Шырав

Шырав ĕçĕ:

туйса (тĕпĕ: туй) more information about the word form can be found here.

Каллех хӑйне пӗр-пӗчченнӗн, тунсӑхлӑн, темле ют, тӗттӗм те тӑшманла ҫӗрте ҫӗтсе-ҫухалса кайнӑн туйса утрӗ килнелле Ромашов.
Опять шел Ромашов домой, чувствуя себя одиноким, тоскующим, потерявшимся в каком-то чужом, темном и враждебном месте.

VII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Вара каллех, чӗри хуллен-хулленех йӑвашланса пынӑ май, шалти пӑлханӑва пула, ытларах та ытларах шурса, хӑйне хӑй кӳренсе, туйса илет: вӑл ҫакна тума пултараймасть.
И опять, с робко замирающим сердцем, бледнея от внутреннего волнения, досадуя на самого себя, он чувствовал, что не в, состоянии это сделать.

Ҫакӑ вӗсен чухӑн, тӑвӑр-тӑвӑр пӳрнӑҫӗнче, пирӗн киревсӗр пурнӑҫран та хӗсӗкрех пурнӑҫӗнче, мӗнешкел телей, мӗнлерех ҫутӑ пайӑрки пулнине кайран тин туйса, уйӑрса илтӗм, — о, ӑҫта унта! — ҫӗр хут пысӑк!..
И я только потом почувствовал, какое это счастие, какой луч света в их бедной, узенькой-узенькой жизни, ограниченной еще больше, чем наша нелепая жизнь — о, куда! — в сто раз больше!..

V // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Малтанах, шалти пурнӑҫӑн ҫав тӗлӗнтермӗшле ҫӗкленӗвне пӗрремӗш хут туйса илнӗ чух, эпӗ ҫакна чӑн хавхалану хӑй пулӗ тенӗччӗ.
Сначала, когда я впервые испытал этот чудный подъем внутренней жизни, я думал, что это — само вдохновение.

Ҫаксем ҫинчен пӗтӗмпех шухӑшлатӑп та, тепӗр чух, пулкалать, сасартӑк ют савнӑҫа, е ют хуйха, о мӗнле те пулин ӗҫӗн вилӗмсӗр илемне, хам витӗр кӑларса, хӗрӳн туйса илетӗп, ҫӳретӗп те ҫӳретӗп вара ҫакнашкал акӑ, пӗр-пӗччен… унтан тата йӗретӗп, — вӗрин, хастаррӑн йеретӗп…
Думаю я обо всем об этом, и случается, так вдруг иногда горячо прочувствую чужую радость, или чужую скорбь, или бессмертную красоту какого-нибудь поступка, что хожу вот так, один… и плачу, — страстно, жарко плачу…

«Акӑ, ҫавна тарӑхтарассишӗнех, Назанский патне каятӑп, — кӗтмен ҫӗртенех шут турӗ те ҫийӗнчех ҫакӑнта темле тавӑру киленӗҫӗ пуррине туйса илчӗ.
«Вот, назло ей , пойду к Назанскому, — решил он внезапно и сразу почувствовал в этом какое-то мстительное удовлетворение.

Анчах, хуть те кирек мӗнле пулсан та, унпала юриех Шурочкӑран маларах сывпуллашса, вӑл ҫак минутрах акӑ чуна ҫывӑх хӗрарӑм алли хыттӑн та ачашлӑхпа лӑпкаса пӑчӑртасси, ӑна ыррӑн-ыррӑн туйса тӑрасси пирки исленсе-ирӗлсе шухӑшларӗ.
Но тем не менее, прощаясь с ним нарочно раньше, чем с Шурочкой, он думал с наслаждением, что вот сию минуту он почувствует крепкое и ласкающее пожатие милой женской руки.

IV // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Эпӗ хам ҫумран вӑхӑт шӑва-шӑва иртнине туйса тӑратӑп.
Я чувствовала, как мимо меня проходило время.

Ромашов ӑна, унӑн пусӑрӑнчӑк, ансӑр та вӑрӑм ҫурӑмне, хыҫӗнчен пӑхса юлчӗ, вара хӑй чӗринче сасартӑках, паҫӑр кӑна пулса иртнӗ кӳренӳ йӳҫӗлӗхӗпе халӑх умӗнче курнӑ мӑшкӑл витӗр, ҫак пӗр-пӗччен, кутӑрланса-тӳрккесленсе кайнӑ, никам юратман ҫынна шеллес килни йӑшӑлтатма пуҫланине туйса илчӗ: кӑмӑл туртаканни тӗнчере мӗнпурӗ те ик япала ҫех юлнӑ-ҫке-ха унӑн — хӑй ротин строй илемлӗхӗ те каҫсенче кулленех лӑпкӑ вӑрттӑнлӑхра пытанса ӗҫке ярасси, — «минтер патне ҫити» теҫҫӗ унашкалне полкри вӑхӑтӑн-вӑхӑтӑн уҫҫи-хуппине пӗлмесӗр эрех лакакан ватӑ бурбансем.
Ромашов поглядел ему вслед, на его унылую, узкую и длинную спину, и вдруг почувствовал, что в его сердце, сквозь горечь недавней обиды и публичного позора, шевелится сожаление к этому одинокому, огрубевшему, никем не любимому человеку, у которого во всем мире остались только две привязанности: строевая красота своей роты и тихое, уединенное ежедневное пьянство по вечерам — «до подушки», как выражались в полку старые запойные бурбоны.

I // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Кӑвакарнӑ, хӗремесленнӗ, таларнӑ пит ҫине пӑхрӗ те Ромашов, кӳреннипе те пӑлханнипе, чӗри тапӑртатса кайнине, куҫӗ умӗ хуралса килнине туйса илчӗ…
Ромашов глядел в седое, красное, раздраженное лицо и чувствовал, как у него от обиды и от волнения колотится сердце и темнеет перед глазами…

Тӑшмансем пире хирӗҫ тӑма вӑй ҫитерес ҫуккине туйса илчӗҫ, каҫару ыйтма тытӑнчӗҫ.
Враги увидели, что им не спастись, и стали просить пощады.

Ҫирӗм улттӑмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Вӑл маншӑн шанчӑклӑ тус пулнине эпӗ каллех туйса илтӗм, хам тунӑ айӑпа мӗнле те пулин ирттерсе яма тӑрӑшрӑм.
Я вновь почувствовал в нем верного друга и попытался всячески загладить свою вину перед ним.

Ҫирӗм виҫҫӗмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Ҫав кун хам пӗччен пурӑннин хӑрушлӑхне ӗлӗкхинчен те хытӑрах туйса илтӗм.
Еще мучительнее, чем прежде, я почувствовал в этот день весь ужас своего одиночества.

Вунтӑххӑрмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Йывӑҫсем хушшине пытнтӑм пулин те, хытӑ шикленетӗп: тискер этемсем, утрав тӑрӑх чупкаласа ҫӳреме тытӑнсан, манӑн акнӑ уйсене, кӗтӗве, ҫурта курсан, кунта ҫынсем пурӑннине часах туйса илме пултараҫҫӗ, вӗсем вара мана шыраса тупмасӑр та чарӑнмӗҫ, тесе хӑрама пуҫларӑм.
Но и оставаясь в роще, я испытывал большое беспокойство: я боялся, что, если дикари начнут шнырять по острову и увидят мои возделанные поля, мое стадо, мое жилье, они сейчас же догадаются, что в этих местах живут люди, и не успокоятся, пока не разыщут меня.

Ҫакӑн хыҫҫӑн вӑрантӑм та лайӑх каннине туйса илтӗм, эпӗ кун пек канса курманни нумай пулать ӗнтӗ.
И проснулся таким свежим и бодрым, каким давно уже не чувствовал себя.

Вунҫиччӗмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Тинӗс хӗррине ҫитсен, эпӗ утравӑн чи начар вырӑнӗнче пурӑннине туйса илтӗм.
Дойдя до морского берега, я еще раз убедился, что судьба забросила меня в самую худшую часть острова.

Вунпӗрмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Паян хама хам сывӑ ҫын пекех туйса кун каҫрӑм.
Я чувствовал себя здоровым весь день.

Вуннӑмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Хам ирӗкре пулнине туйса илсен, эпӗ тем пекех савӑнса кайрӑм.
Какой испытал я восторг, когда почувствовал себя на свободе.

Тӑваттӑмӗш сыпӑк // Василий Хударсем. Даниэл Дефо. Робинзон Крузо тинӗс ҫулҫӳревҫин пурнӑҫӗ тата вӑл курнӑ тӗлӗнмелле мыскарасем: роман; Василий Долгов куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1970. — 5–280 с.

Егорушка ҫак ҫынсемпе пӗрле ку таранччен хӑй мӗн курни, мӗн чӑтса ирттерни халь ӗнтӗ пӗтӗмпех тӗтӗм пек ирӗлсе ҫухалнине туйса илчӗ; вӑл, халтан кайса, сак ҫине ларчӗ те хӑйшӗн ҫак самантран тытӑнса пуҫланакан паллӑ мар пурнӑҫа йӳҫӗ куҫҫульпе саламларӗ…
Егорушка почувствовал, что с этими людьми для него исчезло навсегда, как дым, всё то, что до сих пор было пережито; он опустился в изнеможении на лавочку и горькими слезами приветствовал новую, неведомую жизнь, которая теперь начиналась для него…

VIII // Ваҫлей Игнатьев. Чехов, Антон Павлович. Ҫеҫенхир: повесть; вырӑсларан Ваҫлей Игнатьев куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1988. — 116 с.

Вӑл чӳрече патне чупса пычӗ, анчах вӗсем картишӗнче ҫукчӗ ӗнтӗ, хапха патӗнчен халь ҫеҫ вӗрнӗ хӗрлӗ йытӑ хӑйӗн ӗҫне пурнӑҫланине туйса кӑмӑллӑн каялла чупса таврӑнатчӗ.
Он бросился к окну, но во дворе их уже не было, и от ворот с выражением исполненного долга бежала назад только что лаявшая рыжая собака.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics