Шырав

Шырав ĕçĕ:

Уншӑн (тĕпĕ: ун) more information about the word form can be found here.

Кӗнеке вулани кирлӗ ӗҫ вырӑнӗнче пулма пултарни ҫинчен шухӑшламан та вӑл, ӑна ытлашши капӑрланни вырӑнне хунӑ; унсӑр та ҫӑмӑллӑнах ҫырлахма пулать, тенӗ; акӑ, калӑпӑр, стена ҫумӗнче картина пулсан та, пулмасан та юрать, уҫӑлса ҫӳреме кайсан та, каймасан та юрать; ҫавӑн пекех, уншӑн та пурпӗрех, кирек мӗнле кӗнеке пултӑр; вӑл ӑна кичемлӗхрен тата ӗҫ ҫукран йӑпанмалли япала вырӑнне шутлать.
Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно, так точно, как можно иметь картину на стене, можно и не иметь, можно пойти прогуляться, можно и не пойти: от этого ему все равно, какая бы ни была книга; он смотрел на нее, как на вещь, назначенную для развлечения, от скуки и от нечего делать.

IX сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Илья Иванович тепӗр чухне аллине кӗнеке те тытать — кирек мӗнли пулсан та уншӑн пурпӗрех.
Илья Иванович иногда возьмет и книгу в руки — ему все равно, какую-нибудь.

Кунта укҫа тӑкаклама юратмаҫҫӗ, хӑшпӗр япала питӗ кирлӗ пулсан та, уншӑн тӳлемелли укҫана ҫав тери хӗрхенсе параҫҫӗ, ӑна та пулин — тӑкакӗ пӗчӗк пулсан кӑна.
Вообще там денег тратить не любили, и, как ни необходима была вещь, но деньги за нее выдавались всегда с великим соболезнованием, и то если издержка была незначительна.

Тӗслӗхрен, вӑл Обломов кучерне повартан, выльӑх-чӗрлӗх пӑхакан Варварӑна лешсенчен иккӗшӗнчен те ытларах юратать, Илья Ильича вӗсенчен пуринчен сахалтарах юратать; апла пулин те, уншӑн Обломов килӗнчи повар тӗнчери поварсенчен пуринчен те чи лайӑххи, Илья Ильич — мӗн-пур помещиксенчен чи ырри.
Например, обломовского кучера он любил больше, нежели повара, скотницу Варвару больше их обоих, а Илью Ильича меньше их всех; но все-таки обломовский повар для него был лучше и выше всех других поваров в мире, а Илья Ильич выше всех помещиков.

VII сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл уншӑн вутра ҫунма е шывра путма шухӑшласа тӑман пулӗччӗ, ҫакна вӑл паттӑрла ӗҫ вырӑнне те, ҫынсене тӗлӗнтерекен япала вырӑнне те хуман пулӗччӗ.
Он бы не задумался сгореть или утонуть за него, не считая этого подвигом, достойным удивления или каких-нибудь наград.

Вӑл ырӑ шухӑшсемпе киленме те пултарать: этемлӗхӗн пӗтӗмӗшле хуйхи-суйхи те уншӑн ют мар.
Ему доступны были наслаждения высоких помыслов; он не чужд был всеобщих человеческих скорбей.

VI сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл ҫапла тума хатӗрленнӗ те, анчах яланах ырана хӑварса пынӑ, унта кайса килесси уншӑн хӑй пурнӑҫӗнче паттӑрла ӗҫ тунӑ пек, ҫӗнӗ ӗҫ пек пулнӑ, ырана хӑварса пыни кӑштах ҫакӑнтан та килнӗ.
Он и сбирался сделать это, но все откладывал, отчасти и потому, что поездка была для него подвигом, почти новым и неизвестным.

Ку таранччен вӑл хӑй ӗҫӗсене йӗркеллӗнех пӗлсе ҫитеймен: тепӗр чухне уншӑн Штольц тӑрӑшнӑ.
До тех пор он и не знал порядочно своих дел: за него заботился иногда Штольц.

Уншӑн пурнӑҫ хӑй тӗллӗн, наука хӑй тӗллӗн тӑрса юлнӑ.
Жизнь у него была сама по себе, а наука сама по себе.

Илья Ильичшӑн вӗренӳ тӗлӗнмелле пулнӑ: наукӑпа пурнӑҫ хушшинче уншӑн тӗпсӗр ҫырма выртнӑ, вӑл вара ун урлӑ каҫма пикенсе те пӑхман.
Странно подействовало ученье на Илью Ильича: у него между наукой и жизнью лежала целая бездна, которой он не пытался перейти.

