Шырав

Сима

Ҫапла вара Сима хайхискер Жуков умне ҫитсе тӑчӗ; инспектор, диван ҫинче выртнӑ ҫӗртех туллин йӑл кулса, хӑйӑлтатакан сассипе ҫакнашкал калаҫрӗ:
И вот Сима очутился перед лицом Жукова; инспектор, лёжа на диване, хрипло говорил ему, улыбаясь во всё лицо своё:

— Пырас килмест, — терӗ Сима, аяккалла пӑрӑнса утса.
— Не хочу, — сказал Сима, отходя прочь.

Лодкӑпа ҫывӑхланнӑ хыҫҫӑн, Сима халь Жукова тата ытларах килӗштерми пулчӗ: хӑш чухне асӗнче вӑл ҫав этемӗн тачка, хӗп-хӗрлӗ аллисем унӑн хӗр-тусӗн учӗ патнелле епле тӑсӑлнине курать те — вара ҫамрӑк йӗкӗтӗн кӑкрине ҫӑтӑрах сивӗ тытса лартать, урисем чӗтреме тытӑнаҫҫӗ, вӑл куҫӗсене тискеррӗн чарса пӑрахать те хуйхӑпа асапланса мӗкӗрсе ярать.
После того, как Сима сблизился с Лодкой, Жуков стал ещё более неприятен ему: порою он представлял себе, как толстые красные руки этого человека тянутся к телу его подруги — тогда в груди юноши разливался острый холод, ноги дрожали, он дико выкатывал глаза и мычал от горя.

Сима ҫак тачка та хӗп-хӗрлӗ ҫӳҫ-пуҫлӑ, пӗчӗк куҫлӑ та ҫав тери пысӑк хӑлхаллӑ этеме пӗрре те юратмасть.
Сима не любил этого толстого рыжего человека с маленькими глазками и огромными ушами.

Сима ӑна хирӗҫ нимӗн те шарламарӗ, унтан пӗр-икӗ минут ларкаларӗ те, Жуков сиссе юличчен тӑрса кайрӗ.
Сима не ответил ему и, просидев ещё минуты две, ушёл, незаметно для Жукова.

— Ҫук, — тет ҫакна хирӗҫ Сима салхуллӑн та айӑплӑн.
— Нет, — отвечал Сима печально и виновато.

— Ҫук, — терӗ Сима, ассӑн сывласа, — юрамасть мана!
— Нет, — сказал Сима, вздохнув, — вредно мне!

Сима, сӑвӑ каласа ывӑннӑскер тата земскин ҫиллес сӑн-сӑпатӗнчен хӑраса ӳкнӗскер, нимӗн те чӗнмест.
Утомлённый чтением и напуганный строгим лицом земского, Сима молчал.

— Пӗлетӗп! — терӗ Сима пӑшӑлтатса.
— Знаю! — прошептал Сима.

Сима унӑн сӑмаххисене ӑнланаймасть, анчах хӗрарӑм ӑна ҫӑтӑр-ҫатӑр ыталаса илчӗ, васкавлӑн парӑнчӗ те, вара часах лӑпланнӑ сассипе, тарӑннӑн та пӗр виҫеллӗн сывласа, ҫапла каларӗ:
Сима не понимал её слов, она грубо схватила его, поспешно отдалась и потом сразу спокойно сказала, вздыхая глубоко и ровно:

— Юрататӑп, — тесе хучӗ Сима, шартах сиксе.
— Люблю, — ответил Сима, вздрогнув.

Сима, айӑплӑ пулнӑ пек, ӑнлантарма тытӑнчӗ:
Сима стал виновато объяснять:

Сима ун ҫине пӑхса илчӗ те салхуллӑн шӑпланчӗ, хӗрарӑм ҫилленнӗ пек туйӑнчӗ ана: Лодкӑн питҫӑмартисем шурса кайнӑ, куҫӗсене тӗксӗм кӑвак тӗс ҫапнӑ, тутине хӑй хытӑ хӗссе лартнӑ.
Сима взглянул в лицо ей и уныло замолчал, ему показалось, что она сердится: щёки у неё побелели, глаза стали тёмно-синими, а губы крепко сжались.

— Сӑвӑларӑм, — терӗ Сима, пуҫне усса.
— Да, — ответил Сима, наклоняя голову.

— Эпӗ кӗлӗ каланӑ пек янратмалла тӑвасшӑн, — терӗ Сима шӑппӑн, Лодка еннелле ҫаврӑнса.
— Я хочу, чтобы как молитва было, — тихо сказал Сима, обращаясь к Лодке.

Сима ҫирӗплетсе пуҫне сулчӗ.
Сима утвердительно кивнул головой.

— Пулла-и? — ачашшӑн ыйтрӗ Лодка, Сима пӗр хускалмасӑрах хуравларӗ:
— За рыбой? — ласково спросила Лодка, не шевелясь, Сима ответил:

Сад тавра тытса ҫавӑрнӑ чул хӳмен катӑлса тухнӑ шӑтӑкӗнче Сима тӑра парать, аллине вӑлтасем тытнӑ, тӗпсӗр тарӑн куҫӗсемпе вӑл, суккӑр ҫын хӗвел ҫине пӑхнӑ пекех, пӗр мӑчлатмасӑр, тӳррӗн, хӗрсем ҫине шӑтарасла пӑхать.
В проломе каменной стены сада стоял длинный Сима с удочками в руке и бездонным взглядом, упорно, прямо, не мигая, точно слепой на солнце, смотрел на девиц.