключенных, да она еще не знала слов этой прекрасной, впервые услышанной песни.

Ильсеяр тӳп-турӗ тӳрленсе тӑчӗ те следователь ҫине, унтан надзирательсем ҫине пӑхса илчӗ.
Ильсеяр выпрямилась и посмотрела на следователя и надзирателей.

Ильсеяр хӑйсем иртсе пыракан камерӑсенчен пӗрин алӑкӗ ҫинчи лаша куҫӗ пысӑкӑш ҫаврашка шӑтӑк уҫӑлнине курчӗ.
Ильсеяр увидела, как открылся глазок в двери одной из камер, мимо которых они проходили.

Следователь Ильсеяр ҫине куҫ хӗррипе пӑхрӗ.
Следователь искоса смотрел на Ильсеяр.

Ильсеяр унан сассине палларӗ.
Ильсеяр узнала его голос.

Ильсеяр тимӗр алӑка темле йывӑр япалапа пыра-пыра ҫапнине, стенасене шакканине илтрӗ.
Ильсеяр слышала, как ударяли чем-то тяжелым в железную дверь, стучали в стены.

Ильсеяр унӑн тутисем каланине ӑнланчӗ, аслашшӗ ӑна: «Нимӗн те ан кала…», — терӗ.
И Ильсеяр поняла по их движению, что он сказал ей: «Молчи…»

Парӑр халех Ильсеяр Бикмуллинӑна!
Немедленно отдайте Ильсеяр Бикмуллину!

Надзирательсенчен пӗри, аллине козырек патне тытса, унтан темӗн ҫинчен шӑппӑн ыйтрӗ те Ильсеяр умне таччӑн тӑрса тухнӑ ҫынсем енне ҫаврӑнчӗ.
Один из надзирателей, взяв под козырек, тихо спросил его о чем-то и повернулся к заключенным, стоявшим плотной стенкой впереди Ильсеяр.

Ильсеяр, нимӗн тума пӗлмесӗр, пурин ҫине те тилмӗрсе пӑхрӗ те кӑшкӑрса йӗрсе ячӗ.
Ильсеяр беспомощно посмотрела на всех и громко заплакала.

Ильсеяр, кашкӑр кӗтӗвӗнчен хӑранӑ тиха пек, аслашшӗ ҫумне пырса йӑпшӑнчӗ.
Ильсеяр, как жеребенок, напуганный волчьей стаей, прижалась к деду:

— Ильсеяр Бикмуллина! — кӑшкӑрчӗ вӗсенчен пӗри, алӑк енне кӑтартса.
— Ильсеяр Бикмуллина! — крикнул один, показывая на выход.

Ильсеяр хӑйне пулӑшасса кӗтнӗ пек, куҫҫуллӗ куҫӗсемпе тӗрмене хупнисем ҫине пӑхрӗ.
Словно ища помощи, Ильсеяр смотрела на заключенных.

Ильсеяр хӑйӗнчен юлнӑ сӗтне илчӗ те ӑна аслашшӗ ҫӑварӗнчен яма хӑтланчӗ.
Ильсеяр взяла бутылку с оставшимся в ней молоком и попыталась влить его в рот дедушке.

Бикмуш мучи хуравламарӗ, куҫӗсене кӑшт уҫса, Ильсеяр ҫине пӑхрӗ те куласшӑн пулчӗ, анчах кулма пултараймарӗ, суранӗсем ыратнипе пӗтӗм ӳт-тирӗпе чӗтренсе илсе, куҫӗсене каллех хупрӗ.
Дед Бикмуш не ответил, чуть приоткрыл глаза, хотел улыбнуться Ильсеяр, но не смог, весь сморщился от боли и снова опустил веки.

Ильсеяр аслашшӗ патне йӗрсе чупса пычӗ.
Ильсеяр с плачем кинулась к деду: