Шырав

Алексей

Алексей

Алексей шухӑшласа выртрӗ.
Алексей лежал и думал:

Анчах та хӑйӗн юлташӗсем — вӗсемпе пӗрлех хӑвӑрт тӳрленсе пыракан Кукушкин та — ҫав ҫапӑҫусене хутшӑнма пултарасси ҫинчен шухӑшлани, хӑйӗн ӗнтӗ тылрах пурӑнмалла пуласси ҫинчен, халь тин ҫакна нимӗнпе те тӳрлетме ҫукки ҫинчен шухӑшлани ун чӗрине ҫав тери ыраттарчӗ, ҫав тери кӳрентерчӗ, ҫавӑнпа та Комиссар хаҫатсем вуланӑ чух е вӑрҫӑ ҫинчен калаҫу пуҫлансан, Алексей, курас та, илтес те мар тесе, одеялӗпе пуҫӗ ҫинченех витӗнсе, питҫӑмартине минтер тӑрӑх шутаркалама тытӑнчӗ.
Но мысль о том, что его товарищи, даже, наверно, Кукушкин, который быстро поправляется, будут участвовать в них, а он обречен на прозябание в тылу и что ничем этого уже не исправишь, была для него так горька, что, когда теперь Комиссар читал газеты или начинался разговор о войне, Алексей закрывался с головой одеялом и двигал щекой по подушке, чтобы не видеть и не слышать.

Нумаях пулмасть ҫакӑн пек калаҫусене Алексей никамран малтан хутшӑнатчӗ.
Еще недавно Алексей был первым в таких разговорах.

Анчах Алексей вӗсене итлесе: «Телейлӗ ҫынсем! Вӗҫеҫҫӗ, ҫапӑҫаҫҫӗ, а эпӗ ӗнтӗ сывлӑша урӑх нихҫан та ҫӗкленеес ҫук», — тесе шухӑшларӗ.
А Алексей слушал и думал: «Счастливые! Летают, дерутся, а вот мне уже никогда больше не подняться».

Алексей пуҫне ун еннелле ҫавӑрса, ӑна курман пек пулса пӑхрӗ.
Алексей поворачивал в его сторону голову с таким выражением, точно не видел его.

Ҫак минутра ҫеҫ Алексей хӑйӗн ҫухатӑвӗ мӗн тери йывӑр пулнине тавҫӑрса илчӗ.
Лишь в эту минуту Алексей вполне осмыслил всю тяжесть потери.

Алексей койка ҫине тӑрса ларчӗ те, пит кирлӗ документа ҫухатнӑ ҫын аллисемпе кӗсйисене хыпашланӑ пек, урисем пулнӑ вырӑна хыпашласа илчӗ.
Алексей приподнялся на койке и с видом, с каким шарят по карманам, обнаружив, что потерян важный документ, судорожно провел рукой там, где были ноги.

Нумаях пулмасть полк командирӗ юлташ столовӑйӗнче: Алексей Мересьев вӑт — ҫын!!\! — терӗ. Эсир ӑна пӗлетӗр вӗт, вӑл чи лайӑххисем ҫинчен ҫеҫ ҫавӑн пек калать.
Недавно товарищ командир полка в столовой сказал, что вот Мересьев Алексей — это да!!! Вы же знаете, что он так только о самых хороших говорит.

Анчах Комиссар ҫакӑн пек тунине Алексей нимӗн те пӗлмен.
Алексей так никогда и не узнал, что Комиссар так сделал.

Алексей тӑван полкри ҫӗнӗ хыпарсене те, хӑй асӗнче юлнӑ вак-тӗвек ӗҫсене те кӑмӑллӑн йышӑнчӗ.
Алексей смаковал и большие новости, и дорогие мелочи, о которых писали ему из полка.

Вӗсене тӗрлӗ кунсенче ҫырнӑ пулнӑ, анчах темшӗн пурте пӗрле ҫитнӗ, вара халӗ, татӑк урасемпе выртса, Алексей ҫав туслӑ ҫырусене пӗрин хыҫҫӑн теприне вуларӗ.
Датированы они были разными днями, но пришли почему-то вместе, и вот теперь, лежа с отрезанными ногами, Алексей одно за другим читал эти дружеские послания.

Алексей хӑйӗн урисем малтанхинчен ҫӳлерех ыратнине, тата малтанхи пек вӗриленсе, туртса мар, темле мӑкан, сӳрӗккӗн, чӗркуҫҫисенчен ҫӳлерехрен кантрапа пӑвса ҫыхса лартнӑ пек ыратнине туйрӗ.
Алексей чувствовал, что ноги у него болят где-то выше, чем раньше, и не прежней горячей, мозжащей, дергающей болью, а как-то тупо и вяло, будто их крепко стянули выше голени веревками.

Алексей куҫне уҫнине асӑрхасан, хӗрарӑм сӑнӗ ҫуталса кайрӗ, вӑл унӑн одеял айӗнчи аллине тытса чӑмӑртарӗ.
Заметив, что Алексей раскрыл глаза, она просияла, тихонько пожала ему руку под одеялом.