Шырав

Шырав ĕçĕ:

Тепӗр the word is in our database.

Тепӗр (тĕпĕ: тепӗр) more information about the word form can be found here.

Тепӗр тесен, эсир паян ӗрӗхкеленӗ те пулас ӗнтӗ?
Впрочем, кажется, вы сегодня уже подрезвились?

XII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Йӗри-тавралла пӑхса илсе тата урамра никам ҫуккине курса, кӗсйинчен вӑл Шурочка ҫыруне туртса кӑларчӗ, ӑна тепӗр хут вуласа тухрӗ те лешӗ алӑ пуснӑ тӗле тутисемпе хыттӑн-хыттӑн ҫыпӑҫрӗ.
Оглянувшись кругом и видя, что на улице никого нет, он вынул из кармана Шурочкино письмо, перечитал его и крепко прижался губами к ее подписи.

Тепӗр тесен, вӑл миҫемӗш номер тӑхӑнни паллӑ мар.
Впрочем, неизвестно, какой номер она носит.

Бондаренко сӑмахсене хӑвӑрттӑн-хӑвӑрттӑн тепӗр хут калать, вӗсене вӑл, паллах, малтан та пӗлнӗ.
Бондаренко скороговоркой повторяет слова, которые он знал, конечно, и раньше.

XI // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Юнашарта, ҫакӑн пек тӑваткӗтеслӗхрех, ҫурма ротӑн тепӗр унтер-офицерӗ — Шаповаленко ҫавнашкалах каллӗ-маллӗ ҫӳрет.
Рядом, в таком же четырехугольнике, так же ходил взад и вперед другой унтер-офицер полуроты — Шаповаленко.

Ҫапла, тепӗр хут та калатӑп… акӑ мӗн, — терӗ вӑл ҫыхӑнчӑксӑррӑн, анчах ҫине тӑрсах.
Да, и повторяю… вот что, — сказал он несвязно, но настойчиво.

X // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Тепӗр хутӗнче, асӑрхануллӑ тимлӗхпе тӑрӑшнӑн кӑтартса, анчах юриех хыттӑн кӑшкӑрса, подпоручик мӗнле ҫывӑрни, тӗлӗкре мӗн-мӗн курни пирки кӑсӑкланатчӗ.
В другой раз осведомлялся с предупредительной заботливостью, но умышленно громко, о том, как подпоручик спал и что видел во сне.

Тепӗр чухне тата, пӗтӗм ротӑна намӑс сӑмахсемпе тӑкӑлтарса тултаратчӗ те, васкавлӑн, анчах питӗ йӗплӗн хушса хуратчӗ:
Иногда же, обругав всю роту матерными словами, он поспешно, но едко прибавлял:

— Эпир пурте, Павел Павлыч, пурте тепӗр пурнӑҫ пурри ҫинчен маннӑ.
— Мы все, Павел Павлыч, все позабыли, что есть другая жизнь.

IX // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

Анчах та тепӗр каччи ӑна ҫакна тума май пур таран чӑрмантарма тӑрӑшать, дамине вӑл вӗҫӗмсӗрех пӑркалать, енчен-еннелле турткалать, хай е кутӑн чакать, е хӑяккӑн тӑрса сиккелет, кунтан та ытларах, леш ҫыннине кӑкӑрӗнченех тӗллесе, ирӗклӗ сулахай аллине хута яни те пулкалать.
Но другой кавалер старался помешать ему сделать это и всячески поворачивал и дергал свою даму из стороны в сторону; а сам то пятился, то скакал боком и даже пускал в ход левый свободный локоть, нацеливая его в грудь противнику.

Ҫапла, эпӗ тепӗр хут калатӑп: сире кама та пулин хӑвӑр чурӑр пек шутлани кирлӗ, аллӑра кӗрсе ӳкнӗ ҫӗнӗ чура.
Да, я повторяю: вам нужно только, чтобы кого-нибудь считали вашим рабом, новым рабом вашей неотразимости.

Тепӗр тесен, хӑвӑр пекех ӗнтӗ.
Как и вы меня, впрочем.

Ҫак ҫыннӑн службӑна килекен кашни ҫамрӑк офицерпах ҫыхӑннӑ шутсӑр нумай романӗсем полкра такамшӑн та паллӑччӗ, тепӗр тесен, ҫитмӗл пилӗк офицерпа вӗсен арӑмӗсен тата тӑван-пӗтенӗсен хушшинче пула-пула иртекен юрату историйӗсене пӗтӗмпех пит лайӑх пӗлсе тӑратчӗҫ кунта.
Ее многочисленные романы со всеми молодыми офицерами, приезжавшими на службу, были прекрасно известны в полку, так же, впрочем, как и все любовные истории, происходившие между всеми семьюдесятью пятью офицерами и их женами и родственницами.

