Шырав

художник

художник

Анчах хӗпӗртесе ӳкнӗ художник хӑй ҫинчен ҫапла калаҫнине илтмерӗ.
Но этих толков не слышал упоенный художник.

«Пӗр картинӑна темиҫе уйӑх ӳкерекен ҫын вӑл ман шутпа тӑрӑшса ӗҫлекен ҫын ҫеҫ, художник мар.
Этот человек, который копается по нескольку месяцев над картиною, по мне труженик, а не художник.

Хӑйӗн килӗнче, мастерскойӗнче вӑл чаплӑ йӗрке туса хучӗ, икӗ лайӑх лакей тытрӗ, вӗҫкӗн учениксем илсе ячӗ, кунне темиҫе хут тӗрлӗрен костюм хыва-хыва тӑхӑнчӗ, ҫӳҫне кӑтралатса ячӗ, хӑй патне ҫӳрекенсене тарават йышӑнма вӗренчӗ, хӗрарӑмсен кӑмӑлне каяс тесе, хӑйӗн ҫи-пуҫне тирпейлеме тӑрӑшрӗ; пӗр сӑмахпа каласан, часах Васильевски утравра пӗчӗк пӳлӗмре шӑппӑн ҫеҫ ӗҫлекен сӑпай художник палласа илмелле мар улшӑнса кайрӗ.
Дома у себя, в мастерской он завел опрятность и чистоту в высшей степени, определил двух великолепных лакеев, завел щегольских учеников, переодевался несколько раз в день в разные утренние костюмы, завивался, занялся улучшением разных манер, с которыми принимать посетителей, занялся украшением всеми возможными средствами своей наружности, чтобы произвести ею приятное впечатление на дам; одним словом, скоро нельзя было в нем вовсе узнать того скромного художника, который работал когда-то незаметно в своей лачужке на Васильевском Острове.

Малтанах, ҫавӑн пек сӗнӳсене илтсен, художник аптраса ӳкетчӗ: кӑна мӗнле ӳкермеллине шухӑшласа кӑлармалла-ҫке-ха, вӑхӑтне вара хӑйсем питӗ сахал параҫҫӗ.
Сначала художника бросали в пот такие требованья: всё это нужно было сообразить, обдумать, а между тем сроку давалось очень немного.

Художник курчӗ: портретсене туса пӗтерме май ҫук, ун вырӑнне хӑвӑрт тумалла та краска ытларах хумалла.
Художник увидел, что оканчивать решительно было невозможно, что всё нужно было заменить ловкостью и быстрой бойкостью кисти.

Хӗрарӑм ӑна пӗлӗш хӗрарӑмӗсене кӑтартнӑ; пурте художник портрета хӗр пекех тума, ҫав вӑхӑтрах ӑна илемлетсе, ӳкерме пултарнинчен тӗлӗнчӗҫ.
Дама показала его приятельницам; все изумлялись искусству, с каким художник умел сохранить сходство и вместе с тем придать красоту оригиналу.

Художник хӗрарӑм портрет ҫине сарӑ тӗс хурасран хӑранине ӑнланчӗ, вара вӗсене куҫӗсене кӑна ытларах йӑлкӑшакан тӑватӑп тесе лӑплантарчӗ.
Но художник понял, что опасенья были насчет желтизны, и успокоил их, сказав, что он только придаст более блеску и выраженья глазам.

«Мӗн тӑвас ӗнтӗ вӗсемпе? — шухӑшларӗ художник, — вӗсем хӑйсем ун пек тӑвасшӑн пулсан, Психейӑна йышӑнччӑр», унтан сасӑпах: — Пӑртак кӑна ларӑр-ха, эпӗ хӑш-пӗр тӗлте тӳрлетем, — тесе хучӗ.
«Что мне с ними делать?» подумал художник: «если они сами того хотят, так пусть Психея пойдет за то, что им хочется», и произнес вслух: «Потрудитесь еще немножко присесть, я кое-что немножко трону».

Художник хӗрарӑмсене вӗсем йӑнӑшнине мӗнле ӑнлантарса памаллине те пӗлмерӗ.
Художник не знал, как вывести дам из приятного заблуждения.

Асра тытӑнса юлнӑ йӗрсемпе паллӑсем кунта лайӑх ӳкрӗҫ, кун пек лайӑх вӗсене художник япалана ҫителӗклӗ таран сӑнанӑ хыҫҫӑн тек ун ҫине пӑхмасӑр ҫавӑн евӗрлӗ ӳкернӗ чухне ҫеҫ тума пултарать.
Уловленные им черты, оттенки и тоны здесь ложились в том очищенном виде, в каком являются они тогда, когда художник, наглядевшись на природу, уже отдаляется от нее и производит ей равное создание.

Художник ним тавӑрса калама пултараймарӗ.
Художник ничего не нашелся на это отвечать.

«Ак кунта, пӗр вырӑнта кӑна сарӑ тӗс хума ирӗк парӑр эппин», терӗ художник ырӑ кӑмӑллӑн.
«Но позвольте здесь в одном только месте тронуть немножко желтенькой краской», сказал простодушно художник.

Художник ӑна ҫын питне шӑпах ҫак хура тӗлсемпе сарӑ вырӑнсем илемлетни ҫинчен, вӗсем портрет ҫинче лайӑх курӑнасси ҫинчен каласа ӑнлантарасшӑн пулчӗ.
Художник стал изъяснять, что эти-то пятнышки и желтизна именно разыгрываются хорошо, что они составляют приятные и легкие тоны лица.

— Тата пӑртак ҫеҫ, — тавӑрчӗ вӑхӑта манса кайнӑ художник.
«Еще немножко», говорил позабывшийся художник.

Вӑл пурин ҫинчен те манса кайрӗ ӗнтӗ; хӑй аристократиллӗ хӗрарӑмсем хушшинче пулнине те манса кайрӗ, хӑйӗн ӗҫне мӗнпур чунне парса ӗҫлекен художник пек хушӑран тӗрлӗрен сасӑсем кӑларса, вӑхӑтӑн-вӑхӑтӑн юрлакаласа илсе ӗҫлерӗ.
Уже он позабыл всё, позабыл даже, что находится в присутствии аристократических дам, начал даже выказывать иногда кое-какие художнические ухватки, произнося вслух разные звуки, временами подпевая, как случается с художником, погруженным всею душою в свое дело.

Анчах художник ҫак ҫепӗҫ кӗлеткере ӳкерме илӗртекен фарфор тӗслӗ питне, ҫинҫе те шурӑ мӑйне тата аристократиллӗ ҫемҫешке шӑмшака ҫеҫ курчӗ.
Но художник видел в этом нежном личике одну только заманчивую для кисти почти фарфоровую прозрачность тела, увлекательную легкую томность, тонкую светлую шейку и аристократическую легкость стана.