Шырав

Пугачев

Манӑн пуҫа тӗлӗнмелле шухӑш пырса кӗчӗ: иккӗмӗш хут ӗнтӗ Пугачев патне илсе ҫитернӗ шӑпа манӑн ӗмӗте тултарма сӑлтав панӑн туйӑнчӗ.
Странная мысль пришла мне в голову: мне показалось, что провидение, вторично приведшее меня к Пугачеву, подавало мне случай привести в действо мое намерение.

Анчах Пугачев манран: «Кала, мӗн ӗҫпе эсӗ Оренбургран тухрӑн?» тесе ыйтрӗ те, эпӗ каллех халичченхи тӑна кӗтӗм.
Но Пугачев привел меня в себя своим вопросом: — Говори: по какому же делу выехал ты из Оренбурга?

«Хӑюллӑ кала, вӗсенчен ан имен, эпӗ вӗсенчен нимӗн те пытармастӑп», терӗ мана Пугачев.
— Говори смело при них, — сказал мне Пугачев, — от них я ничего не таю.

Пугачев, эпӗ свидетельсем умӗнче каласа парасшӑн мар тесе пулас, хӑй юлташӗсене тухма каларӗ.
Пугачев, полагая, что я не хочу объясняться при свидетелях, обратился к своим товарищам и велел им выйти.

Пугачев мана курсассӑнах палларӗ.
Пугачев узнал меня с первого взгляду.

Пугачев, хӗрлӗ сӑхман тата пысӑк ҫӗлӗк тӑхӑннӑскер, кӗтесре, турӑшсем айӗнче, аллисене пилӗкне мӑнкӑмӑллӑн тытса ларать.
Пугачев сидел под образами, в красном кафтане, в высокой шапке и важно подбочась.

Ку Пугачев йӑвийӗн малтанхи хуралӗ пулнӑ.
Это был передовой караул пугачевского пристанища.

Пирӗн ҫул Пугачев аллинче тӑракан Берд слободи ҫуммипе иртет.
Путь мой шел мимо Бердской слободы, пристанища пугачевского.

Сывалнӑ хыҫҫӑн, халӗ пирӗн патра вилнӗ атте вырӑнче пуҫлӑх пулса тӑракан Алексей Иванович, отец Герасима Пугачев ячӗпе хӑратса, мана ирӗксӗрех хай аллине партарчӗ.
А когда выздоровела, Алексей Иванович, который командует у нас на месте покойного батюшки, принудил отца Герасима выдать меня ему, застращав Пугачевым.

Кулленех эпӗ, ҫак лаша ҫине утланса, хула хыҫне Пугачев юланутҫисемпе пӗркелешсе илме (перестрелка) тухатӑп.
На этой лошади ежедневно выезжал я за город перестреливаться с пугачевскими наездниками.

Пугачев кӑмӑлне пула, манӑн маттур лашам пур.
По милости Пугачева, я имел добрую лошадь.

Харпӑр килкартине тупа йӗтрисем пырса ӳкнине те ҫынсем хӑнӑхса ҫитрӗҫ; Пугачев хула ҫине мӗнле тапӑна-тапӑна пынипе те интересленме пӑрахрӗҫ.
Жители привыкли к ядрам, залетавшим на их дворы; даже приступы Пугачева уж не привлекали общего любопытства.

Вӗсен Пугачев парӑнтарнӑ пӗчӗк крепӑҫсенчен илсе тухнӑ артиллерийӗ те пур.
При них была и артиллерия, взятая Пугачевым в малых крепостях, им уже покоренных.

Ҫак чаплӑ канашлу иртнӗ хыҫҫӑн темиҫе кунран, эпир Пугачев чӑнахах та, хӑй малтан каланӑ пекех, Оренбург патнелле ҫывхарни ҫинчен илтрӗмӗр.
Спустя несколько дней после сего знаменитого совета узнали мы, что Пугачев, верный своему обещанию, приближился к Оренбургу.

Манпа Пугачев хушшинчи ырӑ кӑмӑллӑ килӗшӳ пуррине кура, вӑл унпа усӑ курасшӑн пулнӑ, анчах унӑн ӗмӗчӗ ҫитеймерӗ.
Видя мое доброе согласие с Пугачевым, он думал употребить оное в пользу; но мудрое намерение ему не удалось.

Вӑл татах тем ҫинчен ӑнлантарса пама тӑнӑччӗ, анчах Пугачев ӑна пӳлсе хучӗ: — Епле эсӗ ҫавнашкал вак-тӗвексемпе ман патӑма тӑрӑнма хӑйрӑн? — тесе кӑшкӑрса пӑрахрӗ те вӑл, секретарь аллинчи хута туртса илсе, унпа Савельича питӗнчен печӗ.
Он хотел было пуститься опять в объяснения, но Пугачев его прервал: — Как ты смел лезть ко мне с такими пустяками? — вскричал он, выхватя бумагу из рук секретаря и бросив ее в лицо Савельичу.

— Ку тата мӗне пӗлтерет? — кӑшкӑрса ячӗ Пугачев, вут-хӗмлӗ куҫӗсене ялкӑштарса илсе.
— Это что еще! — вскричал Пугачев, сверкнув огненными глазами.

— Вуласа тух, — терӗ Пугачев.
— Дочитывай, — сказал Пугачев.