Олизар ҫурма тайӑлу турӗ те, шпорӗсене чӑнклаттарса, мӑйӑхне малтан пӗр еннелле, унтан тепӗр еннелле сӑтӑрса ячӗ.
Олизар сделал полупоклон, звякнул шпорами и провел рукой по усам в одну и в другую сторону.

Олизарӗ ун аллине хӑйӗн сулахай пӗҫҫи ҫумне пӑтапа ҫапса лартнӑ пекех хӗссе тытнӑ; тепӗр аллине Петерсон лешӗн хулпуҫҫийӗ ҫине хунӑ та янахӗпе ун ҫине ачаш ӗшенчӗклӗхпе таяннӑ, пуҫне никам нихӑҫан туман манерлӗхпе хыҫалалла, залӑналла, ҫавӑрнӑ.
Он держал ее руку точно пришпиленной к своему левому бедру; она же томно опиралась подбородком на другую руку, лежавшую у него на плече, а голову повернула назад, к зале, в манерном и неестественном положении.

Вӑл, Петерсона хул айӗнчен ҫавӑтнӑскер, пуҫне мӑнаҫлан каҫӑртса, вӗҫнӗ пекех хыттӑн вирхӗнчӗ, кӗҫех вара тепӗр пӳлӗмрен унӑн сасси, — хӑй шутланӑ пек каласан, аристократла дирижер сасси, — илтӗнсе те кайрӗ:
Он понесся под руку с Петерсон, гордо закинув кверху голову, и уже из другой комнаты доносился его голос — светского, как он воображал, дирижера:

VIII // Антал Назул. Куприн, Александр Иванович. Тытӑҫу: повеҫсем; вырӑсларан Антал Назул куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш кӗнеке издательстви, 1978. — 144–392 с.

«Гето, тӑванӑмҫӑм эс манӑн, икӗ хута тытнӑ та пӗрле ҫыпӑҫтарса хунӑ, ҫапла вара пӗр енче тӗкел те тепӗр енче хӑрах пулса тӑнӑ.
«Гето, братец ты мой, взял да и склеил две бумажки вместе, и вышло, что на одной стороне чет, а на другой нечет.

Анчах тепӗр чух, пӗлетӗр-и, ку… чи-чи пысӑк чыс, тен, мӗнре мар-и… ку вӑл… сӑмахсӑрах каҫарасси…
Но иногда, знаете, это… может быть, высшая честь заключается в том, чтобы… это… безусловно простить…

— Гето… эс тӑхта… эс ан васка, — пӳлчӗ ӑна ватӑ та ӳсӗр Лех подполковник, хӑрах аллипе черкке тытнӑскер те тепӗр аллин сыппипелен сывлӑшра йӑваш хусканусем тӑваканскер, — мундир чысӗ мӗнне ӑнланатӑн-и эсӗ?..
— Гето… ты подожди… ты повремени, — перебил его старый и пьяный подполковник Лех, держа в одной руке рюмку, а кистью другой руки делая слабые движения в воздухе, — ты понимаешь, что такое честь мундира?..

Анчах пуринчен начарри, киревсӗрри Ромашовшӑн урӑххиччӗ — вӑл, полкри мӗнпур ҫын пекех, кашни балӑн, кашни платьӗн, кашни ейкеленчӗклӗ пуплев таранчченех темӗлле, кулис тепӗр енчи историне пӗлсе тӑратчӗ; темӗн те, темӗн те пытарӑннӑччӗ вара вӗсем хыҫӗнче: мӗскӗн чухӑнлӑх, тармаклану, чееленеслӗх, элек, пӗр-пӗрне курайманлӑх, провинцири хевтесӗр аристократлӑх вӑййи, юлашкинчен тата кичем, йӗрӗнчӗк ҫыхӑнусем…
Но неприятнее всего было для Ромашова то, что он, как и все в полку, знал закулисные истории каждого бала, каждого платья, чуть ли не каждой кокетливой фразы; он знал, как за ними скрывались: жалкая бедность, усилия, ухищрения, сплетни, взаимная ненависть, бессильная провинциальная игра в светскость и, наконец, скучные, пошлые связи…

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics