Шырав

Шырав ĕçĕ:

Халӗ the word is in our database.

Халӗ (тĕпĕ: халӗ) more information about the word form can be found here.

Акӑ эпӗ ҫӑвӑнтӑм, халӗ ӗнтӗ кунта чей илсе кил; ҫук, ытала-ха мана унччен! — Вера Павловна упӑшкине нумайччен ыталаса ларать.
Вот я и умылась, теперь неси сюда чай; нет, прежде обними меня! — И Вера Павловна долго не выпускала мужа, обнявши.

XX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Анчах маншӑн вӑл студентсем халӗ те шӑллӑмсем вырӑнне вӗт, ӗҫлесе ывӑннӑ хыҫҫӑн, йывӑр шухӑшсем пуҫа ҫавӑрнинчен канас килнӗ чухне манӑн кирек хӑҫан та Верочка пулас килмест: Вера Павловна вӗт-ха ӗнтӗ эпӗ; Верочка пек хавасланма хутран-ситрен аван вӑл, анчах пӗрмаях мар-ҫке.
Но ведь я и теперь смотрю на этих студентов как на младших братьев, и я не всегда бы хотела превращаться непременно в Верочку, когда хочу отдыха от серьезных мыслей и труда: ведь я уж Вера Павловна; веселиться, как Верочка, приятно по временам, но не всегда же.

XIX // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Халӗ вара час-час шухӑшлатӑп: кусем вӗсем ача-пӑча вӑййисем, эпӗ вӗсене нумайччен юратӑп, тен, карчӑк пулса вилес вӑхӑт иртсен те, эпӗ ҫамрӑксен ачалӑха аса илтерекен вӑййисене курса савӑнӑп.
А теперь часто думается: это ребяческие игры, мне долго будут они забавны; вероятно, когда я буду и старуха, когда самой будет уже не по летам играть, я буду любоваться на игры молодежи, напоминающие детство.

Вера Павловна вулать: «Ҫук, пӗччен ӑна кичем. Ӗлӗкрех ӑна кичем марччӗ. Ӗлӗкрех пӗччен мӗншӗн кичем пулман-ха ӑна, халӗ тата мӗншӗн кичем?»
Вера Павловна читает: «Нет, одной теперь скучно. Это прежде не было скучно. Отчего же это прежде не было скучно одной и отчего теперь скучно?»

Юрӑ ӑсти кулать: — Часах пӗлетӗн акӑ: эпӗ сирӗн пата пӗр ӗҫпе килтӗм, халӗ ҫав ӗҫе тытӑнар.
Певица хохочет: — Узнаешь скоро; а теперь нам надобно заняться тем, зачем я к тебе пришла.

Ку вӑл Кирсанова ҫеҫ ҫапла туйӑнать, анчах мӗншӗн ун пек ҫыхланни Лопуховсене питӗ лайӑх курӑнать: Кирсанов паллӑ та кирлӗ ҫын пулса пырать, ҫавӑнпа вара ӑна пӗлес текенсем те йышланнӑҫем йышланса пыраҫҫӗ; ӗҫне те хӑварма юрамасть ун, ахалех кахалланма пуҫлать вӑл, — мӗн пуҫлать тетпӗр ҫакӑ, иртнӗ уйӑхсенче йӑлтах кахалланса кайрӗ вӑл, ҫавӑнпа халӗ ӗҫе тытӑнма кичем те ӑна: — «Тытӑнас пулать, Александр тусӑм» — «Тытӑнмалла, Александр Матвеич!»
Это Кирсанову так кажется, а Лопуховым очень видно, почему так: он входит в известность, вот и является все больше и больше людей, которым он нужен; и работою нельзя ему пренебрегать, напрасно он начинает полениваться, — да чего, он вовсе изленился в предыдущие месяцы, вот ему и скучно приниматься за нее: «А надобно, брат Александр» — «Пора, Александр Матвеич!»

XVIII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Чӑнах та, Кирсанов ӑна ӑнӑҫлӑн пурнӑҫларӗ; хӑйӗн шухӑшне вӑл нимӗнпе те пӗлтермерӗ: пӗр сӑмах та ытлашши каламарӗ, пӗр сӑмахпа тытӑнса тӑмарӗ, пӑхса илсе те пӗлтермерӗ; вӑл ӗлӗкхи пекех Вера Павловнӑпа шӳт турӗ, хӑйне ирӗклӗн тыткаларӗ, ӑна Вера Павловнӑпа вӑхӑт ирттерме ӗлӗкхи пекех лайӑх пулчӗ; анчах ӑна Лопуховсем патӗнче ӗлӗкхи пек час-часах пулма, ӗлӗкхи пек ҫӗрӗпех ларса ирттерме кансӗрлекен чӑрмавсем тӗл пула пуҫларӗҫ, халӗ ӑна Лопухов аллинчен е сюртук лацканӗнчен час-часах ярса тытса: «ҫук, тусӑм, эсӗ ку тавлашуран халех каяймӑн», тет; ҫапла вара, Кирсановӑп Лопуховсем патӗнче ирттерекен вӑхӑтне нумайрах та нумайрах юлташӗн диванӗ патӗнче ларса ирттермелле пулчӗ.
И действительно он исполнил его удачно: не выдал своего намерения ни одним недомолвленным или перемолвленным словом, ни одним взглядом; по-прежнему он был свободен и шутлив с Верою Павловною, по-прежнему было видно, что ему приятно в ее обществе; только стали встречаться разные помехи ему бывать у Лопуховых так часто, как прежде, оставаться у них целый вечер, как прежде, да как-то выходило, что чаще прежнего Лопухов хватал его за руку, а то и за лацкан сюртука со словами: «Нет, дружище, ты от этого спора не уйдешь так вот сейчас», — так что все большую и большую долю времени, проводимого у Лопуховых, Кирсанову приходилось просиживать у дивана приятеля.

Тепӗр тесен, хӑвна ху тыткалассине хӑвӑрт улӑштарма пӑрахас пулать; ун пек кайни вӑл ҫӑмӑл пулнӑ пулӗччӗ, анчах вӑл усӑллӑрах пулнӑ пулӗччӗ, Кирсанова асӑрханӑ пулнӑ пулӗччӗҫ, урӑхла каласан, халӗ вӑл путсӗр те ирсӗр ӗҫ пулнӑ пулӗччӗ (Кирсановӑн эгоизм теорийӗ тӑрӑх), айван, шухӑшласа туман ӗҫ пулнӑ пулӗччӗ.
Да и вообще от всякого быстрого перерыва отношений надобно отказаться; такое удаление было бы легче, но оно было бы эффектно, возбудило бы внимание, то есть было бы теперь пошлостью и низостью (по кирсановской теории эгоизма — глупостью, нерасчетом).

Ӗлӗкхи пек, кӳреннӗ пек пулса, хӑйне хӑш енчен те пулин лайӑх мар кӑтартма юрамасть: пӗр япалапах икӗ хут улталаймӑн; иккӗмӗш хут та ун пек туни вӑл пӗрремӗш хут туни мӗне пӗлтернине ҫеҫ уҫса панӑ пулӗччӗ, Кирсанов халӗ ҫеҫ мар, ун чухне те герой пулнине кӑтартса панӑ пулӗччӗ.
Прежняя штука, притвориться обиженным, выставить какую-нибудь пошлую сторону характера, чтобы опереться на нее, не годится: два раза на одном и том же не проведешь; вторая такая история лишь раскрыла бы смысл первой, показала бы его героем не только новых, но и прежних времен.

Манӑн ӗҫ халӗ акӑ епле: эпӗ хӗрлӗ эрех юрататӑп, ман умра питӗ лайӑх эрехпе тултарнӑ курка ларать; анчах мана ҫав эрехе наркӑмӑш янӑ пек туйӑнать.
Мое положение вот какое: я люблю вино, и передо мною стоит кубок с очень хорошим вином; но есть у меня подозрение, что это вино отравлено.

XVII // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Ку вӑл теори чӗлхи ҫинчен ахаль чӗлхе ҫине куҫарсассӑн ҫапла, анчах Кирсанов хисеплекен теори ырӑ кӑмӑллӑх евӗр чечен сӑмахсене икӗ тӗрлӗ ӑнланма пулать е пачах та ӑнланмалла мар тесе шутлать, ҫавӑнпа Кирсанов хӑйӗн сӑмахӗсемпе ҫапла каланӑ пулӗччӗ: «Кашни ҫынах эгоист, эпӗ те эгоист; халӗ ӗнтӗ ыйту тухса тӑрать: мӗн усӑллӑрах маншӑн, унран пӑрӑнни-и, юлни-и?
Это в переводе с теоретического языка на обыкновенный; а теория, которой держался Кирсанов, считает такие пышные слова, как благородство, двусмысленными, темными, и Кирсанов по своей терминологии выразился бы так: «Всякий человек эгоист, я тоже; теперь спрашивается: что для меня выгоднее: удалиться или оставаться?

Халӗ идилли тенине килӗштерсех каймаҫҫӗ, эпӗ ӑна хам та пачах юратмастӑп, — уҫӑлса ҫӳреме юратман пекех, спаржӑна юратман пекех юратмастӑп эпӗ ӑна, — сахал-и вӑл эпӗ юратман япала, — пӗр ҫын пур тӗрлӗ апата та, пур тӗрлӗ йӑпанмаллисене те килӗштерме пултараймасть-ҫке-ха; анчах ҫав мана килӗшмен япаласем питӗ лайӑх япаласем пулнине, вӗсем нумай ҫынна килӗшнине е килӗшме пултарнине эпӗ пӗлетӗп.
Идиллия нынче не в моде, и я сам вовсе не люблю ее, то есть лично я не люблю, как не люблю гуляний, не люблю спаржи, — мало ли до чего я не охотник? ведь нельзя же одному человеку любить все блюда, все способы развлечений; но я знаю, что эти вещи, которые не по моему личному вкусу, очень хорошие вещи, что они по вкусу, или были бы по вкусу, гораздо большему числу людей.

XVI // Николай Сандров, Владимир Садай. Чернышевский, Николай Гаврилович. Мӗн тумалла?: роман; вырӑсларан Николай Сандров, Владимир Садай куҫарнӑ. — Шупашкар: Чӑваш АССР государство издательстви, 1957. — 495 с.

Чӑнах та, Лопуховсем патӗнче Кирсановсӑр пуҫне никам та ҫук чухне Лопухов час-часах рояль ларакан залран диван ҫине кайса ларать; рояльне халӗ Вера Павловна пӳлӗмӗнчен зала шутарса лартнӑ, анчах ку вӑл Дмитрий Сергеича нумай хӑтараймасть: тепӗр чӗрӗк сехетрен, нумай пулсан, тепӗр ҫур сехетрен, Кирсановпа Вера Павловна та, рояле пӑрахса, диван патне пырса лараҫҫӗ; анчах Вера Павловна диван патӗнче нумай лармасть, часах вӑл диван ҫине кӑштах таянса ларнӑ пек пулать; диван сарлака пулнӑ пирки упӑшкине ларма тӑвӑр мар; ытлашши ирӗкех те мар ӗнтӗ, анчах вӑл упӑшкине хӑрах аллипе ыталаса тытнӑ, ҫавӑнпа упӑшкине ларма кансӗрех мар.
Правда, когда у Лопуховых нет никого, кроме Кирсанова, диван часто оттягивает Лопухова из зала, где рояль; рояль теперь передвинут из комнаты Веры Павловны в зал, но это мало спасает Дмитрия Сергеича: через четверть часа, много через полчаса Кирсанов и Вера Павловна тоже бросили рояль и сидят подле его дивана: впрочем, Вера Павловна недолго сидит подле дивана; она скоро устраивается полуприлечь на диване, так, однако, что мужу все-таки просторно сидеть: ведь диван широкий; то есть не совсем уж просторно, но она обняла мужа одною рукою, поэтому сидеть ему все-таки ловко.

Кунсӑр пуҫне Лопуховсем патӗнче хӑнасем унчченхинчен час-часрах пула пуҫларӗҫ; унччен, ҫамрӑксене шутламасан, — мӗскер хӑни темелӗх ҫав ҫамрӑксем? — вӗсем тӑвансем кӑна, — Мерцаловсем кӑна пулнӑ темелле; халӗ Лопуховсем вӗсем пекех кӑмӑллӑ ик-виҫӗ ҫемьепе ҫывӑх пурӑнма пуҫларӗҫ.
И кроме того, у Лопуховых чаще прежнего стали бывать гости; прежде, не считая молодежи — какие ж это гости, молодежь? это племянники только, — бывали почти только Мерцаловы; теперь Лопуховы сблизились еще с двумя-тремя такими же милыми семействами.

Анчах халӗ Вера Павловна час-часах мастерскойран васкаса таврӑнма пуҫларӗ: оперӑна кайма тумланса ӗлкӗрес пулать-ҫке-ха, халӗ вӗсем час-часах оперӑра пулаҫҫӗ, виҫҫӗн те пулаҫҫӗ, Кирсановпа Вера Павловна иккӗшех те каяҫҫӗ.
Но теперь часто случается, что Вера Павловна спешит из мастерской, чтобы успеть одеться в оперу: теперь они очень часто бывают в опере, наполовину втроем, наполовину один Кирсанов с Верою Павловною.

Халӗ Вера Павловнӑпа Дмитрий Сергеич пӗрле ытларах лараҫҫӗ ӗнтӗ, Кирсанов ҫӳремен чухне вӗсем сахалтарах лараканччӗ.
Теперь Вера Павловна и Дмитрий Сергеич просидят вместе гораздо больше времени, чем когда не было тут же Кирсанова.

Халӗ унӑн мастерскоя каймалла пулсассӑн, вӑл ун ҫинчен малтанах Кирсанова каласа хурать те, Кирсанов ӑна ӑсатма пырать.
А теперь, если ей нужно быть в мастерской вечером, об этом уже накануне сказано Кирсанову, и он является провожать ее.

Вера Павловна хӑйӗн кунне епле ирттерет-ха халӗ?
Какой был теперь характер дня Веры Павловны?

Вера Павловна ӑна Крюковӑшӑн тунсӑхлассишӗн йӑпатма пуҫланӑ хыҫҫӑн икӗ-виҫӗ уйӑх иртнӗренпе мӗн пулать-ха ӗнтӗ халӗ?
Да и что же было теперь, через два-три месяца после того, как Вера Павловна стала развлекать его от грусти по Крюковой?

Чӑннипе илсен, уншӑн Кирсанов часах тунсӑхлами пулнӑ; анчах тунсӑх чӑнах та иртсе кайнӑ хыҫҫӑн вӑл ҫаплах-ха хӑй тунсӑхланине астунӑ, анчах вӑл хӑй тунсӑхлами пулса ун ҫинчен аса илме ҫеҫ пуҫларӗ, — халӗ акӑ вӑл Вера Павловнӑна пула пысӑк инкеке кӗрсе ӳкнине курчӗ.
Грусть Кирсанова по ней, в сущности, очень скоро сгладилась; но когда грусть рассеялась, на самом деле ему все еще помнилось, что он занят этой грустью, а когда он заметил, что уже не имеет грусти, а только вспоминает о ней, он увидел себя в таких отношениях к Вере Павловне, что нашел, что попал в большую беду.

Страницăсем:

Corpus of the Chuvash language

Шырав

Шырав ĕçĕ:

Menu

Statistics