Кайрантарах пӗрремӗш томне те вуласа пӗтерейми пулнӑ, пушӑ вӑхӑтне чавсипе сӗтел ҫине таянса, пуҫне аллисем ҫине усса ирттернӗ; тепӗр чухне Штольц вулама сӗннӗ кӗнеке уншӑн — чавсаланма ҫеҫ кирлӗ пулнӑ.
Потом уж он не осиливал и первого тома, а большую часть свободного времени проводил, положив локоть на стол, а на локоть голову; иногда вместо локтя употреблял ту книгу, которую Штольц навязывал ему прочесть.

Уншӑн та вара телейлӗ, пуриншӗн те илемлӗ пулакан самант ҫитнӗ, унӑн вӑй-халӗ ҫирӗпленнӗ, шанчӑкӗ ҫунатланнӑ, вӑл ырӑ, паттӑр ӗҫе ӗмӗтленнӗ, чӗри хӑватлӑ тапнӑ, юнӗ вӗресе тӑнӑ, хавхалануллӑ сӑмахсем тупӑннӑ, пылак куҫҫульсем юхма тытӑннӑ.
И для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных речей и сладких слез.

Ун куҫӗ умӗнче пурнӑҫ икӗ пая уйрӑлнӑ: пӗри ӗҫпе кичемлӗхрен тӑнӑ — ӗҫ те, кичемлӗх те уншӑн пӗрех пулнӑ; тепри — канлӗхпе тӳлек савӑнӑҫ пулнӑ.
Жизнь в его глазах разделялась на две половины: одна состояла из труда и скуки — это у него были синонимы; другая — из покоя и мирного веселья.

V сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Вӑл нацисене те пӗр-пӗринчен уйӑрмасть: вӗсем уншӑн пурте пӗр пекех.
Он даже не делал различия между нациями: они были все одинаковы в его глазах.

IV сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Уншӑн француз, нимӗҫ, акӑлчан — мошенник, чее ултавҫӑ, вӑрӑ-хурах тенипе пӗрех.
В глазах его француз, немец, англичанин были синонимы мошенника, обманщика, хитреца или разбойника.

— Мӗн паратӑн уншӑн?
— А что за это?

Акӑ мӗн — Тарантьев калаҫма ҫеҫ ӑста пултарнӑ; сӑмахпа вӑл пур ӗҫе те, уйрӑмах ҫын ӗҫне, уҫӑмлӑн та ҫӑмӑллӑн татса панӑ; анчах пӗр пӗчӗк ӗҫ тумалла пулсанах, тӳррипе каласан, хӑйӗн теорийӗпе практикӑра усӑ курмалла пулсанах, вӑл вара пачах урӑх ҫын пулнӑ; вӑл унта пултарайман — ӑна сасартӑках йывӑрлӑх та, чир те кансӗрленӗ, ӑна ҫынсенчен те лайӑх мар-мӗн, е уншӑн мӗнле те пулин урӑх ӗҫ сиксе тухнӑ, вӑл ҫав ӗҫе пуҫӑнман, пуҫӑнсан та — ӗҫ мӗнпе вӗҫленессине курма турӑ ан хуштӑр.
Дело в том, что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно что касалось других; но как только нужно было двинуть пальцем, тронуться с места — словом, применить им же созданную теорию к делу и дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется, а если и примется, так не дай Бог что выйдет.

III сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Анчах ку уншӑн пурпӗрех пулас, вӑл хӑйӗн костюмӗшӗн именсех тӑмасть, тата ӑна темле намӑссӑр тивӗҫлӗхпе тӑхӑнса ҫӳрет.
Но ему, по-видимому, это было все равно; он не смущался от своего костюма и носил его с каким-то циническим достоинством.

— Мӗн пӑшӑрханмалла-ха уншӑн, Илья Ильич? — терӗ Алексеев.
— Что ж так тревожиться, Илья Ильич? — сказал Алексеев.

II сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Килте чухне — вӑл ялан тенӗ пекех килте, — вӑл пӗрмай выртать, пӗрмай эпир тӗл пулнӑ пӗр пӳлӗмре; ҫав пӳлӗм уншӑн ҫывӑрмалли те, ӗҫлемелли те, хӑнасене йышӑнмалли те шутланать.
Когда он был дома — а он был почти всегда дома, — он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной.

I сыпӑк // Александр Артемьев, Михаил Рубцов. Иван Гончаров. Обломов: роман. Александр Артемьевпа Михаил Рубцов куҫарнӑ. Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1956

